В обществах муравьев и пчел мы можем уже заметить довольно ярко выраженную индивидуальность. Правда, работа муравьев и пчел, по сравнению с людьми, носит автоматический характер; также мы увидим у них и большую специализацию; но нужно помнить, что ведь в этих случаях еще не имеется дело с чистым сознанием. Вся работа пчел и муравьев основана на инстинкте, там же, где мы имеем инстинкт, там непременно встретится автоматизм и резко выраженная специализация. Но вместе с тем интересно то, что все-таки и в пчелах, и в муравьях индивидуальность уже выражена достаточно полно. Известен факт, что рабочие пчелы вовсе не так обезличены, что в них сохраняются страсти и способности, очень похожие на наши и могущие просыпаться и давать о себе знать. Замечено, что пчела легко пристращается к крепким напиткам, и это пристрастие сопровождается у нее такими же последствиями, как и у людей. Они начинают пренебрегать своими обязанностями и прежде всего перестают трудиться, начинают грабить ульи и т.п. На этом примере мы видим, хотя и отрицательное проявление индивидуальности, но достаточное развитие последней в пчелах, и что общественность есть результат приспособления в виде привычки, привившейся через ряд поколений отдельным особям.

Последние слова характеризуют всякое общественное соединение, в том числе и людское. Во всяком человеке мы найдем определенно выраженное «Я», к которому этот человек относит все свои отношения к внешнему миру. Общество этого «Я» не может иметь. Все, что к нему относится, будет противополагаться «Я» каждого человека, составляющего это общество. У Густава Лебона мы встречаем выражения «душа расы», «душа толпы», причем значение этим словам придается не переносное. На эти выражения нельзя смотреть иначе, как на образные. Народное «Я» не может быть подобно «Я» живого существа, ибо единицы, его составляющие, сохраняют свое личное начало. Народное «Я» лежит в душе каждого «Я» индивида, его составляющего; оно заключается в тех привычках, инстинктах, свойствах, которые привиты ему долгой совместной исторической жизнью. Тем не менее эта связь настолько сильна, что, не впадая в парадокс, можно сказать, нашими поступками управляют гораздо более предки, чем мы сами.

Таким образом, мы видим, что связь в обществе исключительно психическая и основывается на развитии индивида. Действительно, рассматривая историю человечества, мы увидим, что по мере его развития все больше и больше освобождается личность. Вспомните хотя бы рабство, крепостное право. Но это освобождение может идти только рука об руку с развитием самой личности, способной к более тонкой возвышенной связи.

Можно установить закон, согласно которому, чем выше мы будем подниматься по ступеням эволюции социальной жизни, тем все большее и большее развитие получает индивидуальное начало.

В общественной жизни должен существовать свой подбор. Установив существенное отличие общественного соединения от органического, мы должны прийти к заключению, что человеческое развитие не может быть всецело обусловлено естественным отбором и органическим подбором.

Естественный отбор мог оказывать непосредственное сильное влияние в эпоху младенчества человечества, когда общественная жизнь была еще в зачатке и когда человек тесно зависел от всего внешнего мира. С развитием общественной жизни непосредственное воздействие естественного отбора на каждого отдельного человека изменяется. Союзы, в которые вошел составным членом человек, имеют целью обеспечить его существование внутри этого союза; таким образом, непосредственное влияние на отдельного человека естественного отбора ослабляется. Кроме того, по мере своего развития человек научается все более и более распоряжаться внешним миром и даже приспособляет его для своей жизни.

Если мы перейдем теперь к органическому подбору, то увидим, что он еще менее может объяснить эволюцию общественной жизни; он содействует этой эволюции, так как определяет развитие отдельного индивида, но ни в каком случае не может обусловить всего ее хода.

Таким образом, в обществе должен существовать свой подбор. Общественная жизнь создает для развития человека совершенно специфические условия, в особенности в области духовного мира. Эволюции человечества нельзя рассматривать только в узких рамках материальных и органических потребностей; потребности нравственные и умственные играют тоже значительную роль. Но раз увеличивается объем потребностей, расширяется также арена деятельности, борьбы и объединения — следовательно, в обществе должен проявиться свой специфический подбор.

Сильное развитие личности индивида в обществе вообще, в человеческом в особенности, по сравнению с зависимым положением клеточки в сложном организме, заставляет допустить, что социальный подбор отличается от органического. Он не может стремиться к полному подчинению составляющих данное общество индивидов. Даже при организации общественного соединения на самых деспотических началах никогда не будет совершенно стерто «Я» каждого из индивидов, его составляющих. Изучение же философии истории показывает, что с поступательным движением эволюции социальной жизни происходит все большее и большее освобождение и развитие личности.

Остановимся теперь на мысли, брошенной в конце предыдущей главы, — на социальном подборе.

Обращаем внимание на то, что мы употребляем здесь слово «подбор», но не «отбор».

Понятие «отбор» требует устранения слабого, негодного от передачи своих свойств потомству, то есть от размножения. С развитием общественной жизни отбор внутри общественных соединений почти совершенно устраняется. Смертная казнь, уничтожающая преступников, слишком редкое явление чтобы иметь в этом отношении значение. Общественные соединения внутри себя стремятся к все большему и большему устранению железного закона естественного отбора. Все более развивающаяся идея равенства в значительной мере этому способствует.

Но если естественный отбор не заметен в обществе с той отчетливостью, как на низших ступенях развития органической жизни, зато в каждом общественном соединении мы непременно увидим явления социального подбора. Мы заметим его решительно во всех проявлениях повседневной жизни — будь это философское, религиозное, ученое сообщество, акционерная компания, рабочий союз и т.п. Этот подбор выражается прежде всего в соединении людей, одинаково думающих, одинаково верующих, совместно заинтересованных, а потому вместе работающих и борющихся с теми, кто им мешает.

При этом цели, которые они преследуют, не имеют абсолютный характер, а совершенно относительный. Гонение христиан было воздвигнуто потому, что люди, заинтересованные в поддержании современного им режима, считали христиан опасными врагами их общественного устройства. Жестокости инквизиции совершенно несовместимы с сущностью великого учения Христа, но деятели ее были уверены в том, что действуют «во славу Господа». Акционерная компания стремится извлечь выгоды для участников предприятия, причем в этом стремлении она может расходиться с интересами рабочих, общественных слоев и даже государства.

Все союзы, общества, соединения, не оформленные, чисто мимолетного характера, преследуют свои цели. Их деятельность взаимно сочетается, переплетается, сталкивается. Создается весьма сложная атмосфера общественной жизни, в которой и протекает вся жизнь человека. Эта атмосфера с освобождением личности все более усложняется. Укажу хотя бы на развивающуюся форму общественного соединения: люди, читающие одну газету, не составляют общественного союза в прямом смысле слова, не составляют и толпу, скорее всего можно назвать их «обществом»[1]. Но, несмотря на неясную отграниченность, на отсутствие непосредственного общения, в этом соединении имеется связь — связь привычки к направлению известных идей, развиваемых в данной газете, а потому — постоянные читатели одной и той же газеты представляют из себя тоже некоторое общественное соединение. Отсюда мы видим, как сложна атмосфера общественной жизни и почему одно понятие о борьбе индивидуумов друг с другом не может исчерпать общественной жизни точно так же, как эгоизм не может объяснить всю деятельность человека. В этом отношении труды по политической экономии, строящие свои выводы на одном понятии о конкуренции, неизбежно должны прийти к крайне односторонним заключениям. Но если борьба в чистом виде не может лежать в основе дедукции, то одно стремление к соединению точно так же не может для этого послужить. Посмотрите на любой факт общественной жизни. Вы увидите непременно сочетание объединения и борьбы, хотя бы в скрытом виде. Всякое общественное соединение не только стремится собирать помощников, но также и отстранять тех, кто ему мешает.