— Нам следует держать ухо востро и постоянно приглядывать за ней, — твердо заявила Элинор. — Рано или поздно Синди оступится, сделает какой-нибудь промах. И тогда все увидят, что она лишь дешевая маленькая потаскушка. Надеюсь, Харли хватило ума заставить ее подписать брачный контракт, иначе эта маленькая сучка обчистит его, когда дело дойдет до развода.
— А ты видела, как она себя вела? — спросила Сильви негодующим шепотом. — Задирала нос и разговаривала с нами как ровня! Маленькое ничтожество!
— А ты заметила ее ужасную сестру? — усмехнулась Элинор. — И эту подружку?..
В соседней кабинке послышался беспокойный шорох…
— Да она выглядит так, будто на лбу у нее написано «шлюха»…
— Кого это, мать вашу, вы назвали шлюхой? — Перегородка дрогнула, когда Триш с силой хлопнула створкой двери и ринулась в бой. — Ах ты, старая надутая летучая мышь!
Послышались весьма неблагородные звуки завязавшейся потасовки.
— Немедленно уберите от меня руки! — возопила Элинор. — Сильви, помоги мне!
— Да ты просто завидуешь, потому что у тебя рожа как губка! — вопила Триш.
— Эта старая кикимора должна получить по заслугам! — подзадоривала Шарлин.
— О Боже! — прошептала Сильви.
— Пустите меня! — выла Элинор.
Снова скрипнула, открываясь, дверь, и воцарилось смущенное молчание.
— Везде ищут Синди. Она должна нарезать торт, — отразился эхом от стен сварливый голос Бэбс. — Кто-нибудь видел ее?
— А кто вы, мать вашу, такая? — осведомилась Шарлин.
— Ее единственная кровная родственница. Думаю, вам следовало бы это знать, — вознегодовала Бэбс. — И это дает мне большее право быть здесь, чем всем вам. — Слезливая дрожь в ее голосе сменилась отчаянным завыванием. — Моя сестренка! После всего, что я сделала для нее, она не хочет меня знать теперь, когда попала в высший свет!
Заговорило сразу несколько голосов:
— …так прекрасно все организовано… отличный сервис… что значит потерять сестру, если приобретаешь целую семью… всегда трудно…
— Все дело в обетах, которые они произнесли в церкви, — продолжала причитать Бэбс. — «Забудь обо всех, оставь всех…» Тогда-то я и поняла, что потеряла ее.
— В здравии и в болезни, — невпопад произнесла Сильви.
— В богатстве и бедности, — поддержала ее Шарлин, мелодично выпевая слова.
— Пока смерть не разлучит нас, — мрачно заключила Элинор.
— Пепел к пеплу и прах к праху, — прогнусавила Триш. — О, прошу прощения! — Она разразилась смехом. — Чертов сервис!
Я съежилась в своей кабинке, чувствуя себя премерзко. Я отчаянно хотела, чтобы они ушли. По моей щеке поползла слеза. Как я ни презирала этих людей, они казались мне моими единственными друзьями. Я не подозревала, как они ненавидят меня! Я призадумалась о своей прошлой жизни, и меня охватило чувство вины. Я вспомнила о Салли и Эндрю, людях, действительно доброжелательных ко мне. А я ничего не могла предложить им взамен. Как бы отблагодарить их теперь? Итак, у меня остался только Харли.
— Эй, посмотри-ка там, внизу, под перегородкой!
Мои размышления были прерваны отчаянным воплем Триш.
— Ведь это ее платье! Она все время там скрывалась! — Она умолкла, догадавшись, к чему приведет это открытие, и перешла на испуганный шепот: — Ты думаешь, она слышала нас, Шарлин?
— Так ей и надо, если она подслушивала! — возмутилась Сильви.
— Син! Ты там? — спросила Триш.
Закрыв глаза, я взмолилась, чтобы какой-нибудь добрый бог или злой дьявол стер их в мгновение ока с лица земли, метнув в них молнию.
— Постойте! — снова воскликнула Триш. — Я заберусь на перегородку и посмотрю сверху!
Мне пришлось быстро соображать и действовать.
Заметив, что у меня в руке до сих пор бутылка виски, я подняла крышку сливного бачка и сунула ее туда. Потом оправила платье, чтобы оно выглядело должным образом для женщины, только что очнувшейся от обморока. Сквозь полуприкрытые веки я увидела маячащее над перегородкой лицо Триш.
— О! Черт возьми! Шарл! Да она отключилась! — Наступила пауза. — Как по-твоему, Син умерла?
После следующей паузы, во время которой я слышала шорохи и шелесты, наверху появилось еще одно лицо.
— Нет, — послышалось заключение Шарлин. — Я вижу, что она дышит.
— Вот что! — завопила Триш. — Я спущусь вниз и выволоку ее!
Я продолжала изображать беспамятство, пока они извлекали меня из кабинки и переносили в зал. В дверях я внезапно «очнулась», вырвалась из их цепких объятий и бросилась к Харли. Теперь я знала, что он единственный человек, питавший ко мне какие-то чувства.
— Синди, солнышко! Где ты была? С тобой все в порядке? В его голосе слышалась нежность.
— Позаботься обо мне, Харли, — прошептала я.
— Конечно, позабочусь, дорогая! — отозвался Харли тоном собственника. — Ведь теперь ты моя! Вся моя!
После этого инцидента все стали проявлять ко мне внимание и дружелюбие, но я расценила это по-своему: они поняли, что перешли все допустимые границы. Я играла свою роль в этом представлении с чувством отрешенности, вероятно, благодаря выпитому мной виски.
— Твои друзья слишком шумные, — сказал Харли, наблюдая, как Марти во главе процессии своих коллег шествует по коридору в красном бархатном жилете, украденном у одного из лакеев Хайнриха. В каждой руке он держал по лопаточке для помешивания еды и весело помахивал ими.
За ним неуверенно следовала Триш. Она была озабочена пуговицами на своем платье и наспех сооруженным декольте, всего на несколько миллиметров отделявшим ее от неприличной наготы. За ней шел Чак Вудкок, ритмично покачивая бедрами.
Я содрогнулась при воспоминании об инциденте на Мал-холлэнд-драйв. То, что ждет меня сегодня вечером, будет совсем не похоже на это. Сегодня я, наконец, узнаю, что такое любовь. Эта ночь станет поворотной точкой в моей новой жизни, поможет мне забыть о долгих годах, прожитых в вынужденном безбрачии и одиночестве.
Я с нетерпением ждала этого момента с тех самых пор, как согласилась выйти замуж за Харли, но едва дверь номера для новобрачных закрылась за нами и мы оказались вдвоем, нас охватило смущение. Мы робко смотрели друг на друга через разделявшее нас пространство огромной кровати, застеленной бледно-голубым бельем. И в этот момент у меня началась паника. Я ничего не могла сказать и не знала, что делать. Я была растерянна, беззащитна и не подготовлена к тому, что меня ожидало.
Харли откашлялся.
— Ты… гм, ты воспользуешься ванной первая?
Благодарно кивнув ему, я бросилась туда. Заперев за собой дверь, я начала освобождаться от одежды. Потом с беспокойством оглядела себя в зеркале, однако тело Синди оставалось прежним. Удостоверившись, что у меня не появились морщины, я завернулась в купальный халат, дважды почистила зубы и, трепеща, вернулась в спальню. Я не знала, чего ожидать.
Харли стоял у окна, все еще полностью одетый. Он, улыбаясь, подошел ко мне, но когда я уже была готова упасть в его объятия, Харли отступил и скрылся за дверью, пробормотав что-то невнятное о необходимости принять ванну.
Я с ужасом поняла, что он тоже нервничает. Все происходило совсем не так, как я себе представляла. В моих мечтах все совершалось стремительно и бурно, без долгих и неловких пауз, предназначенных для смены декораций.
Угол покрывала был отогнут, и я заметила, что на нем тоже красовалась эмблема «Лапиник». Неужели Харли так одержим своим положением, что привез в отель постельное белье? Испытав легкое раздражение, я сбросила халат, забралась в постель и привела простыни в относительный беспорядок, чтобы скрыть эмблему. Из ванной до меня доносились звуки, свидетельствующие о том, что Харли полощет горло.
Наконец он вернулся в бледно-голубых трусах. Его вид ошарашил меня: Харли оказался меньше ростом и менее представительным, чем Харли, покинувший комнату несколько минут назад. Стыдясь своей наготы, я завернулась в простыни.
Когда, набравшись храбрости, я подняла голову, Харли стоял уже рядом со мной. Я в оцепенении, как зачарованная, смотрела на то место, где оттопырились его трусы. То, что я приняла за еще одну эмблему «Лапиник», оказалось лишь влажным пятном. С заученно небрежным видом Харли запустил руки под эластичный пояс трусов и осторожно спустил их.
