Пусть будет так. Но вот мое условье:
Люби меня, а их дари любовью. (Сонет 20/ У. Шекспир/ Пер. С. Маршак)
Страх - твой лучший друг и твой злейший враг. Это как огонь. Ты контролируешь огонь - и ты можешь готовить на нем. Ты теряешь над ним контроль - и он спалит все вокруг и убьет тебя (Майк Тайсон)
Не бойтесь не найти, бойтесь потерять. У судьбы нет причин, без причины сводить посторонних…
Апрель 2012
Покидать больницу было страшно: за тяжелой дверью меня ждал незнакомый мир, незнакомые люди и те, кто сотворил со мной все это. Получалось, что мир априори враждебен, но думать так – не самое мудрое решение и не способствует скорому выздоровлению. Я расправил плечи, глубоко вздохнул и толкнул дверь. Меня встречал старший брат, Андрей. Он ласково улыбнулся, крепко обнял, я тихонько отстранился, он сказал, что очень рад, что со мной все в порядке. Внешне, быть может, и в порядке, а вот в душе… в душе я калека, эдакий начинающий социопат с массой страхов и комплексов.
- Садись в машину, - он распахнул передо мной дверь. Я застыл на месте: а вдруг это он? Вдруг мой брат насиловал меня? Сейчас он мило улыбается, уверенный, что остался безнаказанным, но что, если это он всего пару недель назад довел меня до попытки самоубийства? Меня затрясло, я начал озираться по сторонам, собираясь сбежать.
- Эй, Макс, ты чего? – Положил мне руку на плечо, я резко вывернулся и отскочил.
- Что случилось-то? Что-то вспомнил?
- Это ведь не ты?
- Что не я? – Спросил, продолжая улыбаться.
- Не ты меня насиловал? – Испуганно выдал я. Улыбка с лица брата сошла в мгновение.
- Придурок, - обошел машину и сел за руль, машина тихо загудела. – Как ты только подумать мог? – Обида выглядела искренней, и я решился, сел и захлопнул дверь.
- Прости…
Андрей не ответил, сидел прямой, как струна, и очень напряженный: глаза сощурены, руки с силой, до белых костяшек, сжимают руль.
- Прости, я подумал…
- Ты бы еще при моей беременной жене такое сказал!
- Я просто… просто совсем никого не помню, понимаешь? Ни тебя, ни родителей, ни друзей. И понятия не имею, кто меня так. Пожалуйста, просто представь себя на моем месте. Прости, я, правда, не хотел. Мы были друзьями? – Я смотрел на него умоляюще, знал, что своими подозрениями причинил ему боль, и мне было очень стыдно. Что, подозревать теперь всех подряд? И маму с папой, и младшего брата? Всех вокруг? Нет, тогда я точно свихнусь. И буду безвылазно сидеть в своей комнате. Всю жизнь. Всю жизнь прятаться и бояться.
Или можно попытаться стать сильнее, попробовать переступить через страх и жить дальше. Начать сначала, заново узнать свою семью, заново завести друзей, заново жить. Жить так, словно ничего не было, как будто все хорошее еще впереди.
- Да, думаю, нас можно было так назвать. Мне двадцать три, тебе двадцать, конечно, мы дружим, дружили… Все-таки в одной комнате девятнадцать лет прожили.
- А сейчас ты где живешь?
- У жены.
- Ты расскажешь мне о себе? И обо мне? Пожалуйста.
Андрей откинулся на спинку сидения и посмотрел на меня: смотрел долго, внимательно.
- А ты выбросишь из головы всякие глупости?
- Да, - храбро пообещал я. – Обними меня…
И он обнял, ткнулся губами мне в макушку и прошептал:
- Мелкий, я так за тебя испугался. Все будет хорошо, верь мне, все будет хорошо.
Я кивнул, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Будет, обязательно будет. Просто не может не быть.
- Максюха, давай торт купим. Какой хочешь?
- «Прагу», - не задумываясь, ответил я. – Ой… - Андрей усмехнулся. - Вот видишь!
Меня выписали, но я все еще прихрамывал. И нагнуться, чтобы завязать шнурки – целая проблема. Однако в целом чувствовал себя отлично. Синяки из фиолетовых стали зелеными. Правда, я так больше ничего и не вспомнил, точнее, какие-то воспоминания возвращались, например, я знаю, как разделать устрицу, умею гладить рубашки и могу приготовить мясо. А вот родственников и друзей пока так и не вспомнил. Навязывался один «друг» в гости, пришлось сказать, что у меня ветрянка, свинка и краснуха одновременно. Он, кажется, обиделся.
Клятвенно обещал родителям, что больше никогда-никогда, ни при каких обстоятельствах не стану пытаться расстаться с жизнью, и меня, спустя неделю неусыпного внимания, наконец-то оставили одного. Закрыв дверь на все замки и завесив шторы, я полностью разделся и подошел к шкафу-купе в прихожей, встал перед зеркальной дверью и стал себя рассматривать. Высокий, худой, длинные-длинные тонкие руки, тощие ноги, цыплячья безволосая грудь. Нет, конечно, если задаться целью, из таких исходных данных конфетку можно сделать, но усилий придется приложить… Лицо… лицо – отдельная история: поры крупные, нос тоже не маленький, зато ресницы длинные. Волосы густые, но какие-то неухоженные. Я закончил строить себе в зеркале страшные рожи и расслабленно прошелся по квартире, стараясь ловить в зеркалах и глянцевой мебели свое отражение. Прошел раз, другой, третий и застыл в нерешительности. Подумал, поставил в режим записи веб-камеру на ноутбуке так, чтобы захватить как можно больше комнатного пространства, и пошел вперед-назад, вперед-назад. Выключил камеру, удобно устроился в кресле с ноутбуком и стал смотреть запись. Сначала я просто сидел с широко раскрытыми глазами, потом стал нервно хихикать, а в конце заржал в голос. Боже, я вилял задницей. Да еще как! «Рисовал» бедрами восьмерку, при этом почему-то даже перестав сутулиться. А, может, я звезда? Еще раз глянул на себя в зеркало, ну да, только если рекламы какого-нибудь чудодейственного средства на этапе «до».
Однако делать было нечего, я за неделю заточения успел изучить вдоль и поперек все семейные альбомы, перерыл все полки и ящики в своей, и не только своей, к моему глубочайшему стыду, комнате. И не нашел никакого намека на происшедшее. Зато под собственной кроватью обнаружил жестяную коробочку с деньгами, не так, чтобы много, тысяч пятнадцать всего, но на задуманное должно было хватить.
Я оделся и позвонил Андрею. Брат обрадовался, и на душе стало тепло и легко.
- Максюха, привет. Как самочувствие?
- Почти отлично, - бодро ответил я. – Скажи мне, брат, а где ты стрижешься? И мне бы приодеться.
- О, моему младшему братику надоело быть гадким утенком? Давно пора, - он дал телефон своего мастера и пообещал заехать за мной после и свозить в магазин.
Мне несказанно повезло: парикмахер смог меня принять.
Первый раз я оказался на улице один. Поборол огромное желание прижаться спиной к стене дома и передвигаться таким образом. Я сильный и умный, я ничего не боюсь, шептал я себе. И все же, а вдруг я его (или их) встречу? Ерунда, Петербург – многомиллионный город, вероятность встречи будним днем практически равна нулю. Я себя убедил, но капюшон на всякий случай накинул. Шаг, второй, третий. Сел в маршрутку и улыбнулся. Я сделал это!
- Добрый день, я к Валере, - сказал администратору.
- Да-да, проходите, пожалуйста. Вас ждут.
- О-о! – Услышал я. – Я Валера, проходи, садись.
Пожалуй, «О-о», должно было стать моей репликой, потому как Валера поразил. Я, не моргая, разглядывал удивительное существо. Это точно был парень, но какой-то неправильный: очень худой, с выкрашенными в фиолетовый разной длины волосами, черной майке и узких-узких джинсах. Еще у него были проколоты оба уха, и не по разу, и татуировка на плече.
- Чего уставился? Садись давай. Будем из тебя звезду делать.
- Не надо звезду, - тихо пискнул я, усаживаясь и вспоминая собственную походочку. И Андрюша стрижется у этого… эльфа?
- Так, ладно, я лучше знаю. Расслабься, можешь поспать, могу журнал какой-нибудь дать почитать. Я бы тебя, конечно, покрасил.
