Анемона или повесть о сладкой скорби

Не покидай меня...

***

Скорбь, как маленькое семечко сорной травы, впервые попадет с ветром между трещин и щелей сердца, дождется своего часа, а когда время придет, то оно проснется и пустит глубоко корни в плодородную почву. И если не распознать сорняк вовремя, он заполонит все свободное пространство корнями и вытеснит все полезные травы внутреннего мира. Скорбь завладеет душой, разрастется и будет смотреть глазами кормильца, выискивая новую жертву.

-Кто следующий? -спросит она.

И с каждым разом, подкармливаясь слезами и немым криком кормильца, корни проникнут глубже, а шипованный ствол растолстеет, упираясь ветками в брюхо.

-Кто следующий? - ненасытно спросит она. -Я хочу еще!

За годы потерь, истощенное разбитое сердце кормильца замолчит, сладкий сок из глаз перестанет течь, а немой, оглушающий сознание, крик стихнет.

-Кто следующий? -ее голос задрожит.

На этот раз ответ не последует. И Скорбь впервые ощутит себя одинокой за семьдесят пять лет своей жизни. Она не сомкнет глаз всю ночь напролет от голода и на утро все же решит выбраться из мрачного и остывшего подземелья.

***

Август. На окраине деревне Тихой было раннее спокойное и прохладное утро. Над зеркальной гладью лесного озера клубился густой, завораживающий туман, поднимаясь высоко над лесом, накрывая собой макушки столетних сосен, ласково убаюкивая, чтобы лес еще немного потомился, подремал и не спешил просыпаться. Но где-то в глубине сердца леса соловьи пробудились наперекор туману и распевали каватины утренней зари. Солнце лениво расцветало заревом над деревьями, вытянувшись в тонюсенькую пурпурную полосу. Звезды ярко догорали холодом в синеве неба, подмигивая, а лунный рожок был еще бодр и весел, чтобы уступить новому солнечному дню.

На крутом склоне озерного берега росли высокие, с раскидистыми ветвями, ивы, длинные тонкие косы тянулись к воде, а толстые извилистые корни торчали из земли, придерживая рыхлую почву. На одной из ив, в тени, в ложбинке между ветвей, как в гнезде, беспробудно и беззаботно спала девочка, прижимая ноги к животу, от холода, укрывшись густой и длинной копной сизых волос. К ее волосам прицепились пожухлые листья, веточки и тонкие паутинки. А через руку и милое личико образовалась муравьиная тропа.

После долгой спячки, девочку пробудил звонкий голос. Едва приоткрыв зеленые глаза, она зевнула во весь рот, оголив острые белые зубы, потянулась кулачками, дрогнув мышцами, вдыхая полной грудью. После долгой спячки, она была похожа чем-то на глупого и несмышленого котенка: не то наивными круглыми глазками, не то маленьким курносым носиком, не то грацией, а может косматой головой. Девочка перевернулась, осторожно подползла на четвереньках по длинной ветке и повисла вниз головой, прислушиваясь к разговору, будто лохматая гусеница на тоненькой шелковой паутинке, и тянулась вниз, среди зеленой шелестящей листвы от легкого дуновения ветра.

-...извини меня, дед, но я покидаю Тихую, не могу я больше здесь жить. Кур и корову я уже продал, кошку соседке отдал, Марфе, ты должен помнить ее, кульгает еще на правую ногу. Тявку с собой беру, чтобы не пропал, старый он уже, боюсь, не переживет со мной разлуку, да и мне с ним веселее будет. Я постараюсь навестить тебя следующей весной. Ты главное не скучай. И я скучать не буду.

Знакомый запах скорби развеялся в воздухе. Девочка жадно вдохнула сладостный аромат, будто букет садовых цветов, и нетерпеливо, с наслаждением стала насыщать им свой организм, широко раскрывая ноздри, облизываясь розовым язычком. Она не ела уже сорок дней с момента перерождения, лишь иногда, поутру пила прохладную росу, чтобы утолить жажду и притупить голод, а за тем снова засыпала в своем уютном гнезде на дереве. Она так увлеклась трапезой, прикрыв глаза, что, по неосторожности, сильно нагнулась, и несчастная тонкая ветка под ней хрустнула. Парень, услышав над собой хруст, едва успел отпрыгнуть в сторону, как девочка вместе с веткой упала на землю, прямо на то место, где стоял он. Черно-белый пес с пушистым хвостом и ушками залаял рядом с хозяином.

-Ты не ушиблась? - спросил парень.

Девочка спросонья с заспанными глазами огляделась по сторонам, сидя верхом на ветке. Она не могла понять, как так вышло, что оказалась на земле, рядом с могильным холмом, ведь секунду назад она еще сидела высоко на дереве. Она с досадой взглянула на молодого человека, почувствовав напряжение во взгляде серо-голубых глаз. Он смотрел на нее удивленно и растерянно, но в то же время с обожанием, будто увидел нечто-то прелестное и опасное. Чувства малейшей грусти от него иссякли, а девочка все еще была голодна. Она так истосковалась по еде и чужому голосу, что ждала, когда пухлые губы молодого человека дрогнут, и тот снова заговорит. Но он стоял смирно, держа в руке натянутый поводок с дворняжкой, и ждал, когда девочка скажет что-нибудь в ответ. В чертах молодого человека она разглядела сходства своего бывшего кормильца, когда тот тоже был молод, красив и живым. Молодой человек был среднего роста, плечист, жилист, с вытянутым лицом, с черными короткими волосами, одна бровь была рассечена небольшим белым шрамом. На светлой коже, едва тронутым загаром, на щеках разгорелся румянец. Носил черно-серую рубашку, верхняя пуговица была нещадно оторвана, на черных портках вытянулись и выступали коленки, пыльные ботинки были вымочены полосами в носках от мокрой травы. Про таких, как он, в деревне называют первым парнем на деревне: и на вид приятно глазу, и работяга что надо.

-Ты откуда здесь взялась? - пухлые губы парня дрогнули, и девочка в глубине души обрадовалась, но лицо ее было мертвее некуда. - Меня Паша зовут, а тебя как звать? Ну, не молчи, ответь хоть что-нибудь. Или так и будешь в гляделки играть?

Его звонкий голос радовал девочку, и она хотела заговорить с незнакомцем, рассказать о себе и откуда взялась, но она боялась последствий и не хотела спугнуть собой первого встречного, нового кормильца. Она хлопала длинными ресницами, осторожно подбирая мысли. Как только она взглянула на могильный холм с лиловыми кувшинчиками, золотой сердцевиной и мохнатыми серебристыми стебельками цветы, выглядывая из сочной зеленой травы, - оживилась, придумав себе новое имя.

-Меня зовут Анемона, - ответила девочка.

-Анемона, значит, - парень облегченно выдохнул, уже успел подумать о глухоте девочки. - Что ты делала там наверху? Ты ведь убиться могла!

-Спала, - робко ответила девочка, пожимая плечами.

-Ты здесь одна? Где твои родители?

-Умерли.

-Значит, ты сирота, как и я. Ты может, есть хочешь?

Девочка едва поняла намек на кормежку, тут же обрадовалась, даже на лице улыбка расцвела, и глаза засияли. Павел порылся в сумке через плечо и достал из нее небольшой ломать хлеба.

-Держи, - вложил он хлеб в маленькие ладошки девочки. -Ешь давай.

Девочка представляла себе еду иначе. Она обреченно посмотрела на ломоть хлеба, непривычно поднесла его к губам, откусила небольшой кусочек, вгрызаясь зубами, будто в кору дуба, неприятный на вкус, жевала, притворяясь, как если бы она поглощала сладкие чувства скорби; чтобы не обидеть парня и отвести от себя подозрение, она через силу проглотила хлеб, поцарапав горло.

За семьдесят пять лет она хорошо изучила человеческую жизнь от рождения до самой смерти, и чтобы походить на человека, ей придется соответствовать и притворяться: есть, пить, спать, размышлять, как человек. Не только, чтобы не отпугнуть кормильца, а, чтобы выжить вопреки.

-Анемона, я покидаю Тихую. Если ты живешь здесь на дереве и тебе больше некуда пойти, пойдем со мной в столицу? Обещаю, голодать, мерзнуть и жить на улице тебе больше не придется! Я смогу тебя защитить и позаботиться о тебе... Так что, пойдешь со мной?