– Эх ты, мастер пера, – покачал головой Николай, – навертел тут сюжета! Ну какого чё… то есть, лешего нашему Смиту понадобилось тащить этот портфель на войну, да ещё и к японцам! Гораздо проще было найти этого фон Штальке в Риге или в Петербурге и спокойно уладить все дела!

– Ну, не знаю, может, не успели, война началась…

– Так и привёз бы сразу ему, на наши позиции!

– Не знаю, Николка, не знаю… что-то тут ещё кроется, но что? Ты мне лучше скажи: как ты собираешься с этими документами поступать? Это всё, конечно, очень интересно, но какой тебе профит от всего этого?

– Причём тут профит? Я тебе не купец какой-то там гильдии, чтоб везде профит искать! Поймать этого фон Штальке и в суд его – пусть ответит за убийство Мити Мартынова да за то, что с японцами снюхался!

– А ты сможешь это доказать? Кто будет, какой суд, разбираться в этой давней, да ещё и фронтовой истории?

– Не знаю, может, ты и прав. Тогда я его просто застрелю!

– И пойдёшь на каторгу! А то и того – убийство офицера, военно-полевой суд… и расстрел в двадцать четыре часа. Оно тебе надо?

– А ты что предлагаешь, стратег? – хмуро спросил Николай.

– А вот то и предлагаю! Сколько, говоришь, тебе тогда посулили… ну, в записке этой? Десять тысяч?

– Да, десять. Но ты же не думаешь, что я соглашусь взять деньги у этого негодяя? Тогда надо просто отнести этот портфель в полицию, пусть они там сами разбираются!

– Слушай, друг мой, а для чего ты всю эту историю затевал? Просто узнать, что там за портфельчик притащили американцы японцам для остзейского барона? Зачем мне рассказывал? Зачем мы с места сорвались, торчим здесь, в Ната Пинкертона играем? Чтоб господину полицмейстеру подарочек преподнести? А вот скажи, у тебя какой пенсион от Военного ведомства? Молчишь? Ты за сколько лет десять тысяч накопить сможешь? А если их в дело пустить, безбедно жить будешь! Да ещё и выигрышных билетов прикупишь!

– Я у негодяя денег не возьму! Лучше сожгу этот портфель, и все дела!

– Не сожжёшь. Мы вот что сделаем. Я поеду в Петербург, там потрясу немного кое-каких людишек, докопаюсь до истоков этого дела. Почему такое богатство оказалось у какого-то Джека Смита? Кто он такой? Если мы это узнаем, то понять остальное будет проще. А там уже вместе решим, что дальше делать. Идёт? А у меня в этом деле свой профит: распутать это всё до конца, и в газете матерьяльчик тиснуть, с продолжением, номеров на десять!

– Идёт, Савка, только учти – если снюхаешься с этой немчурой, я тебе больше не товарищ, понял?

– Понял, понял, мой неподкупный друг! Обещаю без тебя с немцами не снюхиваться и ничего им не передавать!

– То-то! И учти, не шучу я! Когда можно будет к тебе приехать?

– Не знаю, как дела пойдут. Я тебе депеши присылать буду. Только вот не напишешь же в депеше всё, как есть! Слушай, Николка, ты с шифрами на войне дело имел?

– Какие там шифры! Я боевой офицер, моя задача – атаки, манёвры, отступления.

– Жаль, можно было бы в депешах воспользоваться!

– Вряд ли военные шифры нам пригодятся, – улыбнулся Николай, – там в основном цифирь, видел я как-то…

– Ну, конечно, конечно… А вот, я слышал, есть такой универсальный шифр, там без ключа ничего не поймёшь: написано одно, а читаешь совсем другое! Мне один профессор рассказывал, дока в этих делах. Из одного слова берёшь нужные буквы, из другого – сколько их, из третьего – ещё что-то, не запомнил. Ну и получается вроде того, что написано любовное послание, а читаешь шпионское донесение!

– Нет, Савелий, я в этих хитростях не силён! Не по мне это.

– Ладно, тогда о ходе дела писать ничего не буду, а как настанет пора приехать, так и напишу: тётушка, мол, сильно заболела, хочет тебя видеть, срочно приезжай!

– Ох, Савка, вечно у тебя какие-то хитрости! Ты, главное, помни о нашем договоре! Да и не собираюсь я тут долго задерживаться, всё уже понятно, загадку ты распутал, чего ещё?

– Погоди ты, «распутал»! Ещё надо кое-что до конца выяснить, все моменты. Ладно, долго тебя здесь не задержу, только сам никуда не суйся!

Вскоре пришло время Савелию уезжать. Он выскользнул из гостиницы через чёрный ход, растворился в кривых переулках и исчез, оставив Николая в лёгкой тревоге и некоторых сомнениях – слишком хорошо он знал деятельную натуру своего друга.

Столица встретила Савелия холодным мокрым ветром, унылыми, грязными улицами с продрогшими прохожими и стылыми экипажами, свинцовыми, мрачными санкт-петербургскими реками и каналами. После тёплого, солнечного даже в октябре Крыма это было особенно тоскливо. Зябко поёживаясь, Савелий вскочил в извозчичью пролётку и покатил в сторону Литейного. Размытая фигура, в сером, как питерское ненастье, плаще, следовавшая за ним от самого перрона, вскочила в другую пролётку и, подняв трость, приказала извозчику ехать следом…

Профессор Кринский принял Савелия в тот же вечер. Долго рассматривал статуэтку, вчитывался в иероглифы на крышке шкатулки, рылся в толстых книгах. Размахивал руками, что-то бормотал, совсем забыв про журналиста. Наконец, немного успокоился и посмотрел на Савелия осмысленным взглядом.

– И что вам угодно, молодой человек? – спросил он надтреснутым голосом, не выпуская из рук статуэтку.

– Мне угодно узнать, представляет ли это какую-то ценность. Я получил её в наследство, но не знаю…

– Ценность? О чём вы говорите, юноша? Древнее изображение Будды из монастырей школы Тэндай-сю… Вот, смотрите, на крышке иероглифы, видите, что там написано?

– Нет, простите, я не владею японским…

– Да, разумеется, иначе бы вы всё без меня поняли. Эта одна из самых таинственных школ буддизма, в переводе – Опора Небес. Сторонники этой школы всегда имели влияние при императорском дворе и среди крупных военачальников. Скорее всего, это XVII век, время подъема сёгуната Токугава и объединения Японии. Последователи Тэндай-сю, монахи затерянных среди гор монастырей, похоже, собирались подарить эту статуэтку кому-то из первых представителей сёгунской династии, чтобы он, в свою очередь…

– Простите, господин профессор, а сколько может стоить сия фигурка? Видите ли, я скромный чиновник, коллежский асессор, случайное наследство…

– Этого я не знаю, юноша, – сухо произнес профессор, сразу осекшись, – здесь, в России, вы её вряд ли продадите, это скорее, музейная ценность. Частные коллекционеры тоже не заинтересуются. Поезжайте в Японию, там это легче сделать. И то, надо будет найти истинных потомков сёгуна, которому предназначалась сия вещица, тогда, может быть, вам удастся выручить за неё какую-то сумму.

– Спасибо, господин профессор, – Савелий изобразил на лице самую почтительную гримасу и, мелко кланяясь, попятился к выходу, – не смею больше вас утруждать…

– Глафира, проводи господина коллежского асессора, – профессор повернулся к Савелию спиной и важно удалился в столовую, не обращая более на него внимания.

В последующие дни Савелий посещал Публичную библиотеку, редакции газет, где работали знакомые журналисты, кабинеты учёных, коллекционеров-бонистов. Его можно было увидеть и в «Кюба» на Большой Морской, чинно беседующим с богато одетым господином, и в третьесортном трактиришке на Малой Охте с неким юрким типом в поношенном костюме, обладателем быстрого, цепкого взгляда и перстня с фальшивым бриллиантом в четыре карата.

Очень скоро он заметил, что за всеми его передвижениями следят – то пролётки, едущие за ним, то юркие, неприметные типы со стёртыми физиономиями. Савелий по роду своей работы раньше сталкивался и с филёрами и с частными детективами и склонялся к мысли, что это были именно последние. Филёры обычно отличались тупостью и грубой работой, а те, кто сейчас следил за ним, вели себя более профессионально. Рядовой обыватель, не имевший никогда дел с частным сыском, скорее всего их бы и не заметил. Да и с чего бы Охранному отделению интересоваться Савелием? Политическими делами он никогда не занимался, и всегда слыл благонадёжным гражданином.