Они вообще ее во всем ограничивают, урезают и малые свободы. Ей не с кем бывает поговорить по душам. Сестра Вера еще мала, недавно ей исполнилось шесть лет. При всяком удобном случае мисс Джефферс терзает ее бесконечными претензиями, порицает за то, что она слишком избалована. Не хочет понять, что ее проделки – всего лишь невинные и безобидные чудачества, не делающие никого несчастными. Своими нотациями они совсем выбила ее из колеи.

Вот и сейчас Лёле не спится.

Стук падающих яблок влажен средь вечерней духоты. Сумерки быстро сгущаются. Распаренный воздух заполняется приглушенными, хлюпающими звуками южнорусской ночи. Девочка близоруко всматривается в ставшее вдруг темным небо, и звезды расплываются на нем, как томатные пятна на грязной скатерти.

Луна появляется на небе как полновластная хозяйка.

Лёля боится перехода из полудремы в глубокий сон, ей не хочется опять оказаться на привязи у лунного света. Приступы сомнамбулизма случаются с ней не часто, но всякий раз они изнуряют ее и основательно пугают взрослых.

Она берет первую попавшуюся на глаза книгу и, прочитав несколько строк, не может от нее оторваться. Ее потрясает незамысловатая ужасная история жизни первой русской чревовещательницы, одиннадцатилетней Ирины Ивановой, крепостной боярского сына Мещеринова. Девочка жила в Томске, в петровское время. Ее странный дар говорить, не открывая рта, голосами разных людей был воспринят тогда как дьявольское наваждение.

Она представила забытый Богом Томск. Сибирское захолустье с долгими зимами и крепкими морозами. Город, заваленный до самых крыш снегом. В таком городе не живут в полном смысле этого слова – прозябают, влачат жалкое существование. Жизнь медленная, скучная и заполняется обыкновенными повседневными делами, среди которых отсутствует тайна. По этой несгибающейся канве постылого жизненного уклада ткутся человеческие судьбы.

Все тайное в Томске невозможно. Любая тайна с государственной точки зрения вообще сомнительна. В ней содержится намек на возможность иного жизненного выбора, отличного от того, которому следуют большинство людей.

Талантливые, эмоциональные натуры от такой рабской жизни накладывают на себя руки, спиваются с круга, уходят в скиты или творят чудеса – как девка Ирина.

Вот почему тогдашний воевода Томска, в полной мере осознавший всю важность случившегося, вместе со своими подьячими немедленно приступил к освидетельствованию Ирины и дознанию.

– Кто ты такой? – спросил один из подьячих. Он обратился к девочке, как к мужчине, потому что говорила она утробным, грубым голосом. Ирина между тем вошла во вкус игры и ответила так, как ей говорить не следовало бы:

– Лукавый. Зовут меня Иваном Григорьевым Мещериновым, рожусь я завтра, а посажен в утробу Ирины с похмелья девкою Василисою.

Излишне говорить, что все присутствующие от такого ответа остолбенели.

Можно представить, какой они составили отчет и какое пошло донесение в Санкт-Петербург, прямо в Тайную канцелярию.

Пока суть да дело, Ирину заточили в Рождественский женский монастырь, сдали ее игуменье и нарядили к ней караул.

В монастыре девочка не угомонилась. Она была еще ребенком. Случайно обнаружив в себе дар чревовещания, она не на шутку расшалилась. Исключительно для потехи, пользуясь своим странным даром, она устроила в монастыре настоящий переполох, рассорила между собой многих монахинь.

Зимой произошло и вовсе из ряда вон выходящее событие.

Один из приставленных к Ирине караульных, казак Перевощиков, засвидетельствовал, что дьявол прямо из Ирининой утробы обзывал его всяческими непотребными словами, а затем выразил желание переселиться куда-нибудь в другое место.

– Куда ты идешь? – спросила дьявола мать-игуменья.

И дьявол простодушно ответил:

– В воду.

Дьявол велел открыть настежь все двери, что и было тотчас исполнено. Тут изо рта Ирины показалась пена и повалил черный дым, который через дверь вытек на улицу и растаял в морозном воздухе. С этого мгновения в утробе девочки не стало слышно голоса дьявола. Так рассказывал, волнуясь и жестикулируя, казак Перевощиков. Его показания были также приобщены к делу и направлены срочным порядком в Тайную канцелярию, вслед за первым донесением.

Дальнейшие события приняли совсем серьезный оборот. Из Тайной канцелярии, наконец, пришел приказ: допросить всех обо всем доложенном казаком накрепко и с пристрастием.

Одиннадцатилетнюю Ирину, как взрослую, вздернули на дыбу и били розгами до тех пор, пока девочка не созналась в обмане.

На этом месте книги она остановилась. Читать дальше не было сил. Описание пытки дыбой, обычный пример средневекового бесчеловечья, внушало ей непреодолимый ужас. Истязание Ирины, которая была всего лишь на год ее старше, показалось не только бессмысленным и жестоким действом, но и впечатляющим свидетельством какого-то всеобщего умопомрачения.

Игра со взрослыми закончилась плачевно. Взрослые повели себя как злобные и мстительные бесы. Пылкая, простодушная юность предстала иллюзорной защитой от угрюмой и несуразной жизни. Этот удар поразил ее как молния с неба. Подобно Иову, она потеряла в этом мире все дорогое для себя. То, что, казалось бы, охранялось изначальной мудростью взрослых людей.

Она заставила себя прочитать страшный документ Петровской эпохи – решение государственных мужей по поводу дальнейшей судьбы несчастной девочки.

Тайная канцелярия постановила: «Девку Ирину за ложный вымысел дьявола, в чем она в застенке с подъему и битья розгами винилась, что об оном и всем затеяла она вымысел от себя ложно, хотя она и несовершеннолетняя, учинить наказание: бить ее кнутом и, вырезав похоти, сослать в Охотский острог и определить ее в работу вечно по рассмотрению тамошнего командира». Она смутно догадывалась, что имеется в виду под словом «похоти».

Она вдруг перегнулась пополам – такая невыносимая, скребущая боль неожиданно свела низ живота. Она почувствовала, что не Ирину, а ее, Лёлю, подвергают унизительной казни. Ощутила прикосновение к своему телу страшной железной челюсти, палаческих клещей, влезающих в самое ее нутро и вырывающих куски мяса.

Она не закричала лишь потому, что ощутила как бы успокаивающее веяние крыл какой-то лично ее касающейся тайны. Она подошла к той черте, за которой открывалась великая правда ее происхождения.

Она поняла прежде всего, что у людей, которые так по-палачески жестоко обошлись с глупой и самонадеянной девочкой, не может быть любви к Богу.

Она осознала, что мир взрослых – порочен, скуден и несправедлив. Он угрожает каждому, кто не вписывается в его жесткие рамки, кто не вмещается в изъезженную колею. Этот внешний ханжеский мир следует заменить миром внутренним, напряженной жизнью души.

Она открыла для самой себя, что в ней живет душа замученной Ирины. Эта душа избрала своим сосудом ее тело. Следовательно, она ведет свою родословную не от русских князей и немецких рыцарей и баронов, а от этой безвестной, крепостной девочки. Девочка, в свою очередь, фантазировала она, происходит от египетских колдунов, жрецов фараона.

Раскрыв тайну своего происхождения, она вплотную подошла к границе, за которой находились другие тайны, вызывающие мистический трепет и страх узнавания. Она пересилит в себе робость и предрассудки. Не распластается перед авторитетами. Штурмом возьмет тайны человечества. Умом своим возьмет, скепсисом, знанием.

Она шагнула в необъятное и непостижимое пространство независимого духа. В студеные снега отстраненной умозрительности. В непролазные дебри неотразимых парадоксов и неразрешимых конфликтов.

Она уже не принадлежала себе. Ей было не десять лет, а несколько тысячелетий.

Лунный свет рельефно вычертил ее силуэт на стене комнаты, заарканил, прочно привязал к необозримому Космосу. Она действует под влиянием луны. Вот почему ее поступки невозможно оценить с точки зрения обычной земной морали. Вопрос в другом. Найдет ли она в себе силу отказаться от живой любви во имя грез и сновидений? Давно не молилась Леля в детской перед иконой с теплящейся лампадой. За здоровье мамы она молится, засыпая, молча, про себя, уткнувшись лицом в подушку. Лик Божий ее смущает чем-то. В душе образовалась ужасная незаметная трещинка.