Всё оказалось совсем не так. Лорд Заэру, прежде всего, был молод. Точнее, конечно, средних лет, но выглядел едва ли не её ровесником. Не красив, но довольно мил; Уна бы сравнила его бродяжье обаяние с обаянием Бри - если бы всё ещё считала обаятельным этого вернейшего слугу леди Моры... От неё не укрылось, что перед отъездом из Кинбралана мать поручила именно Бри "не спускать глаз с тварей с зеркалами и держать мост поднятым". Под "тварями с зеркалами" подразумевались всё те же несчастные Индрис и Гэрхо: мастер Нитлот уехал в Долину Отражений, где у него резко нашлись срочные дела. Судя по взглядам в сторону Уны (всё ещё слегка ошалевшим - пусть шипение Индрис и её полунежные тычки под рёбра иногда и помогали), она подозревала, что "срочные дела" связаны как раз с ней, с её Даром и внезапно открывшимся происхождением.
Происхождение... Какое отчуждённо-прохладное слово, будто всегда не о тебе. Почти как "долг", "совесть" или "предательство". Или "страсть".
Уна старалась думать о чём угодно, кроме этого треклятого происхождения. Примерно так же было в первые дни после нападения на тракте, похорон отца и дяди Горо; правда, тогда к этому желанию примешивался стыд, а теперь она нисколько его не стеснялась. Спрятаться, закрыться, не думать: если задуматься, страх затягивает зловонной трясиной, словами несуразных стихов и дневников, что никогда уже не будут написаны. (И всё равно - теперь уже навсегда: заросли ежевики, мох, трава и камни; сжатые в ниточку пухлые губы - "Его брат. Лорд Альен"; добитая, скрученная болью женщина - зато наконец-то живая). Поэтому всю дорогу до замка Заэру - тягучую и изматывающую, потонувшую в жаре, ливнях и мутной, точно при влюблённости, бессоннице - Уна старательно избегала своего нового жуткого знания, наблюдая за чужими землями, людьми и обычаями, вслушиваясь в странную речь, а ещё упражняясь в магии. Благо, дополнительными заданиями Индрис её не обделила, а мастер Нитлот добавил пару интересных заклятий от себя лично. Уна набрасывалась на них с азартом, как в детстве - на математические задачки профессора Белми.
И наблюдать за лордом Заэру было особенно увлекательно. Мать, естественно, не оставила их наедине - а этот смуглый, явно недосыпающий мужчина был, видимо, слишком вежлив, чтобы открыто попросить её об этом. Они беседовали в личном кабинете лорда: попасть к нему на приём, вопреки устрашающим сплетням, оказалось совсем легко. Разговаривать с ним тоже было легко; весь он был лёгок, как грязноватое, серое пёрышко уличного голубя или вороны. И даже темы беседы: тёмная магия, материк на западе и лорд Альен (о, трижды лорд Альен - лорд Альен за каждым звуком и полунамёком) - казалось, не обескураживали его, не утяжеляли любезного тона, не опошляли солнечный день за узкими окнами. Весёлый беспорядок в вещах и книгах лорда тоже скорее понравился Уне, чем оттолкнул её.
Он общался с ней и с её матерью одинаково просто, и простота лишь подчёркивала нарочитость попыток любезничать по-придворному: словесные изыски и гибкие поклоны смотрелись в исполнении лорда Ривэна весьма неуклюже. Раньше Уна не догадывалась, что так легко может определить, с детства ли человек их усвоил. Лорд Заэру, один из самых могущественных людей в Дорелии, то и дело нервно вскакивал, хлопал в ладоши, неизящно хрюкал от смеха или запускал пятерню в волосы, ероша их - и без того запутанные. С того момента, как вошла Уна, ему определённо не сиделось на месте, и только тщательно заученные правила этикета не давали, вскочив, забегать по просторному кабинету. Лорд Ривэн просто то тряс ногой, то шоркал каблуками летних сапог по красно-коричневому ворсу ковра - так громко, что мать морщилась и раздражённо чесала нос... Уну многое в нём смущало, многое настораживало - а ещё она совершенно не постигала, как он мог дружить с лордом Альену.
Ещё точнее: как лорд Альен мог дружить с ним. Уна не знала лорда Альена, но откликов, жутких снов о розах и тёрне, шёпота кинбраланских осин, загадок и открытий хватало, чтобы целостный образ сложился из кусочков, подобно окну-витражу. И трудно было представить большую противоположность лорду Ривэну.
Если только он не искусный лжец - не игрок наподобие наместника Велдакира. Такую возможность тоже нужно учитывать. Недаром разлапистая и приземистая громада замка Заэру - не похожая на устремлённый вверх Кинбралан, в неуклюжей жажде любви льнущий к Синему Зубу, - напомнила Уне черепаху. На ярмарках в Меертоне и Веентоне всегда говорили, что наместник Велдакир, бывший лекарь, обожает всё ползучее и холоднокровное. В Академии, кажется, есть даже особые лавки, где продают рептилий... Дядя Горо наверняка знал, а теперь спросить не у кого.
- Вы слушаете, леди Уна? - мягко, но с подавленным волнением спросил лорд Ривэн. Он запустил руку в один из ящиков стола и теребил что-то внутри - не то рассеянно, не то сосредоточенно. - Кажется, я утомил Вас.
- Нет, что Вы, - Уна осушила бокал (она ничего не ела с утра, и вино слегка ударило в голову), попыталась улыбнуться и покачала головой. - Ваш рассказ очень увлекателен, милорд. Хоть всё это и трудно... укладывается в сознании. Я имею в виду - Хаос, угроза всему Обетованному... И место моего дяди в этой истории.
Уна слышала, как мать вздрогнула и подвинулась в кресле, но не повернулась в её сторону. Слово "дядя" применительно к этому человеку она теперь всегда произносила со стыдливо-подчёркивающей заминкой - и при этом никогда не смотрела на мать. Заминка, тем не менее, была вполне сознательной. Это доставляло злое, извращённое удовольствие - пряную сладость мести безо всяких цели и смысла.
- Всё это просто... нелепо, - мать издала сдавленный смешок. - Простите, милорд, но... По Вашим словам, мой деверь стал чуть ли не властелином мира. На какое-то время, по крайней мере.
Лорд Ривэн не стал отшучиваться - лишь серьёзно кивнул, и прядь тёмной чёлки закрыла ему полглаза.
- Так и было, миледи, - тихо сказал он. - Именно так. Я говорю только о том, чему сам был свидетелем. Сейчас мне нечего скрывать.
И он посмотрел на Уну - с выражением, чем-то напоминающим испуганный восторг мастера Нитлота, но ещё более неизъяснимым.
Уна вздохнула. Нужно продолжать их импровизированную партию... В конце концов, это не так уж отличается от философии или магии. Или от игры в "лисью нору", которую в Дорелии любят не меньше, чем в Ти'арге. Надо полагать, неслучайно.
- Насколько я понимаю, от некоего магического обряда, в котором лорд Альен должен был участвовать, зависело то, будем ли мы отделены от западного материка, как раньше? - уточнила она, тщательно подбирая слова и стараясь не вдумываться в их абсурдность. - И он был избран... Повелителем Хаоса?
- И это, и многое другое зависело тогда от него, миледи, - сказал лорд Ривэн на своём слишком правильном ти'аргском. Лучи - уже наполовину осенние, хоть и обманчиво жаркие, - размывали тени на его асимметричном лице, прорываясь сквозь занавеси на окнах. В кабинете их было два, а в каждом углу застыли масляные лампы миншийской работы; наверное, лорду нравится, когда вокруг много света.
Грустная фраза повисла в воздухе, и Уна долго (слишком долго по меркам беседы с незнакомым аристократом) не могла сообразить, как на неё ответить. Из-за вина тело окутал удушливый жар - чуть покалывающий, точно от приближения Дара. Плащ она сняла, но закрытое тёмное платье отчаянно хотелось сменить... Впервые в жизни, пожалуй, Уна завидовала смелому наряду матери.
Она поставила бокал на широкий подлокотник кресла и переплела пальцы в замок... О водяная Льер, кажется, зря. Взгляд, которым лорд Ривэн одарил этот обыденный жест - исполненный чуть ли не вожделения на грани с голодом - заставил её вспыхнуть и уставиться в ковёр.
Вряд ли этот взгляд относился к ней, к её личной манере переплетать пальцы. Уне было чересчур ясно, кого лорд Ривэн видит в ней с тех пор, как она переступила порог. Но эта ясность только усиливала волнение и хмельной стыд.
