— Ты просто дурак, — безапелляционно отозвался Доу.

Гарри аж задохнулся от возмущения. Меньше всего он ждал на свою откровенность такого… обзывательства! Это было почти обидно!

— Что, прости?

— Ещё и глухой, — насмешливо фыркнул тот. — Я говорю, что ты, аврор Поттер, просто кретин. «Ничего не умеет», послушайте вы его! Начиная с того, что, кажется, газеты писали, что ты был неплох в квиддиче, заканчивая тем, что ты просто ленивая задница.

— Что, прости?! — Гарри было подскочил от возмущения, но тут же запнулся обо что-то в ногах и, всплеснув руками, чуть не грохнулся.

Джон вовремя подхватил его под локти, а затем дёрнул куда-то, и не успел Поттер что-то понять, как уже сидел на чём-то твёрдом и не слишком удобном, а чужие руки обнимали его за талию. Чтобы понять, что этот придурок усадил его к себе на колени, даже аврором быть не надо было. Гарри попробовал было дёрнуться, встать, но Доу снова удержал его.

— Да успокойся ты, ничего я тебе не сделаю.

— Я не поэтому! — обижено выпалил он и тут же, уже не скрываясь, разочарованно взвыл. Да что ж ты будешь делать! Даже банальную обиду скрыть не может!

Джон только хмыкнул, дёрнул коленями, подбрасывая Гарри, точно мальчишку, и крепче обнял его.

— Не обижайся, герой, а лучше послушай, что я скажу. Я говорю, что мало кто заканчивает школу с багажом знаний, как у миссис Гермионы Уизли. И уж поверь, все эти люди не ложатся умирать на улице. Они идут в магические университеты, учатся на колдомедиков и зельеваров, авроров и невыразимцев, артефакторов, чароведов, ритуальщиков и мастеров трансфигурации. На поваров и дизайнеров, на модельеров и художников. Магический мир огромен, Гарри. Он велик. И в нём никогда не поздно учиться чему-то, становиться кем-то. Если ты не умеешь, то ты можешь это исправить, важно только, есть у тебя желание или нет. Так что эти твои ужасные оправдания — невыносимый бред.

Гарри замер, растерянный и оглушенный. Он… никогда не думал об этом так.

С авроратом всё было решено — ещё тогда, в школе. Они с Роном договорились, и все им это запомнили. Миссис Уизли говорила о том, какие они молодцы, что идут к своей мечте и что помогают друг другу, Гермиона приносила им прорву литературы перед экзаменами, Джинни… ну… Джинни желала ему удачи. И никто никогда не спрашивал Гарри, точно ли это то, чего он хочет, и, может быть, сам он хочет попробовать себя в чём-то другом? Он и сам хорош, конечно же, нечего валить на других — взрослый уже парень, совершеннолетний, и ни разу даже не выяснил, какие есть университеты и специальности в магическом мире. Он вообще кроме колдомедиков, зельеваров, авроров и невыразимцев никого и не знал толком. Ну, ещё эти тысячи отделов на множестве этажей Министерства, в которых работали люди, чьи названия должностей Гарри даже и не знал.

А тут…

«И снова Джон-шантажист», — с горькой иронией подумал он.

— Дошло? — почему-то шепотом спросил Доу, и Гарри только молча кивнул. — Ну вот и молодец. Я уверен, что аврорат не твоё. Да, конечно, ты добьёшься в нём успехов. Не удивлюсь, если станешь самым молодым Главой. Быть может, даже за дело, хотя никогда и не узнаешь этого наверняка. Я понял бы тебя, если бы ты был слизеринцем и если бы это вообще был не ты, но ты тот, кто ты есть — ты никогда не будешь счастлив в аврорате и, скорее всего, однажды умрёшь там. А если и не телом, то сердцем — точно. Станешь циничным, грубым, жестоким и разочаровавшимся в жизни. Ты хочешь видеть себя таким? Я — совершенно точно нет.

Джон говорил тихо, голос мерно шелестел, обволакивал, стелился по комнате и, казалось, гладил кожу — руки, лицо, шею. Гарри слушал, как завороженный, и ему было так горько и так сладко от этих слов, что даже сил не было думать, анализировать и отговаривать себя чувствовать то, что чувствуется.

Он не хотел сопротивляться сейчас и просто позволил себе сдаться — расслабился, привалился плечом к чужой груди и, положив голову Джону на плечо, закрыл глаза под повязкой.

— Ты еще можешь стать кем угодно, Гарри, — тем временем шептал Джон, всё ещё обнимая его одной рукой, а второй ласково поглаживая по голове, перебирая волосы. — Ещё не поздно, и у тебя впереди вся жизнь. Тебе не обязательно решать прямо сейчас, всё бросать, но на самом деле ты ведь и сам знаешь, что аврорат тебе не нужен. Ты добрый парень, Гарри. Ты на удивление светлый парень после всего, через что прошёл. Ты можешь быть лучше и быть лучше в совсем другом месте. Уверен, ты до щенячьего визга любишь детей. Ты можешь выучиться на педагога и обучать малышню до Хогвартса. Или стать тренером по полетам. Или и вовсе преподавать в школе ЗоТИ. Или стать кондитером и делать лучшие торты во всем Лондоне. Можешь быть артефактором и создавать прекрасные вещи — судя по твоей Мантии, которая досталась тебе по наследству, тебе есть в кого быть одаренным Ты можешь что угодно, Гарри, ты ещё так молод, и перед тобой вся жизнь. Несколько лет учебы не лишат тебя молодости, но…

— Я понимаю, — шепотом отозвался Гарри, чувствуя, что дышит куда-то в шею Джона. — Я всё понял. Спасибо. Я не думал об этом, правда. Это поразительно, но я правда не думал о том, что могу быть кем-то другим. И сейчас я ещё не знаю кем, но я подумаю. И… да… правда. Спасибо тебе. Я не ожидал, что ты… что такой… Ты притащил меня сюда шантажом, но ты…

— Никогда мне этого не простишь, да? — Джон мягко рассмеялся, и Гарри невольно тоже улыбнулся.

— Не знаю. Меня раньше никто не шантажировал. Тем более, не загонял меня шантажом на свидания, — он рассмеялся сначала тихонько, но, получив обиженный тычок от Джона, позволил себе развеселиться в голос.

— Это не свидание, идиот! — деланно возмутился тот. — Предполагается, что я тебя домогаюсь и почти насилую!

— Да? Ну, если ты всех домогаешься так вяло, что жертва успевает забыть об этом, то неудивительно, что тебе приходится использовать шантаж, — всё ещё веселился Гарри, почти в ужасе от того, что говорит, что подначивает Джона, но совершенно не имея сил остановиться.

— Так, значит, тебе скучно? Нужно напомнить? — в шелестящем голосе проскользнуло что-то хищное, а потом Гарри почувствовал, как раскрытая ладонь легла ему на колено, начав поглаживать.

Надо было остановиться. Пока его спрашивали, пока это не зашло слишком далеко, нужно было остановиться. Сказать, что он пошутил, или что Джон уже всё напомнил. Да черт бы с ним, чёрт с ней, с гордостью, можно было повести себя как законченная дура и обидеться на то, что Джон повёлся на провокацию! Признать, что просто провоцировал его ради шутки, но…

Но что-то внутри сладко сжалось от прикосновения этой руки, от тепла, от мягких поглаживаний. Вспомнилось глупое и нелепое вчерашнее разочарование, и казалось, что сегодня это разочарование будет ещё больше. Хотелось разрешить Доу чуть больше, прислушаться к себе, узнать, как сам он относится к мужским прикосновениям, если это не принуждение?

И, Мерлин, о чём он думал?! Как бы он мог относиться к мужским прикосновениям ещё, кроме отвращения?! Как бы его ещё могли трогать, если не принуждая, ведь Гарри сам бы не дался в чужие руки, он же не гей! Верно же? Ведь верно?..

Ладонь мягко заскользила по колену выше, к паху, и Гарри почти против воли, против самого себя, задышал глубже и чуть отвёл бедро в сторону. Он не хотел позволять, не хотел думать, что позволяет, но…

Джон осмелел словно бы в один момент — рука скользнула ещё выше, накрывая пах и принимаясь поглаживать начавший наливаться кровью член через брюки, пальцы второй руки запутались в волосах, сжимая их и оттягивая голову назад, открывая шею проворному языку и теплым, ласковым, жадным, нежным губам.

— Ты… не… — с трудом выдохнул Гарри, даже не пробуя сопротивляться. Всего этого было слишком много, и это было непозволительно хорошо.

— Ты всегда можешь остановить меня, если будешь по-настоящему убедителен, — оторвавшись от шеи, прошептал Джон в самое ухо, прижимаясь к нему губами, опаляя горячим дыханием и обводя языком мочку.