Тем временем из трактира, пошатываясь, вышел рослый человек и затянул пьяным, но красивым голосом довольно странную песню:

Не успел Гриц сообразить, что, собственно, у любого козла рога и без помощи козы сами собой свободно произрастают на лбу, как шедшая впереди троица поравнялась с горланящим гулякой и без всяких разговоров накинулась на него. Человек, видимо не ожидавший нападения, беспомощно взмахнул руками и грянулся оземь. Но на этом обидчики не успокоились. Двое подняли его за плечи, а третий еще пару раз коротко врезал под дых. Это уже слишком походило на избиение, тем более что троица в желтых мундирах вовсе не собиралась прекращать драку. Человек был один, шел себе, никого не трогал, а следовательно, по мнению рассудительного Грица, нападать на него не было никаких причин.

– Сволочи! – заорал несчастный. – Суки голштинские! – Он из последних сил вырвался и с размаху завалил одного нападавшего. Двое других стали выкручивать ему руки, что-то крича по-немецки, но рассвирепевшая не на шутку жертва снова вырвалась и принялась дубасить своих обидчиков.

Немецкие слова решили последние сомнения Потемкина, который вдруг подумал, что и его несколько дней назад вот так же избивали, только без крови и шума, и не нашлось никого, кто бы помог ему. Он отставил свой сундучок и ввязался в свару. Кулаки замелькали чаще и дружнее.

Григорий получил в ухо и пару раз по ребрам, но голштинцы дрогнули. Сам он сильно зашиб правого нападавшего, и тот уже второй раз пытался, но не мог встать. Агрессивная жертва тем временем уложила еще одного немца и, оседлав его, макала лицом в осеннюю жижу. Третий предпочел сам ретироваться. Потемкин и его безвестный соратник оставили за собой поле брани.

– Ты меня откуда знаешь? – оглядывая Грица, спросил грязный с ног до головы гуляка.

– Совсем не знаю, – едва переводя дух, ответил молодой человек.

– Так чего ж ты ввязался? – удивился его новый знакомый.

– А так, – шальная удаль блеснула в глазах Потемкина.

– Ты кто?

– А ты? – Гриц совершенно не собирался признавать ничьего превосходства.

– Орловы мы, – самодовольно хмыкнул гуляка, вытирая пальцами кровь с нижней губы. – Слыхал?

– Нет.

– Ты с луны, что ли? – обиделся петербуржец.

– Я только сегодня из Москвы.

– А, ну тогда ладно, – примирился с неосведомленностью приезжего Орлов. – В полк? Звать тебя как, спаситель?

– Григорием.

– Да ты еще и тезка мой! Ну спасибо тебе, Григорий. Жрать хочешь?

– Нет, я, чтоб с тобой познакомиться, в трактир шел, – недовольно заявил Потемкин, разглядывая порванный рукав.

– Сундук твой? Бери его и топай за мной, – распорядился непрошеный командир и потащил Грица к двери.

Несколько ступенек вниз. Потемкин чуть не ударился головой о притолоку.

– Я эту деревяшку скоро выворочу, – заявил Орлов. – Сам все время об нее шибаюсь.

Погребок оказался довольно просторным, но темным. В нос ударил запах дыма, жареного мяса, табаку и винного перегара. Здесь Потемкин наконец хорошенько разглядел своего спутника. Это был высокого роста ладный детина лет двадцати пяти в преображенском мундире. Его синие глаза светились лукавством и приязнью, а ясное чистое лицо по временам принимало выражение нахальства и вызова.

Ему навстречу от разных столов понеслись приветственные крики, и несколько человек даже встали. Гриц сообразил, что провожатый был в своих кругах человек известный.

– Ты, Гришан, никак вернулся?

– Да вот не допил слегка.

– Где это тебе так навешали?

Действительно, лицо Орлова было украшено многочисленными знаками доблести.

– Здесь голштинцы со Шванвичем прогуливались. Я имел с ними ласковую беседу, – нехотя ответил Григорий.

– Так что ж ты нас не крикнул?

– Вас разве докричишься, ироды?

– Сколько их было? Ты их ретировал?

– Еще бы, – обрезал Орлов. Затем, указывая на Потемкина, Гришан нарочито громко заявил: – Слушайте, сволочье, это мой старый товарищ Григорий…

– Александров сын Потемкин, – подсказал Гриц.

– Александрович Потемкин. И если кто ему что, то дело уже с Орлами. Ясно?

По тишине, воцарившейся на мгновение, бывший студент понял, что его нежданный покровитель пользуется здесь большим авторитетом.

Орлов, раздвигая подгулявших посетителей, пошел к одному из столов и, беспардонно потеснив кемаривших на краю офицеров, посадил Потемкина.

– Жаркого и вина, – потребовал он. Гришан, явно протрезвевший за время драки, хотел восполнить свои потери.

– Тебе сколько лет? – спросил он Потемкина, когда все требуемое уже стояло перед ним на столе.

– Девятнадцать, – уминая мясо, пропыхтел Гриц.

– Так где ж тебя так долго носило? Чай уже второй год как по казармам должен таскаться, – удивился Орлов.

– Я в Университете обучался. А потом… – Потемкин махнул рукой. Слезы готовы были закипеть у него на глазах.

– Поперли, что ли? Да полно тебе. Сейчас, как красна девица, разревешься! Нашел о чем жалеть. – Орлов обнял его за плечо. – На кой черт тебе этот Университет? Мозги только наизнанку выворачивать. Я вот тоже в Шляхетском корпусе обучался…

– Немцы-сволочи. Ненавижу, – простонал Потемкин.

– И у вас? – искренне удивился Гришан. – Это здесь от них жизни нет, а в Москве-то…

– У нас ясное дело – Университет. А тут-то чего? – в свою очередь, не понял Потемкин.

– А здесь, мил друг, столица, двор, гвардия. Смекаешь? Житья никакого от них нет. Пол-Пруссии у наших ног, а дома… Как великий князь подрос, все замечать стали. Ему, слышь, наша гвардия не по нутру, он своих из Голштингии привез.

– Голштинии, – поправил Потемкин.

– Один черт, – кивнул Гришан. – Мало что собственные войска держит, еще и в лейб-гвардию пихает офицеров из немцев. Нашим мест не достается. С ними не сладишь. «Почему носок не тянешь? Почему сапоги не чищены? Почему морда рязанская?» Только и знают, что в зубы тыкать.

– А кто такой Шванвич? – спросил Потемкин.

– Он у великого князя служит в голштинской роте капралом. Мы с ними много раз схлестывались. Навешаем им, чтоб не строили из себя хозяев. Теперь вот моя очередь была. Сил нет, какие сволочи. Им против нашего вдвое платят и жалованья не задерживают. А мы скоро с голоду дохнуть начнем. Прикинь, с самого начала войны не плачено. Что из имений пришлют, на том и спасибо. А у нас четверых не густо, шиш и тот без родительского благословения. Сиди кукуй.

– А что же императрица, разве не видит?

– Нашел надежу, – хмыкнул Орлов. – Матушка Елисавет великого князя не жалует, а все ж он у нее один наследник.

К ним подсел стройный сероглазый преображенец. Гришан пожал ему руку.

– Павел Пассек. Знакомьтесь. Мой тезка, – отрекомендовал Грица Орлов и добавил с некоторой гордостью: – Бывший студент.

– Очень приятно, – улыбнулся преображенец. – Где думаете служить?

– Записан в конную гвардию.

– Прошу прощенья. – Пассек снова улыбнулся, но глаза его оставались внимательными и цепкими. – Гришан, на пару слов.

Орлов сделал недовольное лицо и встал. Они с Пассеком отошли чуть в сторону, где за гомоном посетителей Потемкин ничего не мог расслышать. Он видел, как оба офицера отчаянно зажестикулировали, временами бросая на него короткие взгляды. Наконец Орлов зло махнул на товарища рукой и вернулся.

– Боятся, – буркнул он. – А чего боятся, сами не знают. Теперь, как канцлера Бестужева взяли, так все боятся.

Потемкин не стал углубляться в скользкую тему.

В это время на другом конце стола разрыдался совсем пьяный капитан.

– Жизнь моя постылая! Совсем мочи нет! Не женитесь, братцы, не женитесь! – завыл он, положив на руки растрепанную русую голову.