То, что в наши дни, как политический, так и журналистский лексикон обогатился выражениями типа «образ врага», «образ партнера», «национальные стереотипы», свидетельствует о многом. Но в первую очередь это говорит о понимании значения и роли психологического фактора в межнациональных отношениях и невозможности абстрагироваться от него даже на уровне языка. Известный американский психолог и публицист Сэм Кин свою книгу, посвященную проблемам побудительных мотивов, механизмов и методов формирования «образа врага» в индивидуальном и массовом сознании в современную эпоху, предваряет известным положением Устава ЮНЕСКО о том, что войны начинаются в умах людей. «Сначала мы создаем врага. — пишет Кин в предисловии, развивая эту мысль. — Образ предваряет оружие. Мы убиваем других мысленно, а затем приобретаем палицу или баллистические ракеты, чтобы убить их физически. Пропаганда опережает технологию».
На протяжении всей истории человечества дефицит сотрудничества, взаимное непонимание, негативные стереотипы, основанные на плохом знании друг друга, являлись причиной недоверия между народами. Предубежденность и подозрительность, напряженность и враждебность были, за редкими исключениями, постоянными спутниками отношений между государствами и народами.
Большинство войн и конфликтов было порождено не ложными представлениями и отнюдь не негативными национальными стереотипами, а реальными экономическими, политическими, социальными причинами, различными интересами и противоречиями, и сводить конфликты и войны лишь к неправильному восприятию окружающего мира или какой-либо страны, отдельного народа было бы неправомерным. Вместе с тем, сама ситуация напряженности, особенно ведущая к вооруженным конфликтам, порождала и одновременно подкреплялась «образом врага», который, как указывает современный исследователь данной проблемы А.Ю. Мельвиль, «…формировался в массовом сознании и лежал в основе особой психологии враждебности и ненависти по отношению к другим странам и народам».
«Образ врага» представляет собой носящее стыковой характер комплексное понятие, в исследовании которого, на наш взгляд, должны использоваться данные различных областей науки, как истории, археологии, так и этнографии, психологии и др.
В различных обществах и культурах, у различных народов «образ врага» приобретает некоторые общие черты. При всех различиях в причинах и обстоятельствах конфликтов и войн, на протяжении истории существует повторяющийся набор изображения противника — некий «архетип» врага, который создается, как мозаика, по частям. Враг изображается: чужаком, агрессором, безликой опасностью, богоненавистником, варваром, ненасытным захватчиком, преступником, садистом, насильником, воплощением зла и уродства, смертью. При этом главное в «образе врага» — это его полная дегуманизация, отсутствие в нем человеческих черт, человеческого лица. Поэтому «абсолютный враг» практически безличен, хотя может и персонализироваться. Восприятие чужака в качестве врага уходит корнями в родоплеменное общество человечества. Именно тогда закладывались социально-психологические механизмы «образа врага», как правило, вне своей микросреды. Появились антитезы «мы — они», «свои — чужие», «племя — враг племени». «Паранойя стала не случайным индивидуальным проявлением патологии, а нормальным состоянием человека… Привычка направлять нашу враждебность вовне, на тех, кто неизвестен нам, так же привилась у человека, как способность рассуждать, удивляться, изготавливать орудия».
Эта паранойя враждебности проявлялась и проявляется на протяжении всей истории человечества. Для обеих сторон характерны самооправдание и обвинение другой стороны по образцу: мы невиновны — они виноваты; мы говорим правду — они лгут; мы информируем — они пропагандируют; мы лишь обороняемся — они нападают; наши ракеты предназначены для сдерживания — их ракеты предназначены для первого удара.
Таким образом, логика традиционного политического мышления неизбежно приводит к формированию особой психологии «гомо хостилис», человека враждебного, который воспринимает окружающий мир априори как враждебный, полный врагов. Такая деформированная картина мира подкрепляется двойным стандартом в оценке своих и чужих действий. Кроме того, сознание «гомо хостилис» находится под властью того, что в психологии называется когнитивным диссонансом, когда «образ врага» понуждает к заведомо неразумным и неоправданным действиям, которые в свою очередь оправдываются тем, что «врагу» приписываются еще более злостные намерения, в результате чего возникает заколдованный круг враждебности.
С. Кин связывает возникновение чувства враждебности у индивидуума с самореализацией негативной части подсознательного «я», с заложенной в человеческой психике потребностью в обнаружении «козла отпущения», источника бед и т. д.
В чем же причины существования «образа врага»? Почему этот образ оказывается столь живучим, а человеческое мышление часто находится под его влиянием? Ответы на эти вопросы даются в зависимости от установок тех или иных концепций, авторов, стоящих на разных методологических позициях.
Согласно психоаналитическому учению З. Фрейда и некоторых современных неофрейдистских теорий агрессии, «….склонность к агрессивному поведению является неистребимым инстинктом человеческой природы. Этот инстинкт представляет серьезную помеху развитию цивилизации… Эволюция цивилизации есть по сути дела непрерывный процесс внутренней борьбы между инстинктами сохранения и воспроизводства жизни и инстинктом агрессии и истребления».
Свой тезис об «инстинктивной агрессивности» З. Фрейд применял не только для объяснения индивидуального поведения личности, но и распространял его действие на общественную жизнь. Потребность в ненависти и агрессивных действиях, утверждает З. Фрейд, заложена в человеческой психике от природы, и она неизменно проявляет себя в войнах, конкуренции, расовых и иных социальных конфликтах. Современные неофрейдисты утверждают, что корни всех проявлений агрессивности и насилия следует искать не в материальных отношениях, а в индивидуальной психологии, в субъективности мира личности, заявляя, что проблема современного насилия — это проблема не социального, а психологического характера.
Видимо, особое внимание следует уделить генезису «образа врага» как структурному элементу общественного сознания, который, возникая исторически в условиях первобытно-общинного строя как своего рода «археологический пласт», присутствует в позднейших образованиях, в дальнейшем подпитывается новыми мотивами и зависит от качественно иных условий. В рабовладельческом обществе они одни, в феодальном — другие, в капиталистическом — третьи и т. д. Существенные метаморфозы претерпевает и сфера международных отношений, где то ослабевает, то нарастает воздействие составляющих «образ врага» элементов.
Рассмотрим детальнее некоторые социально-психологические аспекты «образа врага» в суммарном виде, как они представлены в научной литературе, политических процессах и идеологической практике. Как указывает Т.Г. Румянцева, проблема человеческой агрессивности становится в настоящее время одной из самых популярных в социальной мысли на Западе, выдвигаясь на первый план многих философских и социологических исследований. Среди этих социальных концепций автор выделяет два основных направления: психическое и биологическое.
Первое направление, столь популярное в социальной мысли современного Запада, — психологические теории, развиваемые в русле философии неофрейдизма. Среди сторонников психологической трактовки агрессивности следует назвать В. Райха, К. Хорни, Г. Маркузе, А. Миттерлиха, Н. Брауна. А. Баллока, Э. Фромма.
Главный тезис второго направления, широко представленного сегодня концепциями «врожденной человеческой агрессивности» или биологическими концепциями (Р. Ардри, П. Ванден Берг, К. Лоренц, Д. Моррис, А. Сторр, Л. Тайгер, С. Тернер, Н. Тинберген, Р. Фокс и др.) состоит в том, что агрессивность человека — это врожденный инстинкт, изначально присущий его природе, тесно связанный с животным миром, из которого homo sapiens выделился лишь сравнительно недавно.
