- Конечно, Анна Ивановна. Переживу.
- Сама ужасаюсь этим дурдомам. Может, было бы лучше, если бы Вы попали не в дурдом, а в тюрьму?
- Нет, Анна Ивановна. Тогда это были бы точно потерянные года. В тюрьме я точно не смог бы написать свою Книгу. И Интернета там нет (прим.: я ведь общаюсь через Интернет не только с Ульяной, но и с издательствами; и на сайты Путина и Медведева писал, откуда сейчас жду положительных для себя решений относительно моего будущего и издания моих книг-живу надеждой).
- Ой, как бы больничное начальство не запретило вообще интернет, когда узнает, что Вы пишете Путину с Медведевым!
- Я не боюсь этого. Я надеюсь, что решение моего вопроса будет положительным, и больничное начальство побоится что-либо предпринимать при мне в больнице и даже тогда, когда меня уже здесь не будет. Наверное, только в России запрещён в таких местах Интернет. Это же дикость! Дурдом в голове у больничного начальства.
- Да, Вы правы. Я верю. У Вас получится решить свои вопросы, и Интернет не запретят. А Ульяна звонила только что, и я ей сказала решение начмеда,-завершила разговор Анна Ивановна и ушла из палаты.
- Дурдом! - воскликнул лежащий на кровати пациент Андрюха.
- И ты верь мне: Интернет не запретят! Побоятся меня! Ты же меня знаешь, что я не дурак!
- Да, знаю...
Вот посмотрите! Токарь на заводе отвечает за брак в детали, и грузчики за разбитый товар, а должностные лица, которые должны принимать ответственные решения, неконтролируемы, а потому принимают безответственные решения. С них никто не спрашивает за их брак в работе. Начмед дурдома не захотел вникать, кто я, что я из себя представляю, поленился (а зачем вникать, если никто не спросит?!), не доверился мнению Анны Ивановны, и действовал-запрещал, а, по сути, бездействовал. Также поступали мои эксперты психологи и психиатры, судьи, прокуроры, лечащие врачи и заведующие на других отделениях, не желая работать, но получая зарплаты. За безответственность. Я знаю, что с этим явлением делать. Возлюби меня скорей, доверься мне, Народ, и выбирай в свои верховные правители, как бы они не назывались! Мой жизненный опыт, мои знания помогут мне победить безответственность в нашей стране. В России. Только тогда она станет великой. И богатой. Когда все будут трудиться на совесть. И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно. Ответственность! Ответственность! И ещё раз ответственность! Каждый будет отвечать за свои дела и слова, которые тоже, суть, дела. И не только на небе, но и на земле. Если меня изберут. Ты же хочешь счастья, мой многострадальный Народ! Я тебе его дам.
Побег
Облом моего отпуска произошёл в четверг 31 июля. Я в этот же день написал об этом предыдущую главу и сразу же отправил свою Книгу Президенту России, Администрация которого после прошлого обращения к нему сообщила мне, что моё обращение к Президенту с моей автобиографической Книгой "...на Марс,..." и моими снами отправлены в Правительство Санкт-Петербурга для решения моего вопроса по существу. И я в четверг попросил Президента переслать туда же, то есть в Правительство Петербурга, свежую версию моей Книги, то есть с главой про великий облом. А что же случилось в этот же день-четверг вечером? Побег с нашего отделения одного психа-дурака. Утром в пятницу я пошёл в кабинет врачей, чтобы передать Анне Ивановне Ласточкиной (своему лечащему врачу) флешку с написанной главой про мой облом. Я знал, что она сразу прочитает её. В 9 утра у нас обломился второй перекур. Нам объявили, что в связи с побегом одного психа-дурака будут страдать все. Мне представляется, что это совсем не тот случай, когда введение круговой поруки может быть эффективно-полезно. Это была инициатива старшей медсестры нашего 8-го отделения Татьяны Владимировны - ввести ограничение курения до 5 сигарет в день и пользования компьютерами только до обеда. А ведь она знала, что я на компьютере занимаюсь Делом, а не игрушками. И SÜR СНЫ она читала. И про то, что я пишу автобиографическую Книгу, она тоже знала. То есть могла бы меня не наказывать хотя бы из боязни меня, что я отражу её поведение в своей Книге. Но она была самоуверенной дурой. Я ведь к ней подошёл, и сделал попытку заговорить с ней о неразумности, неправильности введения круговой поруки. Но она меня слушать не стала. Теперь ей придётся читать хотя бы эту главу и предыдущую. В 11 часов был второй перекур на улице. После которого я решил зайти к Анне Ивановне, чтобы высказать ей свою позицию относительно введения старшей медсестрой ограничений с надеждой наложения на них вето Анной Ивановной, которая в это время исполняла и обязанности заведующей отделением Маргариты Александровны Арестовой. Я попросил санитара постучаться в кабинет врачей и доложить Анне Ивановне о моём желании срочно с ней поговорить. Санитар открыл дверь в кабинет своим ключом, зашёл в кабинет. В тот самый момент, когда он заглядывал во вторую дальнюю комнату кабинета, в него стал заходить другой врач отделения, усатый дурак-бездельник, который в отличие от Анны Ивановны совсем не занимается своими пациентами, а приходит на работу не работать, а просто посидеть в кабинете (О Боже! Как же мне повезло, что ты послал мне лечащим врачом Анну Ивановну, а не этого пожизненного бездельника и дурака - он всегда был таким: об этом говорят медсёстры, знающие его, что и на предыдущих работах он был таким же "работничком"). И в этот момент, когда я жду от санитара ответа, пускает ли он меня в кабинет или нет, этот усатый дядька меня, стоящего в коридоре, спрашивает:
- Чего надо?
- Хочу поговорить с Анной Ивановной, - отвечаю я.
- Ты уже был сегодня утром. На сегодня хватит.
- У меня срочное дело. И не вам решать, хватит или нет. Вы не мой врач.
- Иди давай. Я сказал!
- Чего вы меня посылаете? Сами идите. Идите, куда хотите, можете и подальше! Чего мне бояться? Я не псих и не дурак!
Санитар выглянул из дальней комнаты кабинета и сообщил мне, что Анны Ивановны нет на месте в кабинете. Я вышел вместе с санитаром в холл отделения и попросил его передать Анне Ивановне, что мне нужно к ней по неотложному делу (я никогда не злоупотреблял словами типа срочное дело, неотложное дело).
После неудачной попытки срочно переговорить с Анной Ивановной я пошёл на свою половину отделения. Мне встретилась сестра-хозяйка, и она попросила меня спустить из помещения через крыльцо (именно через: там сначала ступенька вверх, затем через 3 шага ступеньки вниз) новую тележку, которую она боялась оставлять на улице, так как её могли укатить пациенты-работники с других отделений, на которых тележки старые-раздолбанные с тяжело вращающимися колёсами. Я с другим пациентом схватил нашу тележку и стал её нести из помещения на улицу. И при узком повороте, в который едва вписывалась тележка, в дверном проёме напарываюсь предплечьем на петлю с острыми углами для навесного замка. Я чуть не уронил себе тележку на ноги, споткнувшись на первой ступеньке! А сестра-хозяйка мне говорит:
- Ты далеко не первый. Последней была старшая медсестра. Она порвала об эту петлю себе рукав на халате.
Вот какая дура эта старшая медсестра Татьяна Владимировна! Сама зацепилась, и не приняла меры к устранению халтуры плотников. И я пострадал из-за неё. Пришлось даже мазать руку зелёнкой.
Сразу после обеда приказали сдать компьютеры в кладовку. В тихий час приходит в мою палату Анна Ивановна, садится на мою кровать и говорит мне:
- Мне уже доложили, как Вы хотели поговорить со мной. Вы действительно угрожали его убить?
Я сразу догадался, что этот усатый возвёл на меня поклёп.
- Да что Вы, Анна Ивановна! Разве можно верить этому дураку и бездельнику?! Я всего-то сказал ему, чтобы он шёл и подальше.
- А Вы точно подметили! Дурак и бездельник.
- Так поверьте, что я вообще не угрожал!
- Ладно. Верю.
- А вообще, я хотел Вам рассказать о закручивании гаек на отделении старшей медсестрой. Об ограничении курения до 5 сигарет в день и пользования компьютерами только до тихого часа.