И старое объяснение опять пришло ему в голову: это был сон. Он предполагал, что может поверить в монстров, если его убедить. Монстры, подумаешь, эка невидаль! Не сидел ли он в радиостудиях, читая новости о таких парнях, как Иди Амин Дада или Джим Джонс, или тот тип, который сжег всех этих людей в «Макдональдсе»? К чертям собачьим все эти безопасные спички! Монстры нынче подешевели. Кому сдался билет за пять баксов в кино, если можно прочитать о том же самом в газете за 35 центов или услышать тот же бред по радио бесплатно? И он думал, что если поверил в весельчака Джима Джонса, то может с таким же успехом поверить в версию Майка Хэнлона, по крайней мере, на какое-то время. Оно имеет даже какое-то свое скромное очарование, потому что Оно пришло извне, и никто не должен нести ответственность за Него. Он может поверить в любого монстра, обладающего множеством лиц, похожих на резиновые игрушечные маски (если ты собираешься купить одну из них, то лучше купить целый пакет, подумал он, за дюжину дешевле, так ведь?), по крайней мере на спор.., но статуя тридцати футов в высоту, которая сходит с пьедестала, а потом пытается разделать тебя, как тушу, своим гипсовым топором? Нет, это уж слишком! Как говаривал Авраам Линкольн, или Сократ, или кто-то еще: Буду рыбу есть и мясо, а говна я не хочу...

И снова острая колющая боль резанула по глазам, без видимых причин, без предупреждения, выжав из него сдавленный крик. В этот раз было еще больнее и длилась она дольше, что чертовски испугало его. Он прижал руки к глазам, а потом инстинктивно полез в них, чтобы вытащить контактные линзы.

Может быть, это что-то вроде инфекции, -подумал он тупо. – Но, Боже, как больно!

Он нажал на веки и готов был уже мигнуть, чтобы линзы выпали (и в следующие 15 минут ползал бы, близоруко щурясь, разыскивая их вокруг скамейки, ощупывая каждую падь гравия и моля Бога, чтобы прекратилась эта жуткая боль, как будто кто-то ногтями раздирает его глаза), как вдруг боль исчезла. Только что была, и вот уже нет. Глаза слезились, потом все утихло.

Он медленно опустил руки, сердце стучало часто и громко, и он боялся мигнуть, чтобы снова не почувствовать эту боль. Но ничего не было. И вдруг он обнаружил, что думает о том единственном фильме ужасов, который по-настоящему испугал его когда-то, еще ребенком; возможно, потому что он всегда беспокоился о своих очках и много времени думал о глазах. Фильм назывался «Ползучий глаз», с Форестом Такером. Не очень хороший. Другие ребятишки животики надрывали от смеха, но Ричи не смеялся. Ричи оставался серьезным и бледным, и глухим, и немым, ни один звук на этот раз не вырвался у него, когда желатиновый глаз выплывал из заколдованного киноаппарата, размахивая своими жилистыми щупальцами перед ним. Глаз сам по себе пугал его, как воплощение сотен подстерегающих его страхов и тревог. Вскоре после этого ему приснился сон, что он смотрит сам на себя в зеркало, берет огромную булавку, медленно подносит к зрачку и чувствует липкую влажность текущей по дну глаза крови. Он вспомнил – сейчас вспомнил, – как он проснулся и обнаружил, что написал в кровать. Лучшим показателем того, как отвратителен был сон, было то, что ему не стало стыдно после этого; он чувствовал только облегчение, распростершись на влажной простыне и молясь, чтобы это оказалось лишь сном.

– К черту все это! – сказал Ричи Тозиер низким голосом, все еще слегка дрожащим, и попытался встать.

Он пойдет сейчас в гостиницу и попробует вздремнуть. Если это дорога его памяти, то он предпочитал, чтобы в час пик она была свободна. А боль в глазах, возможно, всего лишь сигнал усталости и переутомления плюс стресс от встречи с прошлым, которое навалилось на него сразу в один день. Хватит шока, хватит воспоминаний. Ему не нравилось, как мысли его перескакивают с предмета на предмет. Какую мелодию пел Питер Габриел? «Обезьяний Шок»? Что ж, у обезьяны шока было достаточно. Время немного отдохнуть и осмотреться.

Он поднял глаза и снова посмотрел на шатер Городского Центра. И снова почувствовал такую слабость в ногах, что пришлось сесть. Прошлое давило.

РИЧИ ТОЗИЕР ЧЕЛОВЕК С ТЫСЯЧЕЙ ГОЛОСОВ

ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ГОРОД ДЕРРИ! ТЫСЯЧА ТАНЦЕВ!

В ЧЕСТЬ ВОЗВРАЩЕНИЯ РИЧИ-ТРЕПАЧА

ГОРОДСКОЙ ЦЕНТР С ГОРДОСТЬЮ ПРЕДСТАВЛЯЕТ

РОК-ШОУ РИЧИ ТОЗИЕРА «ПАРАД МЕРТВЕЦОВ»

БАДДИ ХОЛЛИ. РИЧИ ВАЛЕНС. БИГ БОППЕР.

ФРЭНКИ ЛАЙМОН. ДЖИН ВИНСЕНТ. МАРВИН ГЭЙВ.

ОРКЕСТР:

ДЖИММИ ХЕНДРИКС – СОЛО ГИТАРА

ФИЛ ЛИНОТТ – БАС-ГИТАРА

ДЖОН ЛЕННОН – РИТМ-ГИТАРА

КЕЙТ МУН – УДАРНЫЕ

ПОЧЕТНЫЙ ГОСТЬ ВОКАЛИСТ ДЖИМ МОРРИСОН

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, РИЧИ!

ТЫ ТОЖЕ МЕРТВЕЦ!

Он почувствовал себя так, как будто кто-то выкачал из него весь воздух.., а потом снова услышал этот звук, тот самый звук, который, казалось, давил на его кожу и барабанные перепонки, этот резкий, убийственный, свистящий звук розги – Сви-и-и-п! Он скатился со скамейки и упал на гравий, думая: Вот, что они имели в виду под дежавю, теперь ты знаешь, и не нужно будет спрашивать.

Он ударился плечом и перевернулся, глядя на статую Поля Баньяна – только теперь это был не Поль Баньян. Вместо него там стоял клоун, двадцатифутовый гипсовый истукан, раскрашенный во все цвета радуги; его разрисованное лицо венчалось рыжим хохлом волос. Оранжевые помпоны-пуговицы, вылитые в гипсе, каждая с волейбольный мяч, располагались в ряд на его серебристом костюме. Вместо топора у него была целая связка гипсовых шариков. На каждом шарике выведена надпись: "ВСЕГДА СО МНОЙ РОК-Н-РОЛЛ И РИЧИ ТОЗИЕР СО СВОИМ РОК-ШОУ «ПАРАД МЕРТВЕЦОВ».

Он стал карабкаться назад, на коленях и локтях. Гравий попадал в штаны. Он чувствовал, как распарывается, рвется под мышками его спортивное пальто из Родео-Драйв. Шатаясь, он поднялся на ноги и оглянулся, чтобы посмотреть на клоуна. Клоун тоже смотрел на него. Его влажные глаза вращались в глазницах.

– Я не испугал тебя, а? – прогрохотал он.

Ричи услышал, как помимо его воли, рот выговорил:

– Такой дешевкой не испугаешь и кобеля, Бозо. Ты понял? Клоун ухмыльнулся и кивнул, как будто он того и ждал. Красные кровоточащие губы разлепились, показав зубы, похожие на бритву.

– Я мог бы сцапать тебя, если бы захотел, – сказало Оно, – но впереди еще много интересного.

– Да, много интересного и смешного, – услышал Ричи свои слова. – А самое смешное, самое смешное будет, когда мы снесем твою дурную башку, бэби.

Ухмылка клоуна становилась все шире и шире. Он поднял одну руку, затянутую в белую перчатку, и Ричи почувствовал дуновение ветра, сдувающего волосы со лба, как это уже было двадцать семь лет тому назад. Клоун показывал на него пальцем, громадным, как коромысло.

Громадным, как... -подумал Ричи, и вдруг опять пришла боль. Будто острые шипы впились в глазное яблоко.

. – Прежде чем вытаскивать бревно из глаза соседа, вытащи соринку из своего собственного, – нараспев произнес клоун, слова грохотали и вибрировали, и снова Ричи стало обволакивать сладкое гниющее дыхание.

Он взглянул вверх и сделал несколько поспешных шагов назад. Клоун наклонился, держась руками в перчатках за свои колени.

– Хочешь поиграть еще, Ричи? Что ты скажешь, если я укажу на твой член, и у тебя случится рак предстательной железы? Или могу указать на твою голову, и у тебя будет застарелая опухоль мозга – и многие скажут, я уверен, что она уже давно была там. Я могу указать на твой рот, и твой глупый трепливый язык превратится в гноящийся обрубок. Я могу сделать это, Ричи. Хочешь посмотреть?

Глаза его становились все шире и шире, и в этих черных зрачках, огромных, как мячи, Ричи увидел безумную тьму, которая возможна только на краю Вселенной; он видел жуткую радость, способную окончательно свести его с ума. В тот момент он понял, что Оно могло бы сделать все, что обещало, и даже больше. И все-таки он опять услышал, помимо его воли, уже не его голос и не любой из созданных им в будущем или в настоящем голосов; он услышал голос, который никогда не слышал прежде. Позже он скажет остальным, что это было похоже на голос Ниггера Дживиаса, громкий, передразнивающий сам себя, скрипучий.