– А мне, ребята, сделалось очень стыдно за того мальчишку, – закончил дед. – Откуда у него такое? Почему? Где же у него гордость? Или он надеялся, что никто ничего не узнает – ну, там его учителя, мама с папой. А?

Глава пятнадцатая

Я НЕ ВРУНЬЯ, Я ПРИДУМЩИЦА

В саду, за распахнутым окном ребячьей каморки, отцветала старая вишня. Она походила на белое облако. Очень старая, посаженная ещё отцом Фединого отца, вишня доживала свой век. И быть может, в этом году она цвела столь буйно именно потому, что цвела в последний раз.

Со старой вишни беззвучно опускались крохотные лепестки-парашютики. Они ложились в траву и на подоконник распахнутого окна, на котором стоял полевой походный телефон. И подоконник, и телефон всё гуще покрывались сахарно-белым кружевом.

– Красиво как! – вздохнула Люба. – Правда, мальчики, красиво? Будто снег. Нет, правда? Знаете что, – как всегда, без всякого перехода выпалила она, – идёмте лучше купаться. Ну их совсем, ваших солдатиков.

Готовые к схватке пластмассовые армии стояли развёрнутым фронтом по обе стороны стола-верстака. Они лишь ждали обычных телефонных переговоров и сигнала к началу боя.

Витя давным-давно зарядил пушку красным карандашом. Но со старой вишни за окном тихо опускался парашютный десант. И воевать ни Любе, ни Феде, ни самому Вите почему-то не хотелось. Да и кому, если вдуматься, захочется воевать, когда только-только закончен четвёртый класс и наступила самая замечательная пора – летние каникулы? И тут Люба была абсолютно права: в летние каникулы все нормальные люди бултыхаются в реке и валяются под солнышком на горячем песочке. А не сидят по тёмным каморкам.

Однако с другой стороны, человек потому и человек, что делает не то, что ему хочется, а то, что нужно. Особенно, если это человек с характером и убеждениями. У Вити были и убеждения, и характер. Поэтому Витя нахмурился, точь-в-точь как дед Коля, и сказал:

– Ладно, Агафончик, начинай давай! Сколько прямо ждать можно? Бери трубку и начинай.

В белом облаке вишни гудели пчёлы. Вырываясь из облака, они тяжёлыми торпедоносцами проносились у самого окна. В глубине сада постукивал топором Федин папа. По пояс голый, он стоял, широко расставив над бревном ноги, и ритмично взмахивал топором.

– Чвак! Чвак! – приговаривал по дереву топор. – Чвак! Чвак!

Федя пояснил:

– В горнице у нас совсем потолок прогнулся. Вот батя и остругивает лесину. Хочет подпорку сделать.

– Так вам же квартиру обещали, – сказала Люба.

– Угу, – кивнул Федя. – Нам уже давно обещают. Но нам вообще-то не к спеху. Нам и тут не худо. Мы не торопимся.

– Чвак! Чвак! – сочно приговаривал за окошком топор.

– Ж-ж-ж! – тяжело гудели пчёлы.

– Агафончик! – сказал Витя. – Ты, в конце концов, будешь начинать или не будешь? Чего ты прямо так и выпрашиваешь в лоб по затылку? Если ты сейчас не начнёшь, то предупреждаю: начинаю без всякого сам.

– Ой! – испуганно вскрикнула Люба и замахала около лица ладошкой. – Ой! Ой!

Только оказалось, Люба испугалась вовсе не Витиного предупреждения. По каморке с сердитым гудением закружила пчела. Покружила, гуднула и вылетела обратно в сад. Витю это совсем вывело из себя.

– Ну, всё! – сказал Витя. – Не хотите, как хотите! Мне надоело! Приготовиться к сбросу торпеды! – закричал он. – Сейчас мы ему всыплем, теники-веники! По транспорту противника! Прицел двадцать четыре! Трубка сорок восемь! Огонь!

Трах-бах! Глаз у Вити что надо! Витя натянул и отпустил пружинку пушки – торпедного аппарата. Красный карандаш-торпеда вошёл в воду и направился точно на транспорт противника. Транспорт у Феди – деревянный пенал. Корабли охранения – спичечные коробки. А вокруг – пластмассовые солдатики.

Красный карандаш-торпеда ударил в пенал, сбил один коробок и завалил набок трёх солдатиков. Солдатики у Феди стояли в строю. Один солдатик завалился на второго, второй – на третьего. И сразу три и упали.

– Вражеский транспорт пошёл ко дну! – закричал Витя. – Противник несёт значительные потери в живой силе и технике! В рядах противника паника! Необходимо использовать благоприятный момент и добить врага!

– Откуда ты взял, что у нас паника? – буркнул Федя, устанавливая завалившихся солдатиков и ставя на место коробок. – И вообще твой выстрел, Витя, не считается. Потому что это не по-честному.

– Не считается, теники-веники?! – вскипел Витя. – Почему это, интересно, не считается? Может, опять чуть-чуть?

– Вовсе совсем и не чуть-чуть, – сказал Федя. – Не считается потому, что начинать должна Люба. Она всегда начинает. Ты сам знаешь.

– Да! – заорал Витя. – Почему всегда обязательно должна начинать Люба? Что ты глупости-то придумываешь?! И потом, я её предупреждал! А она чего? Я вас обоих предупреждал! Скажи честно, предупреждал или не предупреждал?

– Так я, Витя, – сказала Люба, – как раз и собиралась говорить по телефону. Я как раз уже и руку протянула. А ты…

– Чего? – удивился Витя. – Когда это ты протянула?

Люба стояла у окна и смотрела на белое облако. Не оборачиваясь, она сказала:

– А вот тогда и протянула.

– Врёшь! – закричал Витя. – Опять ты, Люба, врёшь! Ты прямо совсем не можешь, чтобы не врать! Ты играть не хочешь, вот чего! Так возьми прямо и скажи, что не хочешь!

– А ты больно хочешь, – хмыкнула Люба.

– И хочу! – крикнул Витя.

Крикнул. Осёкся. И замолчал.

В белом облаке за окном гудели пчёлы. Тюкал топор по бревну. В соседних комнатах слышались голоса многочисленной прохоровской родни. У Прохоровых всегда был полон дом народу – каких-то дядей и тётей, дедушек и бабушек.

– Я и вправду, мальчики, не хочу играть в ваших солдатиков, – тихо проговорила Люба, не поворачиваясь от окна. – Идёмте лучше на Волгу. Очень искупаться хочется. Нет, правда, мальчики.

На верстаке замерли в боевой готовности пластмассовые армии. На зелёный телефонный ящик тихо падали с вишни крохотные белые лепестки.

– Я наврал вам сейчас, – буркнул Витя. – Мне тоже не хочется здесь сидеть. И играть в солдатиков мне не хочется. Вернее, немножечко хочется, но купаться ещё больше хочется.

– И мне, – сказал Федя.

– Во, ребята! – воскликнул Витя. – У меня идея! Помните ту полянку над Волгой? Которую дед Коля нашёл? Давайте на ней развернём сражение. Во! Прямо в естественных условиях. Пехота маскируется, применяясь к местности. А то действительно, чего тут на верстаке? Это зимой тут хорошо. Операцию назовём «Оборона водного рубежа». Враг рвётся через Волгу, сооружает понтонную переправу. Я ещё у деда спрошу: а на реке можно торпедами?

– На реке купаться можно, – сказала Люба. – Там под самым обрывом пляжик есть. Я сразу приметила. Там сколько влезет купаться можно. Поиграли немножечко и – купаться.

– Точно, и – купаться, – поддержал Федя.

Глаза у Любы блеснули хитринкой.

– И я вовсе даже не врунья, мальчики, – шепнула она. – Я просто придумщица. Вот честное пионерское, просто придумщица. Честное-пречестное!

Глава шестнадцатая

ШТУЧКА С РУЧКОЙ

С Васей Пчёлкиным ребята встретились недалеко от Дегтярного переулка, уже когда почти подходили к водоразборной колонке. Возвращались с Волги и встретились.

Они теперь почти каждый день отправлялись с утра на свою полянку. Далековато, конечно, от Вознесенья до кладбища, особенно если пешком. Но уж больно и впрямь удобной оказалась та полянка, на которую наткнулся дед.

Полевой походный телефон Витя с Федей по очереди тащили на ремне через плечо. Солдатиков распихивали по карманам: Витя – свою армию, Федя – свою. А пушки, которые раньше стреляли огрызками карандашей, а теперь – собранными под обрывом камешками-голышами, несла в противогазной сумке Люба. Сумку Федя нашёл в старом хламе на чердаке. Люба сделала из красной шёлковой ленты крест, пришила его на сумку, и сумка получилась санитарной.