«Ты одинок. Ты учишься ходить, как одинокие, слоняться, бродить, видеть, не глядя, глядеть, не видя. Ты учишься быть прозрачным, неподвижным, несуществующим».
Илья зарывается Наполеону в волосы и закрывает глаза. Он слишком хорош для него. Отношения, со всеми их минусами и плюсами, слишком хороши для Ильи. Он не хочет, чтобы Наполеон лишился чего-то в жизни, не хочет ничего его лишать. Но чувствует, что иначе не справится.
Он закрывает глаза покрепче и представляет, что все иначе. Что он – совсем не он. Что он кто-то другой. Тот, кто сможет дать Наполеону все, что он захочет. Кто не утянет его на дно за собой, а поднимет вверх. Изменить все – собрать вещи, уехать из Бостона в Нью-Йорк, заселиться с ним в одну квартиру, устроиться работать в какой-нибудь офис, а, может, и пойти по специальности, отстраивать здания.
Наполеон тихо дышит во сне, прижимаясь к нему, и Илья понимает – он не справится. Все разговоры о нем были правдой: он ни на что не годен.
«Ты не умер. Ты не сошел с ума».
Когда фильм заканчивается, и на большом экране появляются субтитры, Илья видит, что Наполеон уже не спит, вертя пальцами на своем мизинце кольцо с небольшим синим камнем.
– Как тебе фильм? – он говорит тихо, стаскивая кольцо со своего пальца.
– Нормально, – так же тихо отвечает Илья, следя за его пальцами с аккуратно постриженными ногтями. Нормально. Его вряд ли смог бы впечатлить фильм, если он старался его не смотреть. Слишком уж резали уши мысли выдуманного человека, совпадавшие с его. Это странно, думает Илья, когда только выдуманный человек думает так же, как ты. Как будто ты и есть он. Как будто и тебя не существует.
– Мне в свое время нравился. А сейчас задремал. Не знаю, наверное, усталость, а? – Илья чувствует, что он смотрит на него. И чувствует, как ладонь сжимает его пальцы, вытягивая их вперед. Чувствует, как тонкий металл касается его мизинца. И опускает взгляд.
– Что ты делаешь?
– Оставляю о себе память. Кто знает, когда мы еще увидимся после отъезда, – кольцо подходит ему по размеру. Даже удивительно как-то.
– Я еще никуда не уезжаю, – Илья смотрит на кольцо из серебра с синим камнем. Илья понятия не имеет, настоящее ли серебро, настоящий ли камень, чьего названия он не знает. Но он не возражает. Только сжимает кончики пальцев Наполеона своими.
– Потом забуду.
Машины постепенно покидают территорию кинотеатра, как и люди, собирающие свои вещи, идущие пешком. Наверное, и им уже пора бы отправиться по домам.
Илья закрывает глаза, вжимаясь носом в макушку Наполеона рядом с собой, и думает о том, что не заслуживает ничего из этого: ни кинотеатра под открытым ночным небом, ни пальцев, сжимающих запястье, когда он нервничает, ни слов поддержки, ни тепла рядом с собой, ни этого кольца на мизинце.
Он не должен утягивать Наполеона за собой. И он понимает, что ему лучше исчезнуть.
В его списке остался только один не вычеркнутый пункт.
========== Пункт шестой ==========
just before i go.
Илья подъезжает к краю обрыва и щурит глаза от утреннего солнца. Судя по прогнозу погоды, сегодня день обещает быть жарким. Не таким, как предыдущие, но все-таки. Он смотрит вниз, на озеро. Озерная гладь, отражающая блики солнца, кажется насквозь прозрачной. Слишком чистая для того, чтобы оказаться райским местом для туристов. В такую не должны заходить изморенные солнцем пожилые дамы, не должны справлять нужду дети. В такой воде, кажется, и рыб нет. Но они есть. Маленькие, с аккуратными хвостами треугольниками. Илья помнит, как отец однажды поймал одну такую, а Илья отпустил ее обратно, пока тот не заметил. Рыба не была золотой и вряд ли бы однажды исполнила его желание. Но Илья этого и не просил. Он смотрел, как рыба уплывала под прозрачной водой ко дну, усыпанному мелкими камушками.
Сейчас он взрослее. И ни о каких рыбах с желаниями быть речи и не может. Как и о Несси. Несси бы заметил кто угодно, плавай она в этом озере. Наверное, думает Илья, он понимал это и в детстве, но до последнего хотел верить в то, что он ошибается. Верить в чудеса в детстве – это совершенно нормально. А вот верить в чудеса, когда тебе тридцать лет, – это инфантильно и несерьезно. Илья не думает, что он серьезный человек. Но и верить в чудеса он уже не способен.
Илья снимает обувь, складывая ее в кабину пикапа, и думает о том, что он все делает верно. Он подходит к краю ближе, глядя вниз. Задерживает дыхание. И делает шаг.
«Я не додумался вести дневник раньше. Извини за это. Извини за карандаш. Я, наверное, казался тебе слишком странным. Извини и за это».
Илья принимает удар животом и чувствует, как вода начинает обволакивать его с ног до головы. Он открывает глаза и плывет вниз.
«Я никогда не думал о том, чтобы найти кого-то близкого для себя. За все тридцать лет моей жизни у меня не было никого ближе отца и матери. Да и те в конечном счете отдалились. Ты стал чем-то вроде спасательного круга для меня. На время. Извини за это. И извини, что разочаровал».
Илья прижимает ладони к песчаному дну и чувствует, как песчинки скользят по его пальцам, забираясь под ногти. Илья улыбается, раздвигая ладонями мелкие камни в стороны, находя себе место.
«Я никогда не писал письма. И потому у меня все так спутано. Ты, наверное, не понимаешь, что за чертовщина происходит. И, наверное, я должен был тебе признаться сразу, что приехал сюда навсегда».
Илья опускается на дно животом и чувствует, как у него заканчивается кислород. Он сжимает пальцами мягкий песок и закрывает глаза, отталкиваясь от дна, чтобы перевернуться на спину.
«Про таких как я принято говорить – не повезло. Всю свою жизнь я только ною, пребываю в депрессии и думаю о том, что однажды все это закончится. Что однажды меня не станет. Миру от этого не станет легче. Мир этого не заметит. Но от этого станет легче мне».
Илья медленно закрывает глаза. Он один. Один в полной темноте, как он этого и ждал. Он открывает глаза и опускает взгляд вниз, на свои руки.
«Я просто хотел сказать тебе. Написать. Спасибо. Ты сделал эти несколько дней лучше. И, наверное, позволил мне в первый и в последний раз влюбиться. По правде говоря, я даже не уверен, что чувствую именно это. У меня это впервые, не обессудь. Но, все-таки, спасибо тебе за то, что я на пару дней смог ощутить себя человеком. И прости меня. Я не справлюсь».
Серебряное кольцо с небольшим синим камнем напоминает о Наполеоне. Пусть оно останется с ним. И пусть блокнот Ильи останется с Наполеоном. Это эгоистично. И Илья это понимает. Но он уже давно решился на это. Он оставил блокнот возле двери дома Наполеона полтора часа назад. И, возможно, Наполеон это уже читает. Илья невольно улыбается.
«Ты хороший человек, Наполеон. И ты понимаешь меня. Может быть, не до конца. Но ты достоин большего, чем парень-утопленник. Я не прошу помнить меня. Я прошу не забывать то, что ты способен сделать чью-то жизнь немного светлее».
Наполеон хороший человек. И его темные вьющиеся волосы куда лучше выглядят без укладки. Илья надеется, что он это поймет. Он закрывает глаза, открывает их снова и вспоминает отца. Прости, отец. Он так и не нашел эту глупую Несси.
«Спасибо за все, Наполеон. И еще раз прости, если это тебя ранит. Ты хороший человек. Помни об этом, ковбой. Твой коммунист большевик».
Илья закрывает глаза и вспоминает Наполеона снова. У Наполеона синие глаза с небольшим коричневым пятном на левом. Такие он еще не встречал ни у кого. У Наполеона черные вьющиеся волосы, в которых застревают листья, опавшие в кузов машины. У Наполеона светлая кожа и лицо, выточенное, словно из мрамора. Он мог бы быть скульптурой в музее, если бы не был живым. У Наполеона низкий приятный голос, когда он начинает о чем-то говорить. И он совсем не похож на мистера Хаггинсона. Разве только носом. С небольшой горбинкой и вздернутым кончиком. У Наполеона длинные руки, покрытые мелкими царапинами, как после куста шиповника, и пальцы, которые всегда крепко сжимают запястье, когда Илья начинает нервничать или злиться.
