Сейчас, в свете того, что он мог все это время иметь дело с Драко Малфоем, Гарри неожиданно понял, как на многое был бы готов с незнакомцем Доу. В сравнении со всем тем, на что он не был готов с Драко Малфоем, это становилось очевидно.
— Какая муха тебя укусила, Поттер, что ты вздумал бить меня по больным местам? — неожиданно вторгся в его мысли тихий, какой-то надтреснутый голос. — Решил отыграться? За первый день? Именно сейчас, когда я открылся тебе больше, чем кому-либо когда-либо? Это не достойно гриффиндорца, Поттер. Это даже не всякого слизеринца достойно. Это подло. И это грязно. И я считал, что за последующие три дня я больше ни словом, ни делом не обидел и не оскорбил тебя. Если ты плохо себя чувствуешь — иди домой, отдыхай и ложись раньше спать. Проведи выходные с толком. Я не буду заранее звать тебя ни на завтра, ни на послезавтра. Сейчас я не хочу иметь с тобой дело. Быть может, я пришлю тебе сову. А может, тебе и повезет, и ты отделаешься от меня аж на три дня раньше. Ладно, Гарри. Всего тебе хорошего.
Диван прогнулся, Джон встал, а Гарри с поразившей его ясностью понял сразу несколько вещей. Во-первых, ему невыносимо стыдно и он противен сам себе. Во-вторых, он больше всего хочет взять свои слова обратно и просить у Джона прощения. В третьих, он хочет это всё сделать, совершенно наплевав на то, Малфой перед ним или нет. Перед ним Джон Доу, который ждал его с ужином и разговором, который был ласковым и говорил о вещах, которые не говорили Гарри даже друзья. Джон, который больше не принуждал, но с которым даже поцелуи были фееричны, что уж говорить о чём-то большем.
А в-четвертых — Гарри пробрала холодная, ужасающая волна от мысли, что Джон сейчас уйдет, и они больше не увидятся. Он и впрямь успокаивал себя тем, что через три дня всё закончится, но у него были в запасе эти самые дни. Расставаться прямо сейчас он просто был не готов.
Боясь не передумать, а не успеть, Гарри рывком метнулся вперёд, успел поймать Джона, обнимая поперек груди, и повалился обратно, роняя его себе на колени.
— Чертов псих, Поттер! Ты совсем из ума выжил?! — возмущенно вскрикнул тот, моментально подобравшись и вцепившись в крепко сжатые руки Гарри с целью разомкнуть их. — Отпусти меня, идиот! Торчи здесь со своими тараканами! Трахайся с ними, ужинай, разговаривай, ходи на свидания — что хочешь делай, а от меня отстань!
Гарри рассмеялся с удивившим даже себя самого облегчением — успел, поймал. Вот он, этот таинственный Джон — сидит у Гарри на коленях, шипит, ругается, злится, но не бьёт больше по нервам теми острыми, холодными и тошнотворно справедливыми словами.
Все еще улыбаясь, Поттер потянулся, выискивая наощупь макушку Доу, а нашарив, зарылся носом в мягкие шелковистые волосы. На мгновение от этого ощущения по спине пробежался холодок, сердце замерло всё в том же тревожном осознании, но Гарри упрямо прогнал от себя мысли, которые было проще игнорировать, чем спорить — не только же у Драко Малфоя мягкие шелковистые прямые волосы, верно?
— Так у нас тут свидания? — стараясь отвлечь себя от сумбурных мыслей, а Джона от ругани, пробормотал ему в затылок Гарри.
— А, по-твоему, у нас тут что творится какой день подряд? Забег на короткие дистанции? — хмуро хмыкнул Доу, но наконец перестал вырываться. Впрочем, расслабляться на коленях у Гарри он не спешил, но и его рук больше не пытался расцепить. — К слову, Поттер, подразумевается, что это ты тот, кто собирается падать в обморок от ужаса при слове «свидание». Я бы сказал тебе раньше, чем мы тут занимаемся, но решил, что в моих интересах, чтобы ты считал, будто у нас здесь просто встреча спринтеров.
— Идиот, — отозвался Гарри и, не сдержавшись, снова рассмеялся, обдавая теплым дыханием затылок Джона. — Ладно, ладно. Я признаю, что я дурак, прошу прощения за свое идиотское поведение и готов рассмотреть версию, что никто из нас спринтером не является.
— Столько счастья — и все мне? — скептически хмыкнул Доу, но, к непонятной радости Гарри, наконец-то расслабился и позволил себе откинуться спиной на его грудь, укладывая голову Поттеру на плечо. — Ладно, проехали. Не в моих интересах давать тебе в руки такое оружие против меня, но все же не будь впредь таким козлом. Козлов я мог бы затащить в постель и безо всякого шантажа, а мне нужен именно Гарри.
Гарри прекрасно осознавал, что затаил дыхание перед последним словом. Понимал, с каким облегчением услышал именно то, что услышал, и как обрадовался, что Джон не добавил «Поттер».
Джону нужен был не Гарри Поттер и даже не просто Поттер. Ему нужен был Гарри, и это незамысловатое откровение, казалось, сломило последнюю оборону. По крайней мере, на сегодняшний вечер.
Если в его руках сейчас и впрямь был Драко Малфой, то вывод напрашивался только один — Гарри совершенно его не знал. И, пожалуй, это была правда. Лучше всяких слов об этом говорил прошедший вечер и то, что именно Поттер был тем человеком, который позвал куда-то Малфоя.
Но сейчас это его больше не волновало. Он, отчасти слепо шаря, а отчасти пользуясь предлогом, повел левой рукой вверх, позволяя себе скользить по телу Джона — от живота по груди, мимо плеча по шее, пока пальцы не коснулись щеки. Чуть повернул голову Доу, осторожно надавливая большим пальцем на подбородок, а затем скользнул пятерней в мягкие волосы и притянул того к себе.
Он первым поцеловал Джона. Без его просьб или разрешений, без его подталкиваний или ещё чего-либо, что можно было бы впоследствии свалить на Доу. Гарри просто усадил к себе на колени парня, которого не хотел обижать и отпускать, попросил у него прощения, а потом поцеловал. По собственному желанию. И это было настолько же дико, насколько и прекрасно.
Джон ответил сразу же. Он не ломался, притворяясь обиженным, как, бывало, делала Джинни после какой-нибудь ссоры, не набивал себе цену, но и о недовольстве своем не забыл. Доу прекрасно передавал это в поцелуе — злом, требовательном, решительном. Гарри растворялся в нём и словно бы слышал голос в своей голове: «я даю тебе последний шанс, Поттер. Разочаруешь меня…»
И Гарри не хотел разочаровывать.
Он понятия не имел, в какой момент у него появились эти мысли, и очень рассчитывал на то, что это временное помутнение. Такое же, какое заставило его вчера слепо ласкать чужое мужское тело, но растворилось с рассветом.
Гарри очень надеялся, что и на завтра от этого помешательства не останется и следа, но сейчас у него не было ни сил, ни желания сопротивляться. И он решил просто позволить себе всё, что может позволить — как и вчера.
Гарри с трудом оторвался от чужих губ, хотя и чувствовал, как они потянулись следом. Уткнувшись носом в щеку Джона, он ласково потянулся выше и, нашарив ухо, жарко выдохнул, чуть касаясь губами мягкой мочки:
— Можно я… как вчера? — преодолевая смущение, попросил Поттер, чувствуя себя героем и потому что сумел победить свое смущение, и потому что сделал это ради Джона.
— Нет, — раздалось в ответ на удивление твердое и категоричное.
Гарри так удивился, что отшатнулся от Доу, пораженно хмурясь под повязкой.
— Что, прости? — вопреки ожиданиям, облегчения он не почувствовал.
Он и впрямь только что чувствовал себя преисполненным смутной гордости за то, сколь на многое готов ради Джона, скольким может рискнуть, насколько через себя переступить, и представлял, что Доу это обязательно оценит. Забудет о своей обиде, простит Поттеру его поведение, наверное, даже, наоборот, будет в долгу. Но получив отказ, Гарри не выдохнул и даже не обиделся, что его порыв не оценили. Он ощутил… разочарование. Да, недоумение очень быстро переросло в разочарование, а разочарование очень быстро повернулось своей шокирующей стороной — огорчало Гарри не то, что он не может погеройствовать, а то, что Джон не подпустил его к себе. Что Гарри не сможет снова ощутить под руками его плоскую, крепкую грудь, впалый живот, доверчиво подставленную шею. Не обведет пальцами ключицы, не прикусит вершинки сосков, выбивая из Доу все те звуки, которые он так щедро расточал ещё вчера вечером. Гарри хотел этого, хотел сам, и с каждой секундой мысль о том, чего он только что лишился, всё больше и больше огорчала его.
