- Вы верующий?
- Я баллардист.
- Что это значит?
- Есть такое вероучение, - сдержанно ответил мистер Ган. - Вам, атеисту, это не интересно.
- Интересно, но я не настаиваю, если не хотите об этом. Не пойму только одного: почему вы говорите об изгнанниках? Вы беглецы, а не изгнанники.
- Так или иначе - песчинки, подхваченные историческим вихрем...
- Не льстите себе. Песчаные вихри, они горы стирают до основания. А эмигранты - просто песок, просыпавшийся между пальцами истории.
- Важно, что лишились родины... А беглецы или изгнанники - какая разница?
- Огромная! Изгнанника лишают родины, беглец сам себя лишает ее. Изгнанники борются, беглецы прячутся за чужим забором и оттуда кукиш кажут - ага, посмотрим, как вы без нас обойдетесь...
- Вы осуждаете эмиграцию... А ведь право на эмиграцию теперь общепризнанно, оно даже указано в Декларации прав человека, принятой ООН.
- Вовсе я не осуждаю эмиграцию! По мне, так пускай каждый едет, куда ему вздумается. Только, если ты ищешь, где тебе лучше, - не корчи из себя мученика.
Я не умею сочувствовать ловчилам, притворяющимся жертвами, и драпающим героям.
Мистер Ган прищурился и отрицательно покачал указательным пальцем.
- Вы не есть лесовод! Если вы не ка-ге-бе, то вы - политический работник. Пропаганда, а?
- Нет, - сказал Федор Михайлович, - я действительно лесовод и не занимаюсь пропагандой. Но я люблю историю, немножко знаю ее и не выношу, когда свои промахи и ошибки люди взваливают на историю. История за людей ничего не делает, они сами делают историю.
И за то, какой они ее сделали, сами и должны отвечать...
- То, что вы говорите, очень интересно, только вряд ли справедливо. Человек может отвечать за свои поступки, но не за поступки других.
- Должен! Иначе он никогда не будет свободным.
- Какая же свобода в том, чтобы сделать человека ответственным за все? Он не всегда может ответить сам за себя.
- Пока человек делит мир на "я" и все остальное, он - потенциальный раб, он одинок и слаб, поэтому обязательно покоряется кому-то, и тут возможна любая тирания. На этот случай человек придумал множество подлых оправданий: "моя хата с краю", "сверху виднее", "своя рубашка ближе к телу" и так далее. А вот когда человек будет чувствовать свою ответственность за все, он будет поступать по отношению к другим так же, как к самому себе, делать не потому, что его заставляют или обязывают, а потому, что сам считает это необходимым для него и для других.
- Так откуда ж то знать, - спросил Сашко, - что для всех хорошо? Каждый думает, шо он самый разумный, и тянет на свое...
- Чем интеллигентнее человек, тем шире его кругозор, интересы, тем больше он думает не только о себе, но и о других. Интеллигентность - не образовательная категория, а нравственная: можно быть очень образованным и безнравственным человеком. Интеллигентность - это желание и способность сострадать другим.
- Ну хорошо, - сказала Юка, - насчет будущего я согласна. А прошлое? Разве мы или кто другой должны отвечать за то, что раньше жили какие-то люди, чего-то там натворили, а мы за них отвечай... С какой стати?
Разве это справедливо?
- Наверно, все-таки справедливо. Ты ведь не считаешь неправильным, что потомки пользуются успехами и достижениями своих предков?
- Конечно, они наследуют все лучшее. Например, культуру, искусство.
- А плохое? Кому его отдашь, Камеруну или Бразилии? Оно и хорошо бы кому-нибудь сплавить, только как? Наследство нераздельно, и хотим мы этого или не хотим, а приходится нам отвечать за своих предков и иной раз тяжело платить за грехи отцов.
- Да, да, - сказал мистер Ган. - Это верно. Последующим поколениям приходится тяжко расплачиваться за легкомыслие и ошибки предков... I'm sorry, - перебил он сам себя, поворачиваясь к Юке. - Простите! Я давно хочу спросить: что это у вас за значок?
- Это не значок, а герб. Мне понравился герб над входом в ганыкинский дом, а Толя... Ой! - спохватилась она и покраснела. - Это же ваш герб. Толя перерисовал его из гербовника и... Я... я сейчас сниму...
- Нет, нет, - сказал мистер Ган. - Пожалуйста. Для вас ведь это просто значок, брошка.
- А почему, - сказала Юка, - почему сабли на нем пронзают сердце?
- Не знаю, почему неизвестный предок наш избрал такой герб. Для моего пращура он оказался пророческим...
- Из-за того проклятья?
- Какого проклятья? - удивился Ган.
- Ну как же... Когда этот ваш... Ну, я не знаю, как называется предок, который поселился здесь. Он был ужасный негодяй, прямо изверг, всех терзал и мучил, а потом отнял невесту у своего крепостного. И тогда в грозовую ночь она на коленях трижды обошла дом, прокляла весь помещичий род до седьмого колена, а сама бросилась в омут и утонула. И тут началась ужасная гроза и буря, дом загорелся сразу со всех сторон, помещицу с сыном спасли, а сам помещик сгорел заживо и его трижды хоронили, потому как земля его не принимала, выбрасывала из могилы. И с тех пор в каждом поколении происходили ужасные несчастья, а старший в роде погибал страшной смертью, когда за ним приходили с того света... Вот! - И Юка обвела всех торжествующим взглядом.
Антон и Сашко ошарашенно смотрели на нее, у мистера Гана отвисла челюсть, Толя иронически улыбался, а Федор Михайлович весело хохотал.
- Боже мой! - сказал мистер Ган. - Откуда вы все это взяли? Кто наплел вам эту дикую чепуху?
- Мне рассказала... Ну, старушка одна.
- Нет! - решительно сказал мистер Ган. - Возможно, это разочарует вас, но ничего такого не было! Никто не проклинал наш род. Мой пращур не отнимал чужих невест, и за ним вовсе не приходили с того света...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
"Известно, нет событий без следа:
Прошедшее, прискорбно или мило,
Ни личностям доселе никогда,
Ни нациям с рук даром не сходило".
А. К. ТОЛСТОЙ
1
Из открытого окна тянула резкая струя осенней прохлады, колебала пламя свечей, но не могла преодолеть их устоявшийся чад. Зябко потирая руки, король стоял возле камина и поворачивался к огню то одним, то другим боком.
- Нет, - говорил он, раздвигая фалды полукафтана, - я никогда не смогу понять маркизу. На охоте прохлада неизбежна. Но почему нужно мерзнуть в собственном дворце? Впрочем, от холода страдаю, кажется, только я, а вам, граф, все нипочем?
