Свенсон, специалист по наружному наблюдению, сомневался, что эта суета к чему-нибудь приведет.

– Не сработает, – сказал он.

– Почему? – поинтересовался Фитч.

– Потому что она вас увидит. Она что-то хочет сообщить, следовательно, следующий шаг сделает сама.

– Может быть. Но мне нужно знать, кто она.

– Расслабьтесь. Она вас найдет.

Фитч спорил с ним почти до девяти часов, потом проворно побежал в суд. Дойл поговорил с охранником и убедил его показать им девушку, если та вдруг появится.

В пятницу Николас выбрал Рикки Коулмен, чтобы поболтать за кофе и круассаном. Это была привлекательная тридцатилетняя женщина, замужняя, мать двоих детей, работала она регистратором в частной больнице в районе порта и была фанатом здоровья: не признавала ни кофеина, ни алкоголя, ни, разумеется, никотина. Свои соломенные волосы стригла коротко, под мальчика, а ее очаровательные голубые глаза сквозь очки в изящной оправе выглядели даже еще красивее. Потягивая апельсиновый сок, она сидела в углу и читала «Ю-эс-эй тудей», когда заглянувший в комнату Николас заговорил с ней:

– Доброе утро. Мы, кажется, вчера официально не познакомились?

Она улыбнулась, что делала всегда легко и охотно, и протянула руку:

– Рикки Коулмэн.

– Николас Истер. Рад познакомиться.

– Спасибо за вчерашний обед, – вспомнила она и рассмеялась.

– Не за что. Можно присесть? – Он кивнул в сторону складного стула, стоявшего рядом с ней.

– Конечно. – Она опустила газету на колени.

Все двенадцать присяжных были уже в сборе и, разбившись на группки, болтали кто о чем. Херман Граймз в одиночестве восседал за столом, на своем любимом председательском месте, обеими руками держа чашку с кофе и, без сомнения, прислушиваясь, не обсуждает ли кто-нибудь сюжетов, связанных с судом. Лонни Шейвер тоже в одиночестве сидел за столом, просматривая распечатки со своего служебного компьютера. Джерри Фернандес вышел покурить с Пуделихой.

– Ну, как вам нравится быть присяжным? – спросил Николас.

– Не так уж интересно.

– Не пытался ли кто-нибудь подкупить вас вчера вечером?

– Нет. А вас?

– Увы. Это очень плохо, судья Харкин будет страшно разочарован, если никто не попытается нас подкупить.

– Почему он все время напоминает о недозволенности контактов?

Николас чуть-чуть, не слишком близко, склонился к ней. Она тоже слегка приблизилась к нему и скосила взгляд на председателя, словно тот мог их видеть. Обоим доставляла удовольствие приватность беседы. Как это нередко случается между двумя физически привлекательными людьми, они почувствовали взаимное притяжение, возникло нечто вроде невинного флирта.

– Потому что прежде такое случалось, и не раз, – почти шепотом объяснил Николас. От кофейного стола послышался смех. Миссис Глэдис Кард и миссис Стелла Хьюлик вычитали что-то забавное в местной газете.

– Что «случалось»? – спросила Рикки.

– Подкуп присяжных в «табачных» делах. В сущности, это случается почти всегда и обычно бывает делом рук защиты.

– Не понимаю, – сказала Рикки. Она всему верила и хотела получить как можно больше информации от парня, который два года проучился на юриста.

– По стране уже прокатилась целая волна таких дел, но табачным компаниям еще ни разу не был вынесен обвинительный приговор. Они тратят на это многие миллионы, потому что не могут позволить, чтобы был создан прецедент. Стоит им проиграть один раз – и начнется обвал. – Николас сделал паузу, осмотрелся и отхлебнул кофе. – Вот почему они используют всевозможные грязные трюки.

– Например?

– Например, предлагают деньги членам семей присяжных. Или распространяют слухи, что покойный, кем бы он ни был, имел четырех подружек, бил жену, крал вещи у друзей, посещал церковь только по случаю отпеваний, а сын у него – гомосексуалист.

Она недоверчиво подняла брови. Тогда он продолжил:

– Это правда, юристы хорошо это знают. И судье Харкину это прекрасно известно, поэтому-то он так настойчиво нас и предупреждает.

– А разве этим людям нельзя помешать?

– Пока не удавалось. Они очень ловки, находчивы, совершенно бесчестны и не оставляют никаких следов. Кроме того, они располагают миллионами. – Он помолчал, давая ей возможность рассмотреть себя. – Они досконально изучили каждого из нас еще до того, как нас выбрали в жюри.

– Не может быть!

– Именно так. Для больших процессов это рутинная процедура. По закону им запрещено вступать в прямые контакты с кем-либо из кандидатов в присяжные, но они знают множество обходных путей. Вероятно, они фотографировали ваш дом, машину, детей, мужа, место вашей работы. Могли беседовать с вашими сослуживцами или установить подслушивающие устройства в вашем кабинете или там, где вы обычно обедаете. Вы никогда ничего и не узнаете.

Она поставила свой стакан с апельсиновым соком на подоконник.

– Но это же, наверное, незаконно, или неэтично, или представляет собой какое-то иное нарушение.

– Нарушение. Но им все сходит с рук, потому что вы ведь ни о чем не догадываетесь.

– Но вы-то догадываетесь.

– Да. Я видел фотографа в машине возле моего дома. И они посылали женщину в магазин, где я работаю, чтобы спровоцировать меня на споры относительно запрета курения. Я знаю все, что они делают.

– Так вы же сказали, что прямые контакты запрещены?

– Конечно. А кто утверждает, что они играют честно? Совсем наоборот. Они нарушают все возможные правила, чтобы одержать победу.

– А почему вы не рассказали об этом судье?

– Потому что все это было безобидно и потому что я знаю все, что они делают. Теперь я – член жюри присяжных и контролирую каждый их шаг.

Максимально разбередив ее любопытство, Николас решил, что дальнейшие разоблачения следует приберечь на потом. Он взглянул на часы и резко поднялся.

– Думаю, надо сбегать в заведение для мальчиков, пока нас не позвали в зал.

Лу Дэлл ворвалась в комнату, едва не сорвав дверь с петель.

– Пора! – строго сказала она. И при этом весьма напоминала воспитателя детского лагеря, пользующегося гораздо меньшим авторитетом, чем ему кажется.

Народу в зале по сравнению с предыдущим днем поубавилось чуть ли не вдвое. Пока присяжные рассаживались, подкладывая под себя для удобства мягкие подушки-сиденья, Николас осмотрел присутствующих. Как и следовало ожидать, Фитч сидел на том же месте, на сей раз притворяясь, будто читает газету и на жюри ему в высшей степени наплевать, в том числе и на то, как одет Истер. Он внимательно изучит все это потом. Репортеров почти не было, хотя время от времени кто-нибудь из них появлялся, а затем снова исчезал. Типам с Уолл-стрит, казалось, уже порядком все надоело: все они были молоды, только что со студенческой скамьи, и на Юг их послали как новобранцев – у их боссов нашлись дела поважнее. Миссис Херман Граймз занимала то же место. Интересно, будет ли она сидеть здесь все дни напролет, внимательно слушать все, что происходит, чтобы быть готовой в любую минуту помочь мужу бросить жребий? – подумал Николас.

Он не сомневался, что рано или поздно увидит человека, вторгшегося в его квартиру, может быть, не сегодня, но в какой-то момент судебного процесса – наверняка. Пока что его в зале не было.

– Доброе утро, – произнес судья Харкин, обращаясь к жюри, после того как все успокоились. Участники процесса дружно улыбались: судья, служащие суда, даже адвокаты, прекратившие перешептываться, одарили присяжных фальшивыми улыбками. – Надеюсь, все чувствуют себя хорошо. – Судья сделал паузу, чтобы убедиться, что все пятнадцать голов неловко, но утвердительно кивнули. – Отлично. Госпожа секретарь жюри уведомила меня, что все готовы работать весь день. – Забавно было представить себе Лу Дэлл в качестве «госпожи».

Его честь взял со стола листок с вопросами, которые члены жюри скоро возненавидят, откашлялся и принял серьезный вид.

– Итак, дамы и господа – члены жюри, я задам вам ряд вопросов, очень важных вопросов, и хочу, чтобы вы ответили на них максимально ответственно. Я также обязан напомнить, что если вам есть что сообщить, но вы не сделаете этого, причем абсолютно честно, то навлечете на себя обвинение в неуважении к суду, которое карается тюремным заключением.