Лекции в новом Училище должны были начаться в сентябре согласно уже новому росписанию, утвержденному конференцией Артиллерийской Академии для Артиллерийских Училищ. По этому росписанию неорганическая химия должна была преподаваться на первом курсе, а краткий курс органической химии был предназначен для второго курса. На третьем курсе (дополнительном) были введены практические занятия по аналитической химии.
Летом 1894 года я проводил на даче под Москвой, в селе Хорошове, в семье моей жены. Случайно в этой местности жил на даче мой преподаватель химии в Александровском
Военном Училище полк. Н. П. Нечаев. При встрече со мной он объяснил мне, что получил новое назначение: штатным преподавателем во вновь открытое Константиновское Артиллерийское Училище. Эта новость произвела на меня удручающее впечатление: я знал Н. П., как совершенно негодного педагога и как невежественного химика (см. его характеристику выше, в главе второй), и решил по приезде в Петербург переговорить с полк. Шиффом, который был назначен инспектором классов в Константиновское Артиллерийское Училище. Когда я рассказал П. А. Шиффу, кого они берут штатным преподавателем, то он пришел в ужас и обещал мне переговорить с начальником Училища Чернявским. Мое второе свидание с П. А. не принесло утешения: приказ о назначении Нечаева уже состоялся. Единственное, что П. А. Шифф мог сделать, это дать ему минимальное количество лекций по химии, добавив остальное число часов по геометрическому черчению (штатный преподаватель должен был иметь 12 недельных часов). Кроме того, на Н. П. Нечаева возлагалось заведывание химической лабораторией, за что полагалось добавочное вознаграждение.
Остальные часы по химии в Константиновском Училище были предложены мне и А. В. Сапожникову. Я не особенно хотел обременять себя и согласился взять только минимальное число часов. После переговоров П. А. Шифф согласился предоставить мне только 4 годовых часа; остальные получил А. В. Сапожников.
Как только мы начали лекции, то тотчас же возник вопрос об учебнике. Н. П. Нечаев составил несколько лет тому назад учебник по химии в трех частях. Но так как он не был одобрен Учебным Комитетом Главного Управления Военно-Учебных Заведений, то Н. П. составил и издал более сокращенный учебник в одном томе, и теперь хотел, чтобы он был принят для артиллерийских Училищ. Инспекция обоих Училищ поручила нам, преподавателям, выработать программу по неорганической химии и решить вопрос, можно ли принять учебник Нечаева. С этой целью я попросил Н. П. Нечаева и А. В.
Сапожникова собраться у меня на квартире для разрешения этих неотложных вопросов. Была выработана программа, как по неорганической, так и органической химии, а затем было приступлено к выбору учебника. Как я, так и А. В. Сапожников, категорически высказались против учебника Нечаева, так как он имел громадное число недостатков и очень мало достоинств. В нем можно было найти целый ряд курьезов, которые в умах юнкеров несомненно вызывали бы злые насмешки. Так, напр., помнится мне такое странное определение значения азота: «Азот, как азот, ни на что не идет». Вечер, когда мы окончательно отвергли принятие учебника Нечаева, мне особенно памятен, потому что я так горячо возражал моему бывшему преподавателю, что на другой день у меня заболело горло, и я слег в постель. Я, молодой человек, начинающий химик, был в состоянии, несмотря на преклонный возраст моего преподавателя, вдребезги разбить его аргументы и заставить согласиться временно принять для Константиновского Училища курс Потылицына, — пока я не напишу подходящего курса по утвержденной программе.
Хотя я и Сапожников одержали победу, но мне казалось, что инспектор классов Шифф подозревал нас в том, что мы с черезчур большим предубеждением относимся к познаниям и педагогическим способностям Нечаева. Но не прошло и двух лет, как никто уже не сомневался, что Нечаев не может быть преподавателем химии, так как его лекции превратились в такой же балаган, как это было во время моего пребывания в Александровском Училище; успех же юнкеров по химии был гораздо хуже, чем у других преподавателей. Н. П. Нечаев не очень беспокоился за свою1 репутацию преподавателя; на свою должность в Училише он смотрел, как на временную, и, конечно, с удовольствием покинул бы ее, если б ему подвернулось какое-либо другое место, где он мог бы быть произведенным в генералы, о чем он особенно мечтал и чего он не мог достигнуть в Училище. В скором времени ему, как ловкому человеку, умеющему найти в различных учреждениях добрых знакомых и товарищей, удалось получить должность постоянного члена Технического Комитета в Главном Интендантском Управлении. На этой службе он быстро стал генералом, изобрел какую-то защитную краску (хаки, — это было в начале японской войны) и был назначен председателем Технического Комитета, но вследствии каких-то обстоятельств должен был впоследствии выйти в отставку с чином полного генерала. За неимением людей, достаточно знающих техническую химию, такие невежды, как Нечаев, могли иногда занимать ответственные посты в нашей армии; но это может быть объяснено тем, что химия только начала завоевывать права гражданства в военной технике, и необходимые кадры военных химиков не были еще у нас подготовлены.
Осенью 1894 года у меня накопился значительный научный материал, и А. Е. Фаворский предложил мне сделать доклад в Р. Ф.-Х. Обществе. Мой доклад был поставлен на повестку заседания на 20-е октября. Я хорошо помню это число, потому что в этот день скончался Александр 3-й, и весть об его кончине пришла в Общество по окончании моего доклада. Я со страхом доложил о своих работах, но говорил немного долго, так как сообщил о таких деталях работы, которые можно было бы опустить; но всем химикам моя работа понравилась, и такой старожил Общества, как проф. М. Д. Львов, ученик и правая рука А. М. Бутлерова, публично пожелал мне с таким же успехом продолжать мои исследования.
Настроение в Петербурге и во всей России, и в правительственных кругах, и в интеллигентном обществе было не из веселых: престол переходил из рук монарха, хотя и реакционного, но умеющего держать твердо руль управления, в руки молодого императора, 26 лет от рода, совершенно не подготовленного взять на себя бразды правления таким громадным государством. Сам Николай 2-й переживал очень трудные минуты, и сомневался в своей способности быть царем этой великой страны. Он совершенно откровенно говорил об этом своему зятю вел. кн. Александру Михайловичу2), который был женат на его сестре Ксении Александровне, и просил его помочь ему советами в различных трудных вопросах управления. Надо признать, что Александр 3-й не сумел подготовить своего сына к занятию престола. Отличаясь деспотическим характером в семье и не ожидая своей близкой кончины, он не обращал достодолжного внимания на подготовку наследника к серьезной государственной работе и по всем вероятиям не посвящал его в государственные дела. Громадное значение для развития взглядов и убеждений наследника должен был иметь выбор для него воспитателя и преподавателей. Генерал Данилович, директор 2-го Петербургского Корпуса, выбранный воспитателем цесаревича, не представлял из себя крупной личности, и, как мне передавали многие военные педагоги, обладал такими качествами характера, которые сделали из него впоследствии хитрого царедворца. В этом отношении нельзя не вспомнить, как удачно был выбран воспитатель поэт Жуковский для Александра 2-го. Николай 2-й получил, главным образом, военное образование и из него бы вышел хороший командир; но его познания по политической экономии и гуманитарным наукам не были достаточными для подготовки его к государственной деятельности; быть может, они и не представляли для него достаточного интереса, так как ограничивались одним теоретическим знакомством с хозяйством великой страны, без участия в решениях ее жизненных вопросов.
Я не имею достаточных данных для того, чтобы дать надлежащую характеристику Николая 2-го, когда он вступил на российский престол, но должен сказать, что большое смущение в умах царило в то время в Петербурге и во всей России. Мне пришлось встречать Николая 2-го несколько раз в моей жизни, в особенности во время великой войны 19141917 годов; впоследствии я поделюсь своими впечатлениями, вынесенными мною из многократных разговоров с ним.