В социальном подборе мы найдем объяснение крайне сложным и запутанным событиям истории. Если принимать во внимание только изолированные исторические факты, то может показаться, что в истории царствует только случайность. А между тем все эти явления, даже кажущиеся совершенно случайными, строго обусловливаются предыдущей социальной жизнью. Что может казаться с первого взгляда более неожиданным, менее последовательным, чем события, происходившие во Франции в конце XVIII и начале XIX века, когда вспыхнувшая революция, кровавой волной пронеслась по Франции для того, чтобы на своем гребне вынести нового Цезаря{3}.
Но все эти события находят свое обоснование и объяснение в психическом складе француза. Обратимся к его характеристике. Укажем при этом на то, что все подобные характеристики делать очень трудно; народный дух слишком сложен и не укладывается вполне в краткое описание подобно тому, как сложные отношения высшей математики не могут быть выражены в элементарной. Да, кроме того, в этом крайне сложном и тонком вопросе можно легко быть обвиненным в желании подтасовать факты. Для того чтобы взять оценку, совершенно беспристрастную, независящую от самых событий французской истории XVIII века, обратимся к очень древним источникам. Это будет тем интереснее, что этим еще обнаружится та историческая глубина, которая влияет на текущие события.
Юлий Цезарь, говоря про галлов{4}, обрисовывает их впечатлительными и непостоянными на совещаниях, склонными к революциям, тщеславными, пристрастными ко всему блестящему.
Страбон подтверждает оценку Цезаря, но он еще добавляет, что галлы, мало способные отступать от своих личных желаний, инстинктивно стремились к равенству. Даже привилегия возраста им ненавистна. У них все братья получали равную долю — как должна была быть равна длина их мечей.
Если мы обратимся теперь к самим историческим событиям, то увидим, что из знаменитого девиза «свобода, равенство, братство» французская революция осуществила в некоторой степени только равенство, свобода же и братство так и остались в области красивых слов. Причиной этому служит та черта французского характера, которая была замечена Страбоном. В характеристиках Цезаря и Страбона мы находим объяснение всех крупнейших черт, упоминаемых нами исторических событий, как возникновения и течения самой революции, так и той легкости, с какой генерал Бонапарт блеском своих побед заставляет быстро забыть республиканские стремления. Проснувшееся французское тщеславие приводит к Империи и посылает волны вторжения, докатившиеся до всех столиц континента.
В подтверждение нашего мнения приведем слова самого генерала Бонапарта: «Вы, французы, говорит он своим современникам, не умеете ничего хотеть, за исключением, быть может, равенства. Даже и от него вы охотно отказались бы, если каждый из вас мог льстить себя мыслью, что будет первый. Надо каждому дать надежду на возвышение. Необходимо всегда держать ваше тщеславие в напряженном состоянии». Генерал Бонапарт на деле доказал верность своего определения.
Мы привели вышеизложенный пример для того, чтобы показать ту силу связи в глубину, которая существует в социальном подборе. Мы отнюдь не отрицаем влияния на общественную жизнь текущей обстановки. Но воздействие ее на социальный подбор может проявляться очень медленно, только через ряд поколений, а потому и действие социального подбора гак долго и глубоко.
Потоки социального подбора. Мы уподобили социальный подбор потоку.
Вернее будет, если мы уподобим его ряду потоков.
Эти чрезвычайно многочисленные маленькие ручейки, обширнейшие океанические течения, струи с резко обозначенными границами, течения с крайне расплывчатыми формами — все эти потоки взаимно сливаются, переплетаются и представляют очень сложную картину, трудную для исследователя.
Не в данной небольшой работе, где мы ограничиваемся только наброском основных мыслей, подробно анализировать эту сложную картину. Укажем только на несколько характерных потоков: расу, народность и класс.
Корни возникновения рас нужно искать по преимуществу в условиях географических. По мере того, как человек научается использовать неорганическую природу, расы должны будут утрачивать свои обособленные черты. Но все-таки в настоящую минуту и еще долгое время влияние расы будет значительно.
На расовом фоне мы видим резко выраженные общественные соединения — это народности. Эти соединения обусловливаются, главным образом, социальными условиями, а именно: совместной исторической жизнью и совместной исторической борьбой. Сила связи этого рода общественных соединений ярко выражается одним фактором: каждый народ вырабатывает свой язык, в котором, как в зеркале, отражаются все национальные духовные черты.
В самом народе мы можем обнаружить тоже ряд соединений: касты, сословия, классы. С развитием и освобождением личности, этой общей тенденции эволюции общественной жизни, перегородки, разделяющие эти соединения, уничтожаются; смешение становится все большим. Формы производства с развитием техники оказывают, пожалуй, все большее влияние на текущую группировку общественных сил. Но эта группировка не может быть столь же устойчива, как народность. Социальный подбор для своего сильного проявления должен действовать продолжительное время из поколения в поколение. Противопоставление классовых интересов народным, как это любят делать социалисты, есть ошибка, в которую так часто впадает человечество, преувеличивающее свою свободу воли и свободу действий.
Из этих потоков самый могучий — народность. Для образования народа социальный подбор действует многие века. Действие его захватывает одновременно все интересы индивида, духовные и материальные (в том числе и экономические), и в то же время его действия довольно резко отграничены от прочих подобных же потоков. Национальный поток имеет наибольшее право уподобиться глубокому океанскому течению, поверхность которого может волноваться даже в противоположном этому течению направлении, причем это волнение на поверхности производит более видимый, чем действительный результат.
Долгое совместное сожительство, совместная историческая борьба и интересы делают признаки народа очень устойчивыми; разве не является доказательством этой силы то, что печать национальности мы увидим решительно на всех проявлениях деятельности людей, в их верованиях, обычаях, внутренней и внешней политике, в военном деле, в искусстве; даже в области мысли — области, в которой наиболее сильна индивидуальность, в этом царстве сухой логики нельзя тоже не заметить определенных тенденций: рационализма француза, методизма немца, стремления к индукции англичанина.
Сила национальной связи настолько велика, что заставила многих ученых ошибочно отыскивать реальную народную душу (Густав Лебон) или уподоблять народ организму (Спенсер). Объединение наше благодаря этой силе минувшего настолько велико, что, действительно, жизнь народа во многом аналогична жизни сложного организма; народы тоже имеют свою молодость, зрелость, старость, даже смерть — но правда, это выражается иначе, чем в сложном организме, где, как мы неоднократно уже упоминали, индивиды обезличены.
Народность нужно считать самым могучим потоком социального подбора. Даже раса уступает ему в силе. Все прочие потоки сравнительно с национальным лишь незначительные струи. Они сливаются с народным потоком; с большим трудом они могут идти ему наперекор, да и то в результате получится несколько небольших водоворотов; только долго действуя, этим струям удается несколько отклонить направление общего потока для того, чтобы самим, еще более отклонившись, слиться с потоком народности.
Вот почему на каждый народ нужно смотреть, как на носителя известного духа, не отвлеченной идеи, как полагал Гегель, а целого духовного мира.
Всякое изменение в области культурной, политической, экономической, военной непременно проходит через призму народности, так как всякая идея имеет сферу влияния очень ограниченную; она есть достояние немногочисленных выдающихся умов, которые являются только песчинками в национальном море. Силу же для воздействия на общественную жизнь эта идея приобретает только тогда, когда она опустится в область чувств и таким образом станет достоянием масс. А здесь она неминуемо встретится с прочно спаянным духовным миром нации. Ей остается только войти в состав этого мира, причем в прочной его спайке, она сама получает действительную силу.
