Соотношение внешнего контроля и самоконтроля
Те, о ком пишет Е. Г. Киселева, напоминают детей. Люди, среди которых живет наша героиня, отправляют естественные потребности на глазах у всех, они не пользуются носовыми платками. На взгляд «культурного человека» они плохо себя контролируют, они не могут ждать, они легко переходят от эмпатии и слез умиления к агрессии — вербальной и физической. Они кричат громко, когда им больно, они легко плачут, одновременно они почти беспредельно выносливы. Они выносят боль, но и достаточно легко наносят боль.
Читая записки, нельзя не обратить внимание на удивительные контрасты в поведении, перепады в настроении. Конфликты привычно разрешаются быстрой расправой. Физическое насилие в повседневной жизни — событие заурядное. Крик, рукоприкладство в бытовых конфликтах — привычная картина жизни, особенно нефасадной, и в городе, и в деревне. Складывается впечатление, что участники конфликта испытывают удовольствие от борьбы, во всяком случае это — значимое средство снятия напряжения. Здесь нет садистского удовольствия, от вида страданий ближнего, скорее речь идет о спонтанных выплесках энергии. Так или иначе, внутренний контроль над проявлениями эмоций очень низок.
Записки позволяют попристальнее вглядеться в ход развития конфликтов. Конфликт возникает легко, как бы на пустом месте, «вдруг»: «В тысячу девятсот сорок восьмом году я приехала из Попасной както прыопоздала варить обед выбрала из печки и вынесла жужалку на улицу на кучу где была и ранше, но сусед вырвал у миня ведро и швернул проч, ну мы с ним поздорили сильно, ... он меня ударил об этом узнал Дмитрий Иванович ему сказали дети Витя и Толя мои сыны оны были еще маленькие, а Дмитрий Иванович был на работе прииюл из работы и поиюл до Коржова а был пяный и побил Коржова, повибивал зубы...» Ряд этих «примеров» можно продолжить.
Как интерпретировать подобные ситуации? Представляется, что богатым теоретическим потенциалом для этого обладает концепция цивилизации знаменитого социолога Н. Элиаса. Для него способность каждого члена общества себя контролировать — важный критерий цивилизационного развития общества. Именно это позволяет проследить теснейшую связь между структурами общества и социальной личностью. Записи Е. Г. Киселевой предоставляют широкие возможности для такого анализа.
Переменчивость настроения, частое переключение от веселья к печали, от любви к ненависти, от покоя к раздражительности — не особенности темперамента, но социальное качество. То, что в традиционном обществе, особенно на ранних этапах его развития, было присуще всем социальным слоям, нынче сохраняется в низах, на краю.
Опасности, испытываемые людьми, среди которых живет Е. Г. Киселева, равно как ею самой, в значительной степени прямые физические опасности: голод, бедность, насильственная смерть. Подобные обстоятельства не стимулируют развития эффективных способов самоконтроля.
Люди, которых мы встречаем на страницах рукописи Е. Г. Киселевой, не «умиротворены». Жизнь городских низов свидетельствует; уровень открыто выражаемой агрессивности высок. Надо полагать, что такие социальные пространства в российском обществе обширны.
Городскую (и полугородскую) жизнь сообщества, к которому принадлежит Е. Г. Киселева, не стоит в этом отношении противопоставлять ее прошлой жизни, протекавшей в традиционном крестьянском обществе. Ее текст — еще одно свидетельство того, что отнюдь не вся жизнь в традиционных обществах окрашена теплым чувством гармонической общности и солидарности, о которых писали и пишут теоретики и публицисты. Они как бы явно или неявно полагали, что конфликты в сельских обществах не слишком остры, а чувство дружбы и единства развито в большей степени, чем в городах.
Проблема представляется более сложной и многослойной. Нестабильность в отношениях и там явно присутствует. Воспоминания Е. Г. Киселевой о начале жизни содержат постоянные упоминания о жестоких конфликтах, например, между соседями. Однако в конце концов происходит умиротворение: опять-таки за счет механизмов традиционного общества (через обычай и ритуал, шлифующую силу общественного мнения). В этом смысле общества традиционные — высокоцивилизованные, ибо там существуют тысячекратно опробованные и действенные способы управления конфликтами.
В новой общности (полугородской соседской) старые способы разрешения конфликтов и противоречий уже не работают. По запискам Е. Г. Киселевой прекрасно ощущается, как разрушалось традиционное общество «внизу», в тех социальных пространствах, которыми оно держалось. То, что раньше было невозможным, становится возможным. Например, традиция заставляет невестку подчиняться свекрови, выполнять определенные домашние работы, вообще «проявлять уважение». Когда скрепа обычая распадается, перестают подчиняться невестки. Это подчинение отнюдь не замещается каким-то новым уровнем отношений, оно просто прекращается. Конфликт становится более жестким и неконтролируемым.
Свекровь приходит в дом сына с просьбой помочь по хозяйству, ожидая, что невестка будет столь же покорна, как сама она в молодости. «Прихожу я до них, а она начала мазать, я захожу, я же просила чтобы сегодня вы покопали часок я зарезала курицу для вас, а ты затеяла мазать mu-же неработаеш могла-б и завтра помазать а она мне говорить выйди схаты меня так и сорвало ах ты идиотка, ты меня будиш выгонять из хаты, когда я тибе все в квартиру придбала крала от Тюрина, и тибе давала, и хату из Нач. ЖКО договори - пася, дала ему дети, что-бы вас не выгнали из квартиры, когда Райка ваша уехала, а ты меня из сыновой хаты выганяеш? сволоч ты схватила Я щетку да ее по очкам ахты сволоч неблагодарная иш ты как низко опало отношение у ния до меня, а она начала бить меня за мою доброту сильная молодая, да хто я чужая женщина свекров’я. а я что нервнобольная вытрипаная, она меня волочила за волосы аж надвор как хотела бесстыжая сволоч и суседи видили Ерема и Цыган говорят вот так невестка». Мнение соседского сообщества (в лице Еремы и Цыгана) существует, но оно утратило умиротворяющую, цивилизующую силу. Но и Е. Г. Киселева отнюдь не только жертва. Когда можно, она тоже бьет.
Текст Е. Г. Киселевой с социокультурной точки зрения — крик об отсутствии традиционных ценностей. Действиями ее управляют практические схемы, предписывающие порядок действия, соответствующие принципы иерархизацик, деления, сами способы видения социального мира (мы показывали, что они воплощены в пословицах). Эти принципы — ее крестьянское прошлое, встроенное в тело, вошедшее в плоть и кровь. Она постоянно натыкается на то, что принципы не работают, коммуникативная компетенция не помогает, а код оказывается практически неприменимым. Принципы пережили социальные и исторические условия, в которых они возникли. Недаром Е. Г. Киселева почти ничего не может передать своим сыновьям, разве что посоветовать в дорогу всегда брать иголку с ниткой.
О проявлениях повседневного насилия мы читаем почти что на каждой странице. Однако описанное — все же не война всех против всех. Как все же происходит умиротворение? Во-первых, виновника стараются туг же наказать прямым физическим насилием. Баланс власти устанавливается тут же, не сходя с места. Что-то напоминающее обычай талиона сохраняется, однако месть осуществляется не как долг.
Существуют и более сложные способы примирения. Как известно, суд в советском обществе воспринимается широкими народными массами не как правовое пространство разрешения конфликта, а как место наказания. «Прокурор на наше счастье и покой поднял окровавленные руки» — из городского фольклора. Предпочтение явно отдается суду не по закону, а по правде и совести. Люди не знают, что такое юридическое право, но «чуют», что оно отсутствует: «У нас в г. Первомайске как у Фашистов никаких исхождений нету для человека закон, закон черти их взялиб, ни Армия ни Рибенок, судят сами без виновника может что человеку надо отменить по Закону. и небылоб санции прокурора нет лижбе калым, животы понаедали и не приступи до их».
