Лена. Погоди секундочку. Что-то я тебе хотела сказать… Одну вещь. Даже, кажется, две…
Виктор (нежно). Может, три?
Лена. Да, ты прав, три… Погоди, а то забуду… Да… Во-первых, обязательно поблагодари Лёпу и эту девочку из Таллина за прекрасный спектакль…
Виктор. Лена…
Лена. Во-вторых, чтобы меня обмануть, надо иметь хотя бы две извилины…
Виктор. Ну знаешь!..
Лена. А в-третьих, мне очень не хотелось тебе говорить, уж извини, но ты бездарен. Ты попугай. Мартышка, которую научили месить глину. Самый обыкновенный бабник. На это тебя хватит. Но больше — ни на что. (Идет к выходу.)
Виктор. Да меня вся Европа знает!
Будкин (входит). Ну как?
Виктор. Никак.
Будкин. Не успеешь?
Виктор. Не.
Будкин (подойдя к скульптуре). Тут делов-то на два часа. Напрягся бы, а? Ну чего тебе не хватает?
Виктор. Наверное, счастья.
Будкин. Ишь чего захотел… Пушкин вон и тот… (Цитирует.) «На свете счастья нет, а есть покой и воля…»
Виктор. Насчет воли не думал, а вот покой… Ошибся Александр Сергеевич…
Занавес
Действие второе
Картина третья
Та же декорация. Вечер. Виктор и Лёпа сидят, мрачно глядя друг на друга. Виктор большим ножом машинально строгает какую-то деревяшку.
Виктор. Ну, сколько там?
Лёпа. Ты спрашивал пять минут назад.
Виктор. Пять-то минут прошло!
Лёпа (смотрит на часы). Половина.
Виктор. Ну, что делать?
Лёпа пожимает плечами.
Виктор. Как она себя вела-то?
Лёпа. Ну как… Вышли — я, говорит, пойду. Куда, говорю? Меня ждет математист Саша. Мне, говорит, Виктор разрешил.
Виктор. Лицо ничего… такого не выражало?
Лёпа (отрешенно). Кольцо надела.
Виктор. Как надевала-то?
Лёпа (в прострации). На палец.
Пауза.
Виктор. Ну что, в милицию звонить? В больницу?.. Машин этих проклятых расплодилось… Ну вот я тебя спрашиваю: что случилось?
Лёпа. Почему — меня?
Виктор. А кого мне еще тут спросить?.. Хоть бы живой вернулась!
За дверью шаги. Парни замирают, вслушиваясь. Лёпа вскакивает.
Виктор. Сиди!
Входит Жужа.
Жужа. Добрый вечер, мне ещё больше понравилась Москва. Как я рада вас видеть! (Целует в щеку того и другого.)
Виктор. Где ты была?
Жужа. Ты же знаешь — я гуляла с Сашей.
Лёпа (вдруг вскипает). А сколько сейчас времени?!
Жужа. Пошел вон, нахал. У тебя есть часы.
Лёпа. Одиннадцать! А ушла в четыре! Ты что хочешь, чтобы нас с Виктором инфаркт хватил?
Жужа. Но это же не поздно.
Виктор. С кем ты была все это время?
Жужа. С Сашей.
Виктор. С математистом?
Жужа. Ты же разрешил.
Виктор. Что делали?
Жужа. Гуляли, потом ходили, потом опять гуляли, а потом пошли в один дом.
Виктор (Лёпе). В один дом… Ну, я этого Эвклида… (Жуже.) Что там делали?
Жужа. Мы ели.
Виктор. Пили?
Жужа. Мы пили очень вкусный чай.
Виктор. И все?
Жужа. А что еще надо пить?
Виктор. Кто там был? Ты, математист — еще?
Жужа. Еще мальчик и девочка.
Виктор (Лёпе). Двое на двое… Видал Пифагора?.. (Жуже). Свет гасили?
Жужа. Конечно.
Парни хватаются за головы.
Жужа. Мы же смотрели телевизор!
Парни облегченно вздыхают.
Виктор. Ты где сидела?
Жужа. В кресле.
Виктор. А Ньютон?.. Ну, математист?
Жужа. Он сидел на полу у моих ног.
Виктор. В красивой позе, да?
Жужа. Да, это было красиво.
Виктор. Твой Лейбниц не оригинален… А потом?
Жужа пожимает плечами.
Виктор. (Умоляюще.) Ну, что вы делали потом?
Жужа (ехидно). А что надо делать потом?
Виктор. Ничего не надо делать потом!
Жужа. Но мы ничего не делали. Мы пошли на улицу и гуляли до самого дома.
Виктор (со вздохом). И он тебе говорил, что у тебя очень красивый акцент…
Жужа. Да…
Виктор. Что тебе так идут эти джинсы — да?
Жужа. Почему ты знаешь?
Виктор. Что с тобой легко, все понимаешь без слов — да?
Жужа. Ты тоже был там, на улице?
Виктор. Скажи своему Лобачевскому: пусть сообразит что-нибудь поновей.
Жужа. Ты знаешь, что я думаю? Наверное, мой папа, когда был молодой, тоже вел нехорошую жизнь. Когда я иду гулять, он боится, как ты.
Виктор (Лёпе, держась за сердце). Вот так растишь, кормишь, а потом награда…
Жужа. Скажи, что я буду делать завтра?
Виктор. Завтра решим. (Нервно вертит в руках нож.)
Жужа. Но мне надо знать сейчас!
Виктор. Это еще зачем?
Жужа. Меня ждет Саша.
Виктор. Что? Болтается у подъезда? А ну тащи сюда! Лёпа, пойди с ней.
Жужа. Ну хорошо! Но зачем тебе нож? Он, наоборот, не хотел меня поцеловать.
Виктор. Наоборот? Значит, кто-нибудь хотел?
Жужа. Кто-нибудь хотел.
Виктор. Кто?
Жужа (возмущенно). Ну что ты хочешь, мне пятнадцать лет! Мои подруги уже много успели, а я могу все опоздать!
Виктор. Лёпа, я тебя прошу… Объясни ей. Объясни! По-хорошему!
Лёпа. Понимаешь, Жужа…
Виктор. Ладно, постой… (Жуже.) Ты когда-нибудь целовалась?
Жужа. Немножко.
Виктор. Что значит — немножко?
Жужа. Только два раза.
Виктор. С кем?
Жужа. Первый раз — он был дурак. Все над ним смеялись, мне его стало жалко. Но это было просто так, вот сюда. (Показывает на щеку.) Все равно что поцеловаться с мамой или с тобой.
Виктор. А второй раз?
Жужа. Второй раз — он был очень красивый. Он был из Болгарии, я ему показывала Будапешт. Ему было много лет, двадцать три или даже двадцать пять. Он мне сказал «спасибо» и поцеловал.
Виктор. Куда?
Жужа. Куда надо. Но потом не прислал никакого письма.
Виктор. Очень хорошо, что из Болгарии. Уехал, и слава богу. Вообще имей в виду: в каждой стране свои обычаи. У нас целоваться в твоем возрасте считается предельно неприличным. Девушка, которая себе это позволяет, окружена всеобщим презрением.
Жужа. А если кто-нибудь кому-нибудь нравится, что тогда?
Лёпа. Ну, если уж очень нравится, тогда…
Виктор. Тогда надо просто пожать ему руку. Вот так. (Пожимает руку Лёпе.) В пятнадцать лет этого вполне достаточно.
Жужа. Хорошо, я пойду пожать ему руку… А моя мама сказала, что целоваться можно. Но только десять раз, и не больше.
Виктор. Что? Чтобы такую чушь…
Лёпа (негромко). Это непедагогично!
Виктор. Ладно!.. (Жуже.) Так что там говорила твоя мама?
Жужа. Я же сказала. Я всегда говорю правду.
Виктор. В таком случае твоя мама…
Лёпа. Старик, спокойно…
Виктор. Я хочу сказать, что в таком случае твоя мама права. Она права, а ты ее не поняла. Она имела в виду что? Если тебе уж очень хочется целоваться, надо вместо этого сосчитать до десяти!
