После смерти Панпушко, курс теории взрывчатых веществ был передан Г. А. Забудскому, который излагал свои лекции буквально слово в слово по запискам, составленным С. В. Панпушко, — но у него эти лекции выходили также безинтересными, как и все другие его лекции.

Несмотря на большую нагрузку по Академии, к концу 1891 года я успел закончить все анализы по исследованию кристаллов стали для Д. К. Чернова. Когда я ему сообщил полученные мною результаты, то он предложил мне написать статью> с разбором теории Осмонда и Верта. Он заявил мне, что если написанное мною окажется подходящим для доклада в Императорском Техническом Обществе, то он предложит Председателю 1-го Отдела, проф. Д. П. Коновалову поставить мой доклад на повестку дня. Я постарался немедленно выполнить эту работу и представить ее на рассмотрение Д. К. После некоторых замечаний и поправок, он попросил меня показать ее Д. П. Коновалову, проф. Петербургского университета, получившему кафедру неорганической химии После Д. И. Менделеева. Со страхом и трепетом я отправился знакомиться с этим выдающимся химиком и профессором. Д. П. Коновалов очень любезно принял меня в своей лаборатории, обещал просмотреть мою рукопись и дать ответ. Через короткое время я был им приглашен для выслушивания некоторых замечаний и поправок, и в результате он сообщил мне радостную весть, что доклад будет поставлен в феврале 1892 года (насколько помню, это было 13-го февраля) на повестку заседания 1-го Отдела Технического Общества. Это было мое первое публичное выступление по химии и, конечно, мне пришлось пережить не мало волнений. Я решил говорить, а не читать по рукописи, и это еще более усложняло мою задачу.

. На заседание собралось значительно больше народа по сравнению с другими заседаниями, так как заглавие моего доклада: «Опыт химического исследования структуры стали» представляло интерес для большого числа лиц, как химиков, так и инженеров. На доклад пришли и мои преподаватели по химии в Училище и в Академии, ген. Котиков и кап. Забудский; на докладе присутствовал и мой брат Николай, который в то время был на младшем классе Николаевской Инженерной Академии и жил вместе со мной. Я довольно удачно и с увлечением сопоставил обе теории строения стали и подверг критике теорию Осмонда и Верта. В экспериментальной части я пытался подтвердить правильность моих разсуждений. Я говорил около часа и заслужил единодушное одобрение, может быть, больше за мою молодость и увлечение. В продолжительных прениях приняло участие значительное количество лиц, — только не мои преподаватели. Когда проф. Коновалов обратился к Г. А. Забудскому с вопросом, не хочет ли он что-либо сказать по поводу доклада, то Г. А. робко заявил, что он «много читал по этому вопросу», но никаких замечаний по существу не высказал. Что же касается ген. Котикова, то он не задал мне ни одного вопроса, но мой брат, сидевший вблизи от него, слышал, как он сказал вполголоса своему соседу какое то неодобрение по поводу доклада... В это время он был полупомешанным и через две недели он скончался от кровоизлияния в мозг.

В общем мое первое выступление было удачно, и хотя я не был членом Технического Общества, но было постановлено напечатать мою работу, и она появилась примерно через два месяца в Записках Общества.

Не помню, кто именно мне посоветовал доложить эту работу и в заседании Русского Физико-Химического Общества; ободренный успехом, я попросил секретаря Химического Общества поставить мой доклад на повестку ближайшего заседания. В то время председателем Химического Общества был Д. И. Менделеев, и мне пришлось выступать первый раз среди химиков в присутствии такого грозного судьи, который не стеснялся в критике докладываемых работ. Мой доклад был поставлен вторым, и я сильно волновался, — несравненно больше, чем перед докладом в Техническом Обществе. Я решил несколько сократить доклад и обратить больше внимания на экспериментальную часть.

Когда я взошел на кафедру и поздоровался с Д. И., то, несмотря на свое волнение, я заметил, что он узнал меня и в миролюбивом тоне предложил мне сделать доклад; такое отношение несколько приободрило меня, я быстро успокоился и удачно изложил суть моей работы в продолжении 30—40 минут. После доклада мне были заданы некоторые вопросы, и я помню, что молодой ад’юнкт Горного Института Н. С. Курнаков, интересовавшийся этой же проблемой, сделал очень интересное замечание и отнесся одобрительно к моему первому химическому исследованию. По окончании прений Д. И. сказал несколько одобрительных слов и заявил, что ему пришлось видеть на Юге России, на одном металлургическом заводе, при выломке падового камня, кристаллы стали, образовавшиеся, вероятно, при тех же условиях, какие указаны докладчиком. Таким образом, мое первое выступление в Химическом Обществе прошло для меня вполне благополучно, и я был бесконечно счастлив. Мне было очень приятно сознавать, что Н. С. Курнаков, уже ад’юнкт Горного Института, заинтересовался моими работами, посетил мою скромную лабораторию на Фурштадтской и вел со мной продолжительную беседу на тему о карбидах железа и о структуре стали.

30 мая я сдал последний выпускной экзамен и, таким образом, кончил с большим успехом Артиллерийскую Академию. По старшинству баллов я занимал третье место. Первым окончил В. М. Трофимов, который был одним выпуском ранее меня из Артиллерийского Училища, но в Академии он пробыл два года на первом курсе, так как на экзаменах он заболел тифом и потому был отчислен от Академии и снова держал вступительные экзамены вместе со мной. В. М. Трофимов после окончания Академии был сразу приглашен на Артиллерийский Полигон для производства артиллерийских опытов. Вторым по списку был мой товарищ по Училищу, А. Н. Холкин, — замечательный человек по своим математическим способностям; он отличался большой замкнутостью, удивительной честностью¹ и скромностью. Он взял место на Охтенском Пороховом заводе в особой испытательной комиссии по исследованию баллистических свойств новых бездымных порохов. Он был со мной в дружеских отношениях, и мы нередко беседовали с ним на разные философские темы. Что касается моей дальнейшей судьбы, то она была, повидимому, предрешена ранее моего окончания Академии. Издание двух записок по качественному и количественному анализу, работа по структуре стали и отличные успехи по химии и химической технологии представляли достаточные основания для того, чтобы судить о моих способностях к химии, а потому не было никаких возражений со стороны начальства к оставлению меня при Академии в качестве репетитора (инструктора) для подготовки в будущем к предподавательской деятельности.

Тотчас же после окончания Академии я просил Начальника Академии съездить в краткосрочный отпуск в Москву для устройства своих личных дел. Счастливый и радостный я ехал в Москву, где должна была решиться судьба моей личной жизни: я сделал приблизительно за месяц перед тем предложение Варваре Ермаковой, с которой я был знаком уже около 10 лет, и она мне ответила, чтобы я по окончании экзаменов приехал в Москву для окончательного решения этого важного жизненного вопроса. В Москве я получил согласие, как со стороны ее, так и ее родителей, и было решено, что свадьба будет в конце июля.

По возвращении в Петербург мы, кончившие Академию, должны были представляться Государю Императору и великому князю Михаилу Николаевичу, как начальнику всей артиллерии. Представление Государю не состоялось, потому что он уехал отдыхать в Данию¹, — и мы были представлены только великому князю Михаилу Николаевичу, а потом военному министру П. С. Ванновскому.

Великий князь отнесся к нашему представлению очень формально и когда начальник Академии сказал про меня, что я, как выдающийся, оставлен конференцией при Академии, то он не задал мне никакого вопроса. Военный министр проявил больше интереса к судьбе каждого из нас; на меня Ванновский произвел впечатление очень серьезного человека, с твердой волей, с проницательным взглядом умных глаз, способных разбираться в человеческих натурах. Он был любимцем Александра 3-го, который ему всецело доверял, узнав его хорошо во время русско-турецкой войны 1877 года, когда Александр