Не думаю, что он долго будет пользоваться своей пенсией. Нет нужды добавлять, как остро он в ней нуждается. Не сомневаюсь, что читателям хорошо известны его имя и произведения.
Принося всевозможные извинения за беспокойство, причиненное столь пространным письмом, пребываю Вашим преданным и благодарным слугой...
234
МИССИС ГАСКЕЛЛ
Девоншир-террас,
пятница, 20 декабря 1850 г.
Дорогая миссис Гаскелл!
Получив вчера утром Ваше письмо, я немедленно принялся выяснять, можно ли еще изменить конец рассказа. Но как я и опасался, оказалось, что он в типографии - двадцать тысяч экземпляров уже отпечатано. Стало быть - поздно. Но не огорчайтесь. Рассказ очень хорош и отлично написан - а более жизнерадостный конец Вы сделаете в следующем.
235
ДЖОНУ ПУЛЮ
Девоншир-террас,
вторник вечером, сочельник, 1850 г.
Дорогой Пуль!
В то воскресенье, когда мы последний раз виделись, я сразу же отправился к лорду Джону с письмом, которое я Вам показывал. Его не оказалось в городе, и я оставил письмо вместе с визитной карточкой.
В среду я получил от него записку, в которой он сообщал, что уже запамятовал, что именно я рассказывал о Вас, и просил сделать это еще раз. Я, разумеется, немедленно ответил, подробно описав Ваше положение, Вашу жизнь в Париже и все прочее; получилась настоящая диорама в миниатюре, с Вашей фигурой на переднем плане. Сегодня я получил от него письмо с уведомлением о том, что Вам назначается пенсия, - _сто фунтов в год_! - с которой я Вас сердечно поздравляю.
Лорд Рассел пишет: "Я рад сообщить Вам, что королева одобрила предоставление мистеру Пулю пенсии в сто фунтов в год.
Королева в своем благосклонном ответе уведомляет меня о том, что она была намерена сказать мне о мистере Нуле и что она желала определить его в Чартерхаус, но сочла общество его обитателей неподходящим для мистера Пуля.
Будьте добры сообщить мистеру Пулю, что распоряжение о выплате ему пенсии уже отдано и она будет выплачиваться с июня сего года".
Я незамедлительно ответил лорду Джону, но и Вы должны напрячь все свои силы и отправить ему два коротких письма - одно лично ему, другое королеве.
Если Вы остаетесь в Париже, то выяснять ли мне, какого рода полномочия я должен иметь от Вас, чтобы получать Вашу пенсию, которая, должно быть, скоро уже поступит? Я могу получать деньги, как обычно.
С самыми лучшими пожеланиями и поздравлениями, соответствующими и не соответствующими торжественному дню...
236
Э. БУЛЬВЕР-ЛИТТОНУ
Девоншир-террас,
воскресенье вечером, 5 января 1851 г.
Дорогой Бульвер!
Как жаль, что я уже не застал Вас! Ведь к Форстеру я прибыл с комедией в руках *.
По-моему, она замечательна. Полна ярких характеров, захватывающе интересна, изобилует отличными ситуациями и наверняка завоюет успех. Вы знаете, какого высокого мнения я был о "Деньгах", но я искренне уверен, что эти три акта гораздо лучше. Я еще не думал о небольших изменениях, которые Вы предлагаете, но en passant {Мимоходом (франц.).} заметил, что, пожалуй, сцена с пьяными неизмеримо выиграет, если ее несколько ужать, а может быть, этого и не потребуется, если ввести то, что Вы предлагаете. Сколько бы я ни говорил о пьесе, все равно я не смогу выразить все мои мысли и чувства. Ведь я, не забудьте, смотрю на нее ревнивым глазом актера! А впрочем, при любых условиях (надо ли говорить об этом!) я отнесся бы к ней com amore {С любовью (итал.).}. Ведь я так же глубоко тревожился бы за Вашу славу, как ценю Ваше благородство и великодушие. Если бы у меня вызвали сомнение хотя бы десять строк, я бы не преминул указать на них. В роли Герцога Стоун будет выглядеть отменно. Ручаюсь за то, что он и сыграет ее отлично. Нам предстоит провести с ним несколько зимних вечеров, и я за него вполне спокоен. Форстер будет хорош и естествен. Лемон же на сцене до того поразительно разумен и надежен, что, пожалуй, ни один актер не справится с этой ролью лучше него. И я надеюсь, что вскоре Вам представится возможность проверить точность моих предсказаний. Эгг * превосходно сыграет Автора. Что касается Джеролда, то он просто живет в пьесе. Я бы предложил Лича (в хорошем гриме) на роль Легкого. Его любит публика, и я не вижу для него другой роли в пьесе.
Теперь обо мне. Если бы мы имели или если бы мы смогли подыскать подходящего актера на роль Уилмота, я, думается мне, сумел бы создать в роли сэра Гилберта нечто отвечающее Вашему замыслу, а так мне приходится отказаться от нее с болью душевной. Характерные роли (в силу уж и не знаю каких диковинных причин) доставляют мне наслаждение до того пленительное, что я остро, не могу даже выразить как остро, переживаю чувство утраты, возникающее во мне от потери возможности так чудесно позабавиться всякий раз, когда я теряю шанс стать кем-то другим, иметь другой голос и т. д., словом, стать человеком совсем непохожим на меня самого. Но я говорю совершенно откровенно, ибо знаю, что Вы меня верно поймете, я знаю по опыту, что если я эту роль не возьму сам, то мы не найдем никого, кто бы в роли Уилмота сумел держать все нити пьесы. Думаю, что я смогу передать отвагу, благородство, беспечность, с какими он носит свою маску, скрывающую его истинную натуру, так чтобы с первой же сцены захватить зрителей. Я вполне уверен, что понимаю Ваш замысел. Я убежден также, что при появлении Джеролда, Форстера и Стоуна, я смог бы в этой роли, действуя как некий крохотный механизм, представлять их в наиболее выгодном свете, одновременно уделяя столько же внимания отдельным характерным особенностям их ролей, сколько и своей, лучше, чем какой-либо другой актер-любитель. А посему я снимаю шляпу перед Уилмотом и с этой минуты отдаю ему свой ум и сердце.
Надо Вам сказать, что в одной пьесе, которую мы однажды репетировали, но так и не поставили, хотя репетировали долго и весьма усердно, Лемону удалось создать характер с такой непосредственностью и силой, что я, играя с ним эту сцену, все время им восхищался. В драматических местах роли сэра Гилберта он Вас поразит. К тому же он обладает инстинктивным чувством меры, благодаря чему сумеет вначале не быть чересчур нелепым и комичным, а всего лишь покажет искорку того, что скрыто в глубине.