Но зато тем самым и герои, и их проблемы становятся ближе к «среднему читателю». Супружеские споры по поводу воспитания ребенка; муж, всякую минуту донимающий жену вопросом: «А что ты делаешь?»; неделикатные мужья, при всех именующие жену «мамочкой», «киской» или «персиком», и жены, изводящие мужей упреками и подозрениями, – все это, казалось бы, мелочи (как и было сказано), но они порой способны испортить жизнь не хуже иных трагических происшествий. Свободное построение «Мелких неприятностей», где герои – манекены без определенных привычек, с которыми каждому читателю особенно легко отождествиться, делает эту книгу поучительной без занудства. Возможному отождествлению способствует и тот факт, что почти вся книга выдержана в настоящем времени: это не рассказ о завершившейся истории конкретного персонажа с конкретным характером, это вечно длящаяся история «всех и каждого», пустая рама, в которую каждый может вставить свое лицо. В еще большей степени, чем «Физиология брака», «Мелкие неприятности» – своеобразное пособие по практической психологии семейной жизни, только, в отличие от многих пособий, написанных профессиональными учеными, остроумное и блестящее.

Несколько слов о русской судьбе обоих произведений, вошедших в наш сборник.

Если во Франции издательская история «Физиологии брака» сложилась, как было сказано выше, весьма счастливо, то в России дело обстояло иначе. Первый перевод на русский язык фрагмента из «Физиологии брака» (и вообще из произведений Бальзака) был опубликован в «Дамском журнале» под названием «Мигрень» (текст взят из первого параграфа Размышления XXVI «О различных видах оружия»)[54]. Цензурное разрешение этого номера датировано 8 марта 1830 года. В тот момент «Физиология брака» была еще абсолютной новинкой. Под текстом русской публикации выставлено: «Из Physiologie du mariage». Автор не указан, и это вполне естественно. Бальзак к тому времени подписал собственным именем один-единственный роман «Последний шуан», и хотя, как сказано выше, для французской публики имя автора «Физиологии» не было загадкой, в России его вполне могли еще не знать. Практически одновременно, меньше чем через месяц, в журнале «Галатея» (цензурное разрешение 2 апреля 1830 года) в разделе «Смесь» появилась следующая заметка:

Заметка подана как реальное происшествие, о каких русские журналы того времени в разделе «Смесь» рассказывали во множестве; так, на соседних страницах «Галатеи» находим рассказы о молодом человеке из Севильи, который «подобно совам, летучим мышам и т. п. видит только ночью, а днем выходит с проводником», и о сидящем в римской тюрьме «ужасном бандите Гаспарони», который «умертвил 143 человека»[56]. Ни Бальзак, ни «Физиология брака» в «Галатее» не упомянуты; между тем очевидно, что источником для нее послужил анекдот о происшествии в Генте из «Введения» к «Физиологии» (см. с. 60–61). Анонимный русский перелагатель опустил все то, что впоследствии служило отличительной чертой бальзаковской манеры и вызывало у одних читателей восхищение, а у других – резкое неприятие, а именно – страсть к подробностям в описаниях (то, что Пушкин называл «близорукой мелочностью французских романистов»[57]). В заметке из «Галатеи» пересказана, в сущности, лишь фабула бальзаковской истории. Исходя из этого, можно предположить, что сотрудник «Галатеи» ориентировался даже не непосредственно на книгу Бальзака, а на сжатый пересказ этого эпизода в рецензии на нее Жюля Жанена, опубликованной в газете «Журналь де Деба» 7 февраля 1830 года[58].

Затем на несколько десятков лет история русской «Физиологии брака» полностью прервалась[59]. В 1900 году в журнале «Вестник иностранной литературы» был опубликован перевод В. Л. Ранцова; Ранцов перевел книгу с начала до конца, но выпустил некоторые абзацы оригинала, например раблезианские пассажи из Размышления I, а в некоторых местах подверг текст Бальзака нравственной «цензуре»: афоризм «Каждой ночи потребно особое меню» превратился у него в максиму гораздо более вегетарианскую: «Каждый день должен быть своеобразен», а афоризм «Брак всецело зависит от кровати» вообще был заменен вопросом «В чем суть супружества?». После выхода этого перевода вновь наступила почти вековая пауза, и только после 1995 года, когда в издательстве «Новое литературное обозрение» был впервые опубликован наш перевод, «Физиология брака» в полном виде стала доступна русскому читателю[60].

Русская история «Мелких неприятностей» немногим богаче, чем у «Физиологии брака». 26 августа 1840 года в «Северной пчеле» под заголовком «Маленькие неприятности супружеской жизни. Статья Бальзака» была напечатана глава, которая позже получила название «Иезуитство женщин» (перевод был выполнен по публикации в газете «Карикатура»).

В 1846 году в сборнике «Бес в Париже» был напечатан под заголовком «Философия супружеской жизни в Париже» перевод тех глав, которые вошли в первую часть французского сборника «Le Diable à Paris».

В том же 1846 году «Библиотека для чтения» опубликовала в томе 74 под названием «Маленькие несчастия супружеской жизни» перевод (местами сокращенный до пересказа) тех глав, которые Бальзак напечатал в газете «Пресса» (перевод был выполнен стремительно: публикация в «Прессе» закончилась 7 декабря по новому стилю, а том русского журнала получил цензурное разрешение 31 декабря 1845 года по старому стилю).

Наконец, во второй половине XIX века вышли и два отдельных издания: в 1876 году в Москве в переводе Н. А. Путяты и в 1899 году в Санкт-Петербурге в переводе бабушки А. Блока Е. Г. Бекетовой (перевод вошел в том 20 собрания сочинений Бальзака в издании Пантелеева). С 1899 года «Мелкие неприятности супружеской жизни» на русском языке не издавались.

Перевод Путяты известен только по библиографическим указателям; в единственной библиотеке, где эта книга значится в каталоге (ГПБ в Санкт-Петербурге), ее «нет на месте с 1956 года»[61], что же касается переводов Ранцова и Бекетовой, они интересны как факт истории перевода, но нелегки для чтения. Бекетова переводит фразу: «Милая моя, не надо так горячиться» как «Милая моя, с чего же ты пылишь?», а у Ранцова персонаж, способный «расслышать, как растут трюфели», превращается в человека, который «слышит, как растет в поле травка!». Использование слов, которые сейчас значат совсем не то, что сотню лет назад; некоторые не слишком удачные обороты (такие, как «любовь, осложненная изменою мужу» у Ранцова или «дутье, вогнанное внутрь» у Бекетовой) и, наконец, своеобразная «цензура», о которой уже шла речь выше, – все это зачастую делает бальзаковского повествователя в старых переводах смешным. Между тем он был ироничным и остроумным, но смешным – никогда.