Но сил на борьбу уже почти не остаётся. Юра видит в коридоре Виктора, сидящего на подоконнике и строчащего кому-то сообщение на телефоне, подходит к и опускается рядом, кладя голову ему на плечо. Потому что очень хочется просто обессилено упасть прямо на пол, потому что поддержки просить не у кого, потому что просто не остаётся желания ни на что.

Виктор понимает без слов и позволяет ему несколько минут молчаливой слабости, убирая телефон в карман.

========== Глава 2 ==========

Когда Жан-Жак вспоминает своё детство, то в первую очередь думает о том, что всегда был хорошим мальчиком, который не хотел расстроить свою семью. Он хорошо учился, всегда вежливо здоровался с приятелями родителей и послушно играл на фортепиано на дне рождения бабушки, хотя терпеть не мог этого делать.

С Отабеком они познакомились в семь лет, когда столкнулись на катке, где оба стали заниматься у одного тренера фигурным катанием. Они были почти ровесниками, всего год разницы, и Отабека тоже считали хорошим мальчиком. На каток его приводила мать, иногда отец. И никто из них не считал, что Отабек обязан стать мировым чемпионом, просто позволили ему делать то, что он хочет. И если это фигурное катание — они были не против.

У Жан-Жака всё сложилось по-другому. Он любил фигурное катание, ему нравился лёд и звук скольжения лезвия конька, нравилось чувствовать себя усталым и ощущать эйфорию после победы на соревнованиях. Ему говорили, что у него огромный потенциал и невероятные способности для продолжения карьеры. И это тоже ему нравилось. Единственное, что его по-настоящему напрягало — это полные надежды глаза родителей, вешающие на него непосильный груз из их собственных невыполненных мечтаний. Жан-Жак был хорошим мальчиком и не мог отказать им.

— Встретил сегодня нашу принцессу, — Жан-Жак заваливается в квартиру Отабека именно с этими словами. В его руках несколько бутылок пива и огромный пакет с чипсами, который они не съедят даже наполовину. — До сих пор не могу поверить, что он занимается балетом.

Отабек пожимает плечами, забирает чипсы и отпихивает собственные ботинки в угол прихожей, чтобы Жан-Жак мог разуться.

— У него хорошая осанка и такой… особенный шаг. Я бы очень удивился, если бы он не занимался балетом.

— Это понятно, — отмахивается Жан-Жак, — я о другом: он ведь такой резкий и едкий, совсем не ассоциируется с балетом.

— Это тяжёлая профессия, знаешь.

— Не знаю, но представляю.

Они проходят сразу в гостиную, Жан-Жак валится на диван и трагически вздыхает, откидывая голову на спинку.

— Хреново всё-таки, что ты мой друг.

— Я тоже иногда об этом думаю, — Отабек садится рядом, открывает пиво и протягивает одну бутылку. Жан-Жак забирает её, задумчиво делает глоток и продолжает изучать взглядом потолок.

У них нет договора о том, что никто из них не попытается завоевать внимание Юры. Они понимают друг друга без слов, отступая одновременно, потому что, как бы Юра их не привлекал, они не могут предать многолетнюю дружбу. Их любовь к мелкому соперничеству, будь то глупая игра «кто быстрее выпьет бутылку молока» или гонка на трассе, не перерастает в настоящее побоище, потому что они дорожат друг другом. Оба позволяют себе лёгкий и ни к чему не обязывающий флирт, позволяют себе взгляды, цепко осматривающие Юру с ног до головы, но никто не заходит дальше этого.

— Знаешь, что смешно? — вдруг усмехается Жан-Жак. — Мы тут оба страдаем, а он вдруг окажется вообще натуралом.

— И хорошо, если так, — Отабек открывает уже вторую бутылку. — Не придётся думать о том, что случилось бы, если кто-то из нас решился бы на что-то большее.

— Не решился бы, а наплевал на другого, — поправляет его Жан-Жак. — Это разные вещи.

— Хорошо, что мы оба это понимаем, — невесело хмыкает Отабек.

И никому от этого лучше не становится.

Юра не появляется до середины сентября. Жан-Жак начинает думать, что, быть может, он вообще не существует. Просто приснился однажды, а теперь не выходит из головы. Он даже спрашивает у Отабека, и тот, кажется, готов повертеть пальцем у виска, хотя Жан-Жак никогда в жизни не видел, чтобы он так делал.

Вообще, если Жан-Жак всё время пытался быть хорошим мальчиком, то Отабек им был.

«Правильный» — самое верное слово, характеризующее его. Даже его увлечение байками не повлияло на него никаким образом. По правде говоря, это уже потом Жан-Жак затащил его в тусовку, до этого не слишком компанейский Отабек предпочитал ночным волком рассекать дороги в одиночестве.

— Эй, Мила, — Жан-Жак не выдерживает и подходит к ней в один из вечеров. Мила поворачивает голову и кивает в знак приветствия. — Что там с Юрой? Он не появляется уже долго.

— У него подготовка к осеннему сезону, — Мила улыбается, ведёт пальцами в воздухе и совершает ладонью изящное движение, показывая не утраченные балетные навыки даже в таком простом жесте. — Скорее всего, и не появится больше. Они в турне скоро укатят.

Жан-Жак чувствует разочарование и спрашивает на всякий случай:

— Но потом-то появится?

— Не знаю, — совершенно честно отвечает Мила. — Юра — парень с особенностями. Не удивлюсь, если он прикатит на собственном байке, — она заливисто смеётся, а Жан-Жак отходит.

У него нет номера Юры и его адреса, и, если начистоту, он вообще ничего о нём не знает, кроме его любви к одежде с тигрово-леопардовыми принтами, и то, только потому, что в другой он его и не видел.

Но Юра появляется, приходит ближе к концу сентября в кожаной куртке, из-под которой виднеется чёрный капюшон толстовки. Он стоит на краю площадки, сунув руки в карманы, и будто не уверен, что вообще хочет здесь находиться. Жан-Жак замечает его первым и косится на Отабека, разговаривающего с парнями.

— Привет, — кричит во всю глотку Жан-Жак, перекрикивая музыку. Юра — и все вокруг заодно тоже — вздрагивает и подходит к ним. Отабек оглядывается и приветственно кивает, но от разговора не отвлекается.

— Давно тебя не было, — Жан-Жак сверкает белозубой улыбкой, а сам едва сдерживается от того, чтобы не сдавить его в объятиях от радости. Он ведь уже поверил в то, что никогда не увидит Юру. Даже пару раз специально останавливался в том месте, где видел его, но никогда больше не встречал его. Конечно, случайности не повторяются дважды.

— Да, дела были, — отрывисто говорит Юра, качаясь с пятки на носок и не смотря на него, просто скользя взглядом вокруг.

— И как они?

— Кто? — Юра всё-таки переводит на него удивлённый взгляд.

— Дела.

— А… Отвратительно, — Юра дёргает плечами и переводит тему. — Ну что, прокатишь меня? Или снова будете играть в свою дурацкую игру?

Жан-Жак медлит, потому что по-честному будет действительно снова сыграть, но сейчас это кажется совершенно неуместным. Он вновь оборачивается к Отабеку, и тот, словно чувствуя его взгляд, смотрит в ответ. Жан-Жак даже готов уступить ему, лишь бы не разыгрывать шанс прокатить Юру сейчас. Отабек делает шаг, но его задерживают и что-то говорят, и он остаётся на месте, лишь махнув рукой. Жан-Жак кивает и облегчённо выдыхает, вдруг осознавая, что нет — он не готов никому уступать.

Пусть это всего лишь поездка на мотоцикле, которая никого ни к чему не обязывает, но это очень ценное время, которое Жан-Жак может провести с Юрой наедине, ощутить его руки на своих боках и отголоски дыхания на шее. Он не питает иллюзий и не собирается нарушать не озвученный договор с Отабеком, просто хочет насладиться тем немногим, что достаётся.

Иногда он думает, что не влюблён. Что это действительно какая-то блажь. Так хочется только потому, что нельзя. Запретный плод всегда сладок. Но вот в данный момент Жан-Жак понимает, что чертовски влюблён. И его почти разрывает от этого чувства. Хочется, как школьнику, дёрнуть Юру за кончики волос или пихнуть в бок, а потом, как взрослому, прижать к себе и почувствовать ладонями выпирающие — или нет? — рёбра.

— Так что, поедем? — спрашивает Юра, засовывая руки в карманы ещё глубже.