- А это ещё что такое?!

Троица в милицейских кепках и куртках из кожзаменителя долго себя нам разглядывать не позволила: милиционеры сразу сообразили, что им пора сматываться. Что они и сделали. Молча.

Мы с мамой вернулись в нашу квартиру. Продолжать пляску и прыжки мы больше не стали, а пошли втроём (мама, Полина, я) курить на кухню. Во время курения мы стали обсуждать случившееся. Кто из нас что именно говорил, я не помню, поэтому привожу наши высказывания без указания их авторов:

- Этот Корнев... Да кто он такой? Да что это он о себе возомнил? В конец распустился! Думает, что он здесь король, и ему всё можно.

- А вообще-то, здорово вышло. Ведь кто из нас думал, что у нас ТАК получится? Пусть знают наших!.. А ведь этот, в майке, хотел выманить меня на лестницу, чтобы подраться!..

- Да-а... Но какая же подлость со стороны Корнева: подослал провокатора, рассчитывал, что тот сможет выманить тебя из квартиры и устроить с тобой драку или избиение (он, ведь, крепче тебя), а затем подскочил бы он сам с нарядом из засады, и скрутили бы тебя да увезли бы в милицию. И побили бы ещё. И в момент задержания, и в милиции.

- Это точно. Потому что ты выступил против их человека.

- Человека... Нет, его нельзя уже называть человеком. Люди - существа социальные, то есть живущие сообща, в обществе, считаясь с интересами других людей. А этот Корнев, постоянно врубая Таню Буланову на всю катушку, пытал нас ею, не давая нам жить спокойно. А подлость на лестнице с выманиванием меня на живца? Это же охота зверя, жаждущего моей крови!

- Точно: зверь. Причём хищный зверь. И точно бы подложил тебе в карманы какой-нибудь наркотик. Они, ведь, часто так делают. А в твоём случае, когда ты перешёл дорогу менту и стал ему мешать-досаждать, однозначно, он захотел бы с тобой расправиться таким способом...

- А вы обратили внимание, как поразительно быстро явилась милиция? По вызовам простых граждан её или не дождёшься, или она является слишком поздно. Помните, мы вызывали милицию из-за бомжей, а потом из-за соседей сверху? Ведь её не было ни в том, ни в другом случае. А тут: какая оперативность! Всего через 10 минут! Это с момента начала наших прыжков. Только мент для самого себя мог организовать прибытие милицейского наряда так быстро.

- Да уж.

- Да-а.

В разговоре наступила пауза. Все молча курят.

- Мент родился! - этим сообщением прервал я тишину. - На смену Корневу. Он, ведь, переродился в зверя. Из мента в зверя. И, я думаю, что пора идти в прокуратуру заявлять о нём как о звере. Звере в погонах. Я подробно опишу развитие нашего с ним конфликта. Может, его и уволят тогда. Что было бы справедливо. А если не заявлять, он, точно, начнёт мстить всем нам и мне в первую очередь. Я завтра же пойду в прокуратуру. Сейчас чай попьём, и пойду писать заявление.

- Правильно, давай пиши.

Мы вернулись в большую комнату пить чай-кофе со сладостями. За столом снова воцарилась празднично-весёлая атмосфера, и мы к теме конфликта с соседом-зверем более не возвращались.

По окончании праздничного застолья я написал подробное заявление в прокуратуру, в котором последовательно описал и вытворяемые соседом-зверем безобразия с громкой мощной музыкой, и про засланного соседом-зверем провокатора-"гимнаста", и про милицейскую засаду с соседом-зверем во главе. Да, я так и называл Андрея Корнева в заявлении - зверем в погонах, обосновав. Как-нибудь по-другому я его в заявлении не называл: слишком много чести - сочинять ещё какие-нибудь подходящие ему гнусные определения и предоставлять возможность оценивать мою фантазию в этом деле. До кучи я подчеркнул, что зверь в погонах неофициально сдаёт всякому сброду комнату (так мы решили, раз "гимнаст" заявился в майке и тренировочных штанах), что делать нельзя, а ментам тем более. Я отнёс заявление в прокуратуру, и мы стали ждать применения репрессивных мер в отношении Андрея Корнева. И вот через какое-то не очень большое время нам пришло письмо из милиции. Из отдела милиции, в котором разбойничал ("работал" могу написать только в кавычках) Андрей Корнев. То есть прокуратура "спустила" моё заявление для принятия мер туда, где он "работал". В ответе на моё заявление сообщалось, что информация, изложенная в нём, частично подтверждена, и с милиционером Корневым А. проведена воспитательная беседа. И всё. И как прикажете понимать такой ответ? Что означает, что информация подтверждена лишь частично? Что в неподтверждённой части я сочиняю или, если резче сказать, вру? То есть я врун! Я врун? И каково соотношение подтверждённой и неподтверждённой частей? То есть мне остаётся гадать, какой я врун - большой или маленький? А судя по принятой мере к Корневу А. - всего лишь какой-то воспитательной беседе, можно сделать вывод, что я в глазах милиции большой врун, ведь, если бы милицией подтвердилось всё, что я написал в своём заявлении, то Корнева А. следовало бы изгнать из милиции пинком под зад. И вообще, скажите, кто и с кем обычно проводит воспитательные беседы? Насколько я знаю, такие беседы проводят участковые милиционеры с проживающими на их участке бывшими уголовниками да с "трудной" молодёжью, склонной к правонарушениям. А ещё напоследок следует указать на форму ответа из милиции. Он был написан на клочке бумаги размером менее половины стандартного листа А4 - на узенькой такой полоске. Ещё один способ показать своё неуважение к нам, порядочным людям. И какой же я делаю вывод после получения такого вот ответа-отписки милиции? А вот какой. Милицейские чины нашего отдела, защищая зверя Корнева А., показывают-доказывают, что он для них свой, и они такие же, как и он, то есть тоже звери в погонах. Печально. Одно хоть радует, что больше громкой мощной музыки у соседа-зверя не звучало, чего мы и добивались.

Иван Грозный

Весной мы пошли с Улей в Манеж, что у Исаакиевского, на выставку И. С. Глазунова, творчество которого я полюбил ещё в 1988 году, когда в первый раз увидел его картины в этом же Манеже. На этот раз длинной-предлинной очереди не было, как в два прошлых раза... Во время осмотра картин мы с Улей не молчим, а обмениваемся впечатлениями от них, либо я выдаю Уле какую-нибудь интересную информацию в доступной ей форме. И вот мы смотрим картины уже на втором этаже Манежа. И во время перехода от одного стенда с картинами к другому Уля вдруг остановилась и с улыбкой сообщает мне тихо:

- Лёша, а ведь я его знаю! - и поворотом головы указывает мне на расположенный поодаль в проёме между стендами, вдоль которых мы идём, известный мне по предыдущим выставкам Глазунова большой портрет. - Это Иван Грозный! - повернулась Ульяна ко мне лицом с расплывшейся уже до ушей улыбкой.

Мы, естественно, сразу же поворачиваем направо к портрету царя с характерными профилем и бородкой в золотом одеянии и шапке.

- Как на картах, - отмечает Уля, выдавая свой источник знания этого царя.

"Надо же, запомнила! А ведь мы играли этой колодой ох как давно, даже не помню когда! Впрочем, чему тут удивляться? Выражение лица его, ведь, что на картах, что на портрете действительно грозное, так что эпитет "грозный" легко мог отложиться в памяти ребёнка", - быстро прокрутив в голове эти мысли, вслух я замечаю:

- Да, похож, - и улыбаюсь в ответ Уле...

Весной 2000 года мать узнала, что я хожу в казино. Нет, я ей не говорил, а она сама поняла, увидев у меня в комнате исписанные числами картонки с логотипом казино "Конти груп". Я накануне поздно вечером пришёл домой под шафе и забыл вытащить из кармана рубашки эти картонки. А утром следующего дня, выходного, мать забрала стирать эту рубашку.

- Так вот ты где пропадаешь? Деньги, что ли, завелись? - спросила меня она, тряся передо мной картонками.

- Да нет, - ответил я.

- Проиграл, что ли?

- Да ничего я не проигрывал! Отстаньте от меня с расспросами! Я хожу, куда хочу и с кем хочу - я уже не маленький. Отдаю деньги? - Отдаю! А остальное - не ваше дело!