АНФИСА. Не люди. Очень смешно.
КОЧУБЕЙ. И я думаю, что смешно. Поэтому у нас в России есть только мертвые бабочки. И мой друг, Боря Толь, устраивает их выставки. Чтобы мы все видели, какие существа окружали бы нас, если б у нас тут было тепло и круглые сутки – полярный день.
АНФИСА. Ваша жена скоро приедет?
КОЧУБЕЙ. Вы хотите с ней познакомиться? Неизвестно. Бабочек же много. И всех надо рассмотреть. Часа через три. Может быть, четыре. Я только проснулся и немного плохо соображаю. Сейчас сколько времени?
АНФИСА. Половина восьмого. Можно, я поправлю ваши очки. Они так идут к этому красному костюму.
КОЧУБЕЙ. Поправьте, о боже. Мы должны с вами тренироваться говорить по-английски?
АНФИСА. Да, мы должны тренироваться. Но можем пока по-русски. Начинать по-русски.
КОЧУБЕЙ. Я, как вы, Ноэми, с детства учил английский.
Но не очень удачно. То есть учил-то удачно, а вот выучил не очень. Однажды приехал в Вашингтон просить денег – не для себя, а для бюджета страны – и прямо с порога сказал: дир лэдиз энд джентлменз. С «з» на конце.
Как джаз. З-з-з-з-з. Представляете?
АНФИСА. С американцами так и надо. Построже с ними надо. А то они очень наглые. Чуть что – кладут ноги на стол.
КОЧУБЕЙ. Может быть. Но американцы меня и так понимают. Они хорошо читают по моим губам. Так что издавать звуки мне уже и необязательно. Открыл губы – и пошел.
АНФИСА. Как хорошо вы сказали – открыл губы! Вы любите танцевать?
КОЧУБЕЙ. С чего вы взяли?
АНФИСА. У вас глаза человека, который любит танцевать.
КОЧУБЕЙ. О, спасибо, Ноэми. Я из танцев знаю только два слова. Два очень красивых слова – пасодобль и хабанера. Но что значат эти слова, я не знаю. Думаю, что когда хорошее настроение и все получается, – это пасодобль. А когда хреново все – хабанера.
АНФИСА. Ой, я обожаю хабанеру! Хотите, станцуем? Как раз в таком красном костюме надо танцевать хабанеру.
КОЧУБЕЙ. Да что, я не умею танцевать. Да что вы. Да что вы.
АНФИСА. Не отбрыкивайтесь. Все вы прекрасно умеете.
Что вы отбрыкиваетесь, как второкурсник. Спокойно.
КОЧУБЕЙ. я. я. честное слово, хабанера… Может, лучше пасодобль?
АНФИСА. Я вам сделаю, как лучше.
Танцуют.
Удаляются в темноту.
XVI
Гоцлибердан.
ГОЦЛИБЕРДАН. О, хабанера! Какие еще в жизни остаются слова! Когда великий русский народ, итить его в душу богоносец, поднимет нас всех на вилы, меня не поднимут. Меня возьмут диджеем в дом престарелых. Я буду ставить им на виниле хабанеру и пасодобль. А потом. Потом все сгорит. Весь винил. Все старики. Останется только пепел. Первоклассный деревянный пепел наших богоносных широт. И еще – я. Я останусь. Потому что хороший диджей всегда в цене. Хабанера!
Танцует.
XVII
Кочубей, Анфиса.
АНФИСА. Вы давно не пробовали, мой босс?
КОЧУБЕЙ. Признаться, давно. Все не до того было. Старую книжку заканчивал. Потом отсыпался. Да, а Марфуши до сих пор нет. Двенадцатый час уже. Разве бабочки не заканчиваются к полуночи?
АНФИСА. Марфуша – это ваша домработница?
КОЧУБЕЙ. Что вы, Ноэми. Марфуша – это моя жена. Ее зовут Мария. Но дома я привык называть ее Марфа. Так повелось. Она откликается.
АНФИСА. Когда вы сказали «она откликается», мне вспомнилось про собак. Смешно. Это собаки откликаются на клички.
Пристально.
КОЧУБЕЙ. Собаки меня тоже интересуют. У меня было 12 собак. На даче. Когда я работал премьер-министром. Верней, заместителем. Их всех расстреляли.
АНФИСА. Как? Кто расстрелял? Вы шутите?
КОЧУБЕЙ. Разве я умею шутить, моя шикарная танцовщица? Их расстреляли агенты КГБ. Вы знаете, что была такая организация – КГБ?
АНФИСА. Мне что-то папа рассказывал. Но я точно.
КОЧУБЕЙ. Теперь ее уже нет. А тогда она была – вовсю. И КГБ приставил ко мне охрану. Специально, чтобы охрана раздражала меня. И мешала таким макаром делать либеральные реформы.
АНФИСА. Чем таким мешала?
КОЧУБЕЙ. Таким макаром.
АНФИСА. А что это – макар? Я не слышала.
КОЧУБЕЙ. Макар, ну. это сложно объяснить. я занимаюсь этим всю жизнь.
АНФИСА. Я постараюсь понять.
КОЧУБЕЙ. Макар бывает очень разный. Иногда он – как «маузер». То есть как пистолет для внутреннего употребления. А иногда – как злой дух. Вы понимаете?
АНФИСА. Макар – это такой злой дух? Который выходит из болота?
КОЧУБЕЙ. Как вы догадались? Вы.
АНФИСА. А мне рассказывали в Гондурасе. Когда я маленькая была. Надо было бояться болотного злого духа. И я боялась. Как все.
КОЧУБЕЙ. Да, в Гондурасе живут мудрые люди. Я бы их отреформировал за пять недель. Ну, за шесть – максимум. Максимум за шесть, вы понимаете?!
АНФИСА. Вы такой гениальный, что хватило бы и трех. Максимум четырех.
КОЧУБЕЙ. Вы думаете? Вам видней, вы жили в Гондурасе. Я – нет. Хотя я-то с детства мечтал об Ирландии. Тут пяти недель бы уже не хватило. Ирландия даже слишком неприступная. Как вечная мерзлота. Особенно, если мерзлота – из шоколада. Так, пытаешься укусить – и только сможешь, что отморозить зубы. Ничего больше. Я в юности читал книгу «Улисс», и влюбился в Ирландию. Точнее, в город Дублин. Вы читали книгу «Улисс»?
АНФИСА. Разве это можно читать?
КОЧУБЕЙ. В моей юности казалось, что можно.
АНФИСА. Это же была дискотека такая. Дискотека «У Лис'са». У нас, на «Аэропорте». На ЦСКА, где вещевой рынок. Я тогда еще в третьем классе училась. Родители запрещали мне подходить ко входу. Но мы с девчонками все равно подходили.
КОЧУБЕЙ. Дискотека «У Лис'са». А что с ней потом стало?
АНФИСА. Ой, ее закрыли. Там, кажется, убили кого-то.
КОЧУБЕЙ. Хорошая была дискотека. Но все равно это же был филиал. А главная дискотека «У Лис'са» размещалась в городе Дублине. В Ирландии. Такое большое здание. С колоннами, как Дворец культуры. И над ним всегда идут облака в четыре яруса. Как ребенок навстречу маме. Это такие стихи. Поэт Корней Чуковский. Вы не читали?
АНФИСА. Корней Цековский? Ужасно смешное имя. Я ничего не слышала. Он был, наверно, очень давно.
КОЧУБЕЙ. Очень. Вас еще не было на свете, моя дорогая Ноэми. Кстати, а откуда такое красивое имя? Вы же родились в позднем совке, при перестройке. Тогда любили другие имена.
АНФИСА. Ну…
Пауза.
Мне говорили, кажется, что так назывался какой-то научный институт. Где мог работать мой папа. Но я точно не знаю.
КОЧУБЕЙ. Поразительно. А я так любил Дублин, что хотел поехать послом в Ирландию. Первым послом свободной России. Ваш папа не был послом?
АНФИСА. Кажется, нет. Но тогда вы должны хорошо знать ирландский язык.
КОЧУБЕЙ. Я его не знал. Я хотел только уехать в Дублин, чтобы удержать мою жену. Марию, она же Марфа. Или наоборот. Марфу, она же Мария. В Москве бы я ее не удержал. Но я стал премьер-министром, я. и мы остались в Москве.
АНФИСА. Мне всегда была ужасно интересно, как человек становится премьер-министром.
КОЧУБЕЙ. Почему интересно?
АНФИСА. Ну это же страшно круто – премьер-министр. Вот мне сокурсники сказали – есть такой Путин, премьер-министр. Он ужасно сексуальный. И голова уложена – просто волосок к волоску. Как у иностранцев. В гостинице «Марриотт Аврора».
КОЧУБЕЙ. Все было очень буднично. Меня назначил президент Ельцин. Вынул из сейфа бланк указа, стряхнул паутину, взял перьевую ручку – и привет. Вы слышали о таком человеке – президент Ельцин?
АНФИСА. Я слышала, что он был все время пьяный, и его никогда нельзя было увидеть.
КОЧУБЕЙ. Разве это препятствие? Я вот тоже все время пьяный, но вы же меня видите. По крайней мере, видели.
АНФИСА. Вы не пьяный. Вы трезвый. От вас не пахнет. Я чувствую. У меня хорошие нервы в ноздрях.
КОЧУБЕЙ. Совсем ничем не пахну? Это уже сюжет другого романа.
АНФИСА. Нет, то есть чем-то пахнете. Аромат какой-то есть, парфюм то есть… Это, мне кажется, новый сосновый «Баленсиага». Или «Хьюго Босс». Но скорее, «Баленсиага». Вы же не будете душиться «Боссом»?
