«Сюда ему хода нет…» – в очередной раз в моей голове прозвучал неведомый голос и, выбравшись на берег, сухой и плотный, я посмотрел назад и вздрогнул всем телом.

Злой дух замер перед водной преградой. Он был от меня в двадцати метрах и в лунном свете я смог разглядеть его во всех подробностях. Хотя какие там подробности? Рваный клочок тьмы, который постоянно менял свою форму, и в какой-то момент даже походил на человека.

Резко отпрыгнув назад, абас недовольно рыкнул и исчез среди осоки, а я без сил упал на землю. Мокрый рюкзак давил на плечи и казалось, что он весил тонну, но скинуть его не было сил. В душе царила пустота и обида на весь мир. Впервые за много лет я чувствовал себя абсолютно беспомощным, не мог ничего изменить и ни на что повлиять. Все было плохо, и я захватил ладонями грунт, сжал его в кулаках и прорычал:

– За что мне все это?!

Впрочем, слабость была мимолетной. Нервный срыв прошел и, медленно поднявшись, я все-таки освободился от рюкзака и вынул из кобуры пистолет. «Макаров», хоть его часто ругают, машинка неплохая. Автомат, который я утопил, он не заменит, но это лучше, чем ничего.

Постоянно спотыкаясь, я отошел от воды. Как-то незаметно поднялся на невысокий холм и остолбенел. В двухстах метрах от меня, на другом холмике, стоял дом. Точнее, деревянная изба, которая была окружена прочным бревенчатым частоколом.

«Неужели спасен?» – обрадовался я.

«Не торопись… – снова в голове возник вкрадчивый голос. – Все только начинается…»

Издали изба казалась крепким надежным строением, но когда я забрал рюкзак и подошел к ней, а произошло это уже на рассвете, то увидел ветхость, забвение и разруху. Забор из бревен местами прогнил и покосился. Ворота, некогда сделанные из толстых досок, свалились с железных петель и валялись на земле. А изба заметно накренилась на один бок. Людей, конечно же, не обнаружил. Они покинули это место давно. Когда именно сказать трудно, но явно больше трех-четырех лет назад, слишком густой кустарник во дворе, а вдоль забора вообще молодые деревья из земли полезли.

Где я очутился, непонятно, но в тот момент меня это не интересовало. Требовался отдых и, с трудом поставив на место старую дверь, я подпер ее изнутри кольями и прошелся по избе. Две совершенно пустых комнаты с гнилыми деревянными полами. Окна узкие, словно бойницы, и заросли травой. По углам привязаны к гвоздям большие охапки сушеных трав, может быть, именно поэтому в избе не было мошкары. Печка почти развалилась, кирпичи, того и гляди, вывалятся из кладки. Крыша из досок в дырах, чердака нет. Укрытие ненадежное. Однако другого не было и, вытащив из рюкзака все, что в нем находилось, я понял, что сглупил. Еду и запасные вещи бросил. Понадеялся, что к утру окажусь в базовом лагере, и делал расчет на марш-бросок. Ошибся и поступил неправильно. Заблудился и оказался совсем не там, где рассчитывал. Без еды, вещей и автомата. Хорошо еще, что пистолет остался, нож и гранаты, да воды неподалеку много, а то бы совсем тоскливо было.

Еще раз переворошив рюкзак, в боковом кармане обнаружил пачку галет из армейского сухпайка. Пленка немного надорвалась, и пресные печеньки напитались влагой. Но я их все равно съел, запил мучной сырец водичкой из фляжки и, скинув ботинки, улегся прямо на пол. Спать-спать-спать… Больше ничего не нужно…

Я провалился в сон. Рассчитывал отдыхать до двух часов дня, для полноценного восстановления сил шести часов должно хватить. Но проснулся гораздо раньше…

– Эй, слышишь меня? – донеслось сквозь сон.

«Враги, к бою!» – пронеслась в голове мысль и, моментально очнувшись, я открыл глаза, схватился за оружие и, приподнявшись, направил пистолет на голос.

Осоловевший взгляд скользнул по комнате, и у противоположной стены я обнаружил невысокого мужичка. Рост примерно метр пятьдесят, но широкоплечий. Черты лица славянские, но какая-то примесь тюркских кровей, судя по скулам, имелась. Волосы русые, коротко стриженные. Одет в серую полотняную рубаху и такого же цвета свободные штаны. Оружия нет. Поджав под себя ноги, он смотрел на меня и улыбался. Во всем его облике была простота и доброта. Он прямо таки излучал ее и от этого я напрягся. Не люблю таких простых и добрых. Вот если бы он испугался, увидев направленный на него пистолет, тогда все понятно, поведение обычного человека. А он, сука такая, улыбался и это неправильно. Так не должно быть. Наверняка, задумал нечто подлое или рядом надежное прикрытие. Не иначе.

– Ты кто? – спросил я его, убедившись, что мы одни и закрытая мной дверь оставалась на месте.

– Михра, но тебе проще называть меня Мишаня… – продолжая улыбаться, ответил он.

– Как сюда попал?

– Это мой дом, – он пожал плечами и задал встречный вопрос: – А ты кто, человече?

Сам не понимаю почему, но вместо имени, фамилии или отчества, я назвал позывной:

– Ворон.

– Серьезное имечко, – наконец-то, Мишаня перестал улыбаться, покачал головой и добавил: – Надо ему соответствовать.

– Не волнуйся, я-то соответствую.

– Не гоношись. Смотрел я со стороны, как ты от Охотника драпал и свое большое ружжо в озере утопил.

– Так ты все видел?

– Я же говорю – это мой дом. Не только изба, но и островок.

– А кто такой Охотник?

– О-о-о… – протянул он с насмешкой. – Да ты совсем не понимаешь, где очутился и что вокруг происходит. Городской что ли?

– Ну городской. И что с того?

– Ничего. Только трудно тебе здесь придется. Будешь, словно слепой котенок во все щели тыкаться и огребать неприятностей, пока в рабство не угодишь или Охотник на твой след не встанет.

– Про трудности я уже понял. Ты, Мишаня, лучше объясни, кто таков и где я оказался?

Мужичок почесал затылок и я отметил, что у него на руке три пальца. Мутант что ли или таким родился? Не ясно.

– Ты провалился в пространство между двумя мирами, Ворон, – сказал Мишаня.

– Мне сказки рассказывать не надо.

– А это, мил человек, не сказка и даже не быль, а самая что ни на есть правда. Про то, что мир, в котором ты проживал, не один, слыхал?

– Да.

– Так вот, ты из среднего мира, людского, выпал. Но в нижний мир, где мертвые души и духи ютятся, не попал. Когда умрешь, тогда сразу в нижний полетишь, а пока ты еще живой. Только, думается мне, ненадолго.

– И как же я сюда попал?

– Очень просто. Амулет, что с тобой, на самом деле ключик. Он тебя и твоих товарищей сюда кинул. Здесь вас Охотник и проредил. Кого поймал и сожрал, а у кого-то душу поглотил.

«Этого не может быть, потому что быть не может, – подумал я. – Но с другой стороны, какая-то доля правды в словах Мишани может быть. Абас, он же Охотник, оказался реальностью, а вокруг меня незнакомая местность. Ладно, торопиться не надо. Может, я вообще сейчас лежу где-то в больнице, врачи-реаниматологи пытаются вытащить меня из комы, а я блуждаю в лабиринтах собственных фантазий».

– Ворон, – мужичок слегка приподнял правую ладонь, и я снова убедился, что у него три пальца, – пистоль свой опусти, выстрелишь ненароком от душевных переживаний, а мне лишняя дырка в стене избы не нужна».

– А если не опущу?

Мишаня усмехнулся:

– Это мой дом. И я здесь хозяин.

Он еле заметно шевельнул пальцами и вырванный из моей ладони «макаров» улетел в угол, ударился об стену и упал. Кисть правой руки онемела, невидимый рывок оказался слишком резким и неожиданным, а на шее будто невидимая удавка повисла, слегка затянулась, но не до конца.

– Гадство! – выдохнул я, зажимая кисть здоровой рукой.

– Ничего, – он покачал головой. – Сейчас боль пройдет. А тебе будет память – в чужом доме не надо хамить и своевольничать. Вообще-то, я гостей не люблю и не привечаю. Но ты мне нужен, вот я тебе и помог.

– Не ври! Какая от тебя помощь?

– А кто тебя через болото провел? Ась? Сам бы сразу утоп, а я тебе дорожку указал. Как бы теперь об этом не пожалеть. Охотники они опасные и злопамятные, открытую воду не любят, но могут меня из-за тебя навестить, когда засуха начнется, и островок с лесом перемычкой соединится.