— Можем и здесь, если тебе не в падлу слушать, — Юра стремительно разворачивается, смотрит на него свысока — и как только получается при такой разнице в росте? — и едва ли сам не напирает. Жан-Жак продолжает улыбаться, так сладко и нежно, что становится не по себе даже Отабеку.

Особенно ему, потому что он знает — ничем хорошим это не закончится.

Они все взвинчены и раздражены.

— Мне не в падлу слушать, — Жан-Жак скрещивает руки на груди и смотрит с вызовом. Не на Юру, на Отабека. Но не по себе уже становится Юре. Он чувствует, что что-то в атмосфере меняется, воздух вокруг трещит и сверкает. И эта вовсе не та химия, а самая настоящая физика с электричеством, которое сейчас спровоцирует пожар, и они все в нём сгорят заживо.

— Целовались, да? — Жан-Жак передразнивает Отабека, припоминая один из недавних разговоров. Передразнивает, улыбается и смотрит так, что Юра, поддаваясь инстинкту самосохранения, пятится назад. Он не боится драки, тем более лицо ему сейчас беречь не нужно — никаких спектаклей, никакого турне и ни единого выступления. Вот только не хочется впутываться туда, где сейчас всё кишит аспидами: в голосе Жан-Жака, в его взгляде, в каждом движении. И Отабек сразу подбирается, напрягается и вдруг с вызовом отвечает:

— Целовались.

Юра вздрагивает от этого слова, словно его самого только что ударили плетью. Отабек расправляет плечи и не сводит взгляда с Жан-Жака, тот буравит его своим.

— Понравилось?

Отабек чувствует, что должен сделать шаг назад, должен смягчить и без того жёсткую посадку их самолёта под названием «дружба», который терпит крушение, грозя проломить бетонные плиты носом и сломать оба крыла, но не может прогнуться в этот раз. Словно он становится твёрдым и не гибким, как жердь. Отабек знает, что это неправильно. Что он поступил неправильно, что сейчас виноват он. Но в нём что-то перемыкает. Справа стоит Юра, смотрящий то на него, то на Жан-Жака, а у Юры тёплые и мягкие губы, к которым так хочется прикоснуться ещё раз. Отабек почти уверен, что пожалеет об этом позже. Но сейчас он вскидывает голову и говорит:

— Понравилось.

Жан-Жак бьёт резко, не задумываясь, сжав ладонь в кулак. Он попадает по лицу Отабека, кожа на его щеке лопается, и на лице почти сразу образовывается некрасивая ссадина. Удар достаточно сильный, потому что Отабека отшвыривает, но он моментально вскакивает на ноги и бросается в ответном прыжке на Жан-Жака.

— Да вы спятили, придурки! — орёт где-то Юра, до которого наконец доходит, почему «не могли бы». Он попадает меж двух огней, между двух друзей, и ему это совсем не нравится. Он не хочет быть помехой чьим-то отношениям, пусть даже дружеским.

Драка выходит быстрая и грязная. Они катятся по асфальту клубком, елозят лицами друг друга по бетону, наваливаются сверху и пригвождают к земле. Выламывают руки, давят на спины и пытаются вырваться из чужого захвата. Юра пытается их разнять, но сам тоже получает. Он психует, орёт на них и ругается, пинает каждого по несколько раз, но это не приносит никаких результатов — слишком сильно вцепились они друг в друга, рыча и пыхтя, не перебрасываясь даже и словом. Просто сосредоточенно друг друга уничтожая.

Их разнимают несколько парней, которых притаскивает Мила. Она же выливает на обоих по литру ледяной воды из бутылок, предусмотрительно захваченных с собой.

— Какого хрена вы устроили? — Юра почти топает ногами, потому что перенервничал из-за происходящего. Его трясёт, и он ужасно хочет дать по роже каждому из них, но стоит и смотрит в их всё ещё не до конца спокойные лица.

И Отабек, и Жан-Жак тяжело дышат, но больше не бросаются друг на друга. Их отпускают, Мила строго смотрит на каждого и берёт Юру под локоть.

— Пойдём, пусть разберутся, — говорит она.

— Но… — Юра не уверен, что их стоит оставлять.

— Пойдём, — голос Милы твёрд. Она достаточно знает каждого, чтобы даже не будучи в курсе причины ссоры понять, что этим двоим надо поговорить.

Юра кивает и плетётся за ней. В его голове такая каша, всё перепуталось и сплелось в какой-то неприятно вязкий ком. И Юра пока не хочет в этом разбираться. Почему-то вспоминается, что целоваться полез он сам. И что Отабек на поцелуй не отвечал. И что Жан-Жак сразу заспешил оборвать их разговор наедине, когда тот стал переходить из стадии «отстранено дружеского» в стадию «личного». Он оборачивается и смотрит на обоих, не зная, как теперь себя вести. Юра ведь не дурак — понимает теперь, что нравится обоим. И что они почти наверняка заключили договор вроде того, в котором пообещали друг другу не переступать невидимую черту.

Забавно. Юра невесело хмыкает. Никто из них и не переступил. Шаг вперед сделал он сам, в обоих случаях. Не слишком приятное открытие.

Отабек и Жан-Жак сидят у стены здания прямо на холодном асфальте, упёршись спинами в такой же холодный кирпич. Отабек прикладывает к разбитому носу закрытую банку с пивом, Жан-Жак игнорирует распухающие и кровоточащие губы и извлекает из внутреннего кармана куртки пачку сигарет. Он курит редко, но постоянно носит их с собой. На всякий случай, и случай всегда настаёт неожиданно.

— Знаешь, если бы ты попросил сразу, я бы не стал возражать, — говорит он, прикуривая и глубоко затягиваясь. — Но ты солгал. Сам согласился на правила и сам же их нарушил. И даже если бы ты ко мне пришёл и рассказал бы всё, я бы понял, но ты предпочёл солгать.

— Я не лгал, — Отабек терпеть не может оправдываться, но выбора нет. — Я просто не знал, как тебе сказать.

— И решил вообще не говорить?

— Нет, решил дождаться подходящего времени.

— Юра выбрал момент лучше тебя.

Жан-Жак хрипло смеётся, но веселья в его голосе не слышно. Отабек перехватывает сигарету у него из пальцев, затягивается сам, выпускает дым и прикрывает глаза. Голова немного болит, да и тело ноет — Жан-Жак не только отлично умеет кататься на коньках, но и знает, как владеть кулаками. Впрочем, судя по виду самого Жан-Жака, чувствует он себя не намного лучше.

— Я не отступлю.

— Ты же сказал… — Отабек поворачивается к нему и отдаёт сигарету. Жан-Жак принимает её, крутит в пальцах и смотрит, как тлеет её кончик.

— Теперь не отступлю. Пусть он сам выберет.

— Мне кажется, он уже выбрал, — Отабек не хочет соревноваться. Он хочет, чтобы Юра сразу стал его. Раз уж недомолвки с Жан-Жаком закончились.

— Только потому что вы целовались? Это ведь мог быть кто угодно. В тот раз, когда я его последний раз возил, это мог быть я, понимаешь?

— Но это был я, — замечает Отабек. Он не смотрит на Жан-Жака, не хочет видеть выражение его лица. Вместо этого изучает дырку, сделанную во время драки, на своих штанах, теребит её пальцем, растягивая края, и добавляет. — И он пришёл поговорить со мной.

Молчание повисает на несколько долгих секунд. Жан-Жак подтягивает к себе ноги, тушит окурок и отшвыривает его щелчком подальше.

— Всё равно. Будет честно, если мы оба попробуем.

— Будет…

— Меня спросить не хотите? — Юра появляется неожиданно и нависает над ними тёмной башней.

Удивительно, как с его невысоким ростом и хрупким телосложением у него получается выглядеть действительно устрашающе. Жан-Жак даже сглатывает, но взгляд отвести не может.

— Я в этом не участвую, ясно? — шипит Юра разъярённой кошкой. — Ни с кем из вас, понятно говорю?

— Ты не можешь нам запретить, — Жан-Жак улыбается разбитыми губами, но самодовольного выражения лица у него не выходит. Смотрится жалко, как и вся ситуация — абсурдная, бессмысленная и действительно жалкая.

Отабек молчаливо поддерживает. Юра вздыхает. Он и правда не хочет участвовать в этом. Но оба взгляда, направленные на него, такие обнадёженные, что и устоять невозможно. На Юру нечасто так смотрят — искренне, с неподдельным восторгом и… азартом? Он ловит себя на том, что ему нравится эта смесь эмоций.

Он ещё раз вздыхает, садится рядом с ними на корточки и достаёт из глубокого кармана флакон с перекисью и несколько ватных дисков.