Зам. заведующего Отделом А. Архипов
Этот образец советского бюрократизма вполне сродни ильфовскому персонажу, у которого была печатка с резолюцией "Отстаньте. Полыхаев". В приведенном выше тексте чувствуется с известным трудом скрываемое раздражение: была бы их воля, написали бы порезче, но - Перестройка, т.е., простите, Оттепель. А немного раньше бывали ответы более развернутые, с указанием глубоко мотивированных причин отказа, например:
ПРОКУРАТУРА
Союза Советских Социалистических Республик
Москва-центр, Пушкинская, 15-а
20 августа 1957 г. - В/1-Н-634
КНИПЕР-ТИМИРЕВОЙ А.В.
г. Москва, Плющиха, д. 31, кв. 11
Сообщаю, что Ваше заявление рассмотрено. Дело, по которому Вы были осуждены в 1939 году, проверено. Оснований для пересмотра этого дела не имеется.
Ваше заявление оставлено без удовлетворения.
Зам. Нач. отдела по надзору за следствием
в органах госбезопасности
старший советник юстиции Холявченко
Я постарался воспроизвести этот документ поточнее, вплоть до его композиции и расстановки строчных и прописных букв. Обратите внимание на "Зам. Нач." и "госбезопасности": если первое звучало более, пожалуй, гордо, чем горьковский Человек, то второе уже хотелось произнести как-то понезаметней, такой, знаете ли, скороговорочкой, как будто этого и вовсе не было. А чего стоит фамилия самого тов. зам. нач. - а?
Вместе с тем почти одновременно и даже чуть раньше - не забудем, что Холявченко сочинял свое выразительное письмо 20 августа 1957 г., Ярославский облсуд шлет Книпер-Тимиревой А.В. на тогда еще щербаковский адрес два таких письмеца: первое, от 21 марта 1957 г., No 44у29с, называется "Справка", вот оно:
Дело Книпер-Тимиревой Анны Васильевны пересмотрено Президиумом Ярославского Областного Суда 8 марта 1957 г. Постановление Особого Совещания при МГБ СССР от 3 июня 1950 г. отменено, и дело в отношении Книпер-Тимиревой А.В. производством прекращено за отсутствием состава преступления.
Председатель Ярославского Областного Суда Молодяков
По-видимому, Анна Васильевна задала гр-ну Молодякову недоуменный вопрос, дескать, а как же с судимостью 1939 г. и с тогдашним постановлением ОСО, ведь по делу 1950 г. она проходила как повторница, с формулировками, уже использованными в 39-м! Спрашиваете - отвечаем, и даже довольно быстро, т.е. 13 мая, но уже за подписью молодяковского зама гр-на Ширшова. Ответ исчерпывает все сомнения, все теперь ясно:
На Ваше заявление разъясняю, что, поскольку Ваше дело прекращено постановлением Президиума за отсутствием состава преступления, Вы считаетесь несудимой.
Вообще с координацией движений у так называемых инстанций дело обстояло неважно: где-то в чем-то отказывали, а где-то то же самое разрешали. Никакого риска в отказной реакции, разумеется, не было; работала известная тактика: лучше перебдеть, чем недобдеть. Раз уж речь зашла о заявлениях и реакциях на них, приведу некоторые образцы и самих заявлений Анны Васильевны. Вот одно из них, адресованное Г.М. Маленкову:
Глубокоуважаемый Георгий Максимилианович! Обращаюсь прямо к Вам и убедительно прошу промежуточные инстанции вручить Вам это заявление. Думаю, что 34 года всевозможных репрессий дают мне на это право.
Я - дочь известного музыканта В.И. Сафонова, который упоминается в "Сов. музыке" в связи со 100-летием со дня его рождения, а также в книге Алексеева "Русские пианисты" [образец принятой тогда, да и теперь практикуемой милосердной помощи малограмотным руководящим адресатам; им требуются подтверждения в виде обращений к уже прошедшим цензуру книгам и статьям по поводу, например, "известности" музыканта Сафонова, а то ведь задурят голову-то. - С.И.]. Не буду перечислять всех своих арестов, лагерей, ссылок - я сама потеряла им счет. Буду говорить только о первом, послужившем основанием всего, что затем последовало. 15-го января 1920 г. в Иркутске я была арестована в поезде адмирала Колчака и вместе с ним. Мне было тогда 26 лет, я любила его, и была с ним близка, и не могла оставить этого человека в последние дни его жизни. Вот, в сущности, и все. Я никогда не была связана с какой-либо политической деятельностью; это было настолько очевидно, что такие обвинения мне и не предъявлялись. Познакомилась я с адмиралом Колчаком в 1915 г. как с товарищем моего первого мужа, с которым я разошлась в 1918 г.
Я имела возможность оставить Россию, но эмиграция никак меня не привлекала - я русский человек и за границей мне делать нечего. В 1922 г. в Москве я вышла замуж за инженера В.К. Книпера, умершего в Москве во время войны, когда я, пройдя арест и следствие, проводившиеся по всем правилам 38-го года, и обвиненная во всем, что мне и не снилось, отбывала 8 лет в Карагандинском лагере. Освобожденная в 1946 г. по окончании срока, я жила и работала в городском театре в г. Щербакове.
Мне 61 год, теперь я в ссылке. Все, что было 35 лет назад, теперь уже только история. Я не знаю, кому и зачем нужно, чтобы последние годы моей жизни проходили в таких уже невыносимых для меня условиях. Из всех близких у меня остались только младшая сестра и сын другой сестры, погибшей во время блокады Ленинграда. Я прошу Вас покончить со всем этим и дать мне возможность дышать и жить то недолгое время, что мне осталось.
6.07.54 А. Книпер
Одно из последних ходатайств - уже упомянутое, к Н.С. Хрущеву, - было сопровождено солидным приложением из семи копий отношений, справок и заявлений. Что, как и когда сработало в скрипучем реабилитационном механизме - конечно же, неизвестно, однако 28 июня 1960 г. Прокуратура СССР отправила Анне Васильевне такую бумагу:
ПРОКУРАТУРА СССР
28 июня 1960 г.
No 13/3-Н-634
КНИПЕР /ТИМИРЕВОЙ/ Анне Васильевне
Яросл. обл., г. Рыбинск,
ул. Урицкого, д. 34, кв. 16
Сообщаю, что по протестам Прокуратуры СССР определениями Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР от 1 марта 1960 года постановления: от 10 мая 1935 года и 3 апреля 1939 года, по которым Вы были осуждены, отменены.
Вы по этим делам реабилитированы, справки об этом получите из Верховного суда РСФСР.
По делу 1925 года судимость погашена, Вы считаетесь несудимой.
Прокурор отдела по надзору за следствием
в органах госбезопасности Захаров
Верховный же суд РСФСР тоже не дремал и, опережая события, еще 17 марта 1960 г. выслал Анне Васильевне целых две "справки", в которых, правда, не было ни слова о полной реабилитации, но указывалось на отмену, во-первых, постановления ОСО при НКВД от 10 мая 1935 г. - ввиду "отсутствия в ее (А.В.) действиях состава преступления", и, во-вторых, такого же постановления от 3 апреля 1939 г., но это уже ввиду "недоказанности предъявленного ей обвинения". Представляю, какой был спор в Судебной коллегии: одни кричат "доказано", другие отводят - "не доказано!". По счастью, победили человеколюбцы.
Повеяло волей, т.е. возможностью наконец-то жить со своими. Возникали новые заботы - о деньгах, о пенсии, которую - авось! - как-то и удастся выцыганить из наших соцстрахов. Примером таких забот является письмо от 10 марта 1960 г. с такими, в частности, строками:
Глупо, что у меня нет справок для пенсии, так как в этом случае до ухода из театра я все-таки получала бы + 150 рублей по возрасту, которые ох, как пригодились бы! Вот жалкий список справок и сами они:
1. Удостоверение Акц. Общ. Русско-Канадско-Америк. пассажирского Агентства.
2. Справка о получаемом заработке; Госавиаавтоиздат от 23.12.31 для домоуправления.
3. Справки из Госстройиздата для Горкома Рабис и из Госмашметиздата от 13.11.33.
4. Справки об общественной работе из Горкома Рабис от 16.03.34.
5. Справка о заработке из Моск. Обл. НИИ Методологии от 29.12.32.
6. Две незаверенные завидовские справки.
7. Профбилет с указанием производственного стажа (шесть лет) от 23.04.36.
8. Моя метрика.
Вот и все - немного. Ну а затем достану выписку из трудовой книжки и соответствующую справку из театра. Как ты думаешь, можно ли из этого что-нибудь извлечь + справка о реабилитации? Прошу тебя изложить все свои соображения о том, что мне следует предпринять. А пока буду делать ростры на колоннах, мешки с яблоками, из ошметков меха медвежью шкуру на пол, ордена, березу, травяной ковер, калачи, чeрта в ступе и пр. и др., имена же их ты, Господи, веси! Театр вот-вот разломают, но это все как-то постепенно отходит и у меня исчезает всякое чувство реальности настоящего и будущего... но зато прошлое!!! Нечего сказать, ну и жизнь...
