- Готос согласился бы с вами, лекарь. Цивилизация есть война против несправедливости. Иногда она может оступаться и даже замирать в изнеможении, но тем не менее стремится к известной цели, и это - говоря грубо - желание защищать беспомощных от тех, что готовы их пожирать. Законы рождают новые законы, изобилие правил. Комфорт и безопасность, жизнь в покое.
Прок крякнул, но Айвис воздел палец, останавливая его. И продолжил: - Сложность всё более усложняется, но все верят, будто цивилизации - природная сила, будто сама справедливость - природная сила. - Он помедлил и улыбнулся какому-то воспоминанию. - Милорд Драконус был весьма красноречив. Той ночью он спорил, будто защищая себя, и смотрел очень сурово. - Айвис покачал головой. - Однако на определенном этапе цивилизация забыла первичное свое назначение: защищать. Правила и законы искажены, начав подавлять достоинство, равенство и свободу, а затем даже первичные потребности в безопасности и покое. Выживание - нелегкое дело, но цивилизация должна была его облегчать. Это во многом удается, но какой ценой?
- Извините, командир, - вмешался Прок, - вы возвращаете нас к идее достоинства, верно?
- К чему "цивилизация", лекарь, если она не делает цивилизованными?
Прок хмыкнул. - Нет ничего более дикого, нежели дикая цивилизация. Ни один мужчина или женщина, племя или банда не натворят таких злодейств, какие цивилизация применяет к врагам и даже своему народу.
Айвис кивнул: - Готос опустился к надиру и нашел там эту истину. Как возможно, удивился он, что справедливость создала несправедливый мир? Как возможно, что любовь порождает такую ненависть? Он говорил о весах то же, что вы, Прок. Чаши не равны, даже несравнимы. Мы ищем доброты перед лицом жестокости, единственные наши доспехи - хрупкая надежда, но как часто среди цивилизованных или варваров надежде удавалось защитить слабых?
- Ямы завалены трупами, - пробормотал Прок, снова хватая давно опустевшую кружку. - Пленники преданы мечу, завоеванный город сожжен, а те, что еще живы, копают себе могилы. Обычное дело.
Айвис уставился на хирурга. - Были при разграблении Асетила на дальнем юге, да?
Прок не пожелал встречать его взгляда. - В тот день я ушел из легиона, командир.
Повисло долгое молчание, хотя Сендалат оно долгим не казалось - она наблюдала за Айвисом и Проком. Меж ними что-то проскочило. Заложница не слышала ранее названия Асетил и не знала о событиях, связанных с его завоеванием, но слова хирурга обдали ее холодом.
Айвис отодвинул кружку до странного задумчивым жестом. - Готос вошел в сердце города, где собрались совместно правившие им Джагуты. Среди них наверняка были великие умы, преданные идеалам цивилизации. Но вот Готос вошел на главную трибуну. Начал речь, а когда окончил, его встретило молчание. В тот день завершилась цивилизация Джагутов. Во дни последовавшие Готоса нарекли Владыкой Ненависти.
- Подходяще, - заметил Ялад.
Но Айвис помотал головой: - Ты явно не понимаешь, страж ворот. Ненавидели истину слов Готоса. Титул горький, но не содержащий презрения к нему самому. Лорд Драконус непреклонно настаивал: даже сам Готос не питал ненависти к цивилизации. Скорее это было признанием рока - неизбежности потери первоначального смысла.
- "Тюрьмой назови, Чтобы увидеть решетки", - процитировал Прок.
Сорка кашлянула и продолжила: - "Назови каждый прут, И клетка замкнется..."
- Во имя дружбы", - закончил Прок и взглянул Сорке в глаза.
- Цивилизации будут расти до самой смерти, - сказал Айвис. - Даже без цели, даже развращенные, будут расти. Из нарастающей сложности родится Хаос, но в Хаосе лежит семя саморазрушения. - Он задвигался, как будто впав в сомнения. - Так заключил лорд. И мы встали, чтобы пойти меж палаток и поглядеть на север, на небеса, освещенные кострами джеларканской орды.
Сендалат встала, дрожа. - Уже поздно, - сказала она извиняющимся тоном. - Боюсь, разум мой слишком устал, чтобы сражаться с нюансами вашей беседы.
Ялад вскочил, кланяясь ей. - Миледи, я сопровожу вас в покои и проверю охрану на посту.
- Спасибо, страж ворот.
Пока остальные откланивались ей, Сендалат уловила взгляд Айвиса, заметив лишь боль, которую он не смог скрыть. И ушла с Яладом, крайне раздосадованная. Сержант говорил что-то, она едва ли слышала хоть слово.
"Ты так ее любил? Да, безнадежно дело".
Она подумала об ожидающей постели и снах, что постарается отыскать ночью. "Заставлю тебя найти меня во сне, командир. И найду некоторое утешение".
Снаружи завывал ветер, будто придавленный камнем зверь.
Когда лес кончился, открывая неровные холмы и устья старых шахт, Вренек заметил на обочине двух воронов, клевавших труп третьего. Головы повернулись к пришельцам, один издал резкое карканье.
Каладан Бруд сделал жест. - Нас зовут на гнусное пиршество.
- Леса выгорели, отчего многие существа голодают, - ответил лорд Аномандер.
- Останемся на ночь в крепости Драконсов?
- Возможно. Я редко бывал гостем лорда, но находил дом вполне приятным... не считая трех дочерей. Бойся смотреть в их глаза, Каладан. Отыщи змею - встретишь прием более теплый.
Каладан Бруд оглянулся на Вренека. Тот тащился сзади, смертельно устав от пути длиной в половину дня. - Дети ищут себе подобных. Мудрый ли то выбор? - Он крикнул Вренеку: - Недалеко. Мы почти пришли.
- Помню, они держались наособицу, питая презрение даже к сводному брату Аратану. Так или иначе, я отдам Вренека под опеку Сендалат. Там Айвис, ему я доверил бы собственную жизнь.
- Никогда такого не видел, - сказал Вренек, едва они миновали воронов. - Ну, когда едят себе подобных.
- Как и я, - отозвался Азатенай. - Они скорее склонны тосковать, видя погибших сородичей. Есть что-то неприятное в здешнем воздухе, и чувство растет, пока мы приближаемся к крепости. Возможно, - добавил он Аномандеру, - наш путь проложен не слепым случаем.
Первый Сын пожал плечами. - Твои разговоры о магии кажутся мне словами о шторме, коего я не могу видеть и слышать. Твои загадки не преодолевают моего невежества. Ты с тем же успехом можешь говорить на ином языке.
- Но ты, Первый Сын, видел ее работу, когда я пришел к вам, к твоему брату положить камень очага. В тот день мы поклялись и связали наши души.
- Ах, я уж гадал, когда цепи станут тебя бередить, Азатенай.
- Не чувствую никакой скованности, уверяю тебя, Рейк. Но наше странствие в поисках Андариста... гм, я ощущаю, будто круг сужается. Но это лишь мое ощущение. Говоря как твоя тень, я заявляю, что мы далеко удалились от нужной дороги.
- Ты советуешь спешно вернуться в Харкенас.
- Если Харкенас обострит твое внимание к насущным нуждам королевства - да.
Лорд Аномандер остановился, поворачиваясь к Каладану. - Она отвернулась от меня, так называемого первенца. Сделала темноту стеной, неприступной крепостью. Где же фокус ее внимания? На детях? Явно нет. Простим, что она отдалась объятиям любовника - не мне им мешать. Но когда она велит мне окончить конфликт, отказывая в праве призвать к оружию - что должен воин делать с таким зданием? - Он решительно двинулся дальше. - Так что пока я служу лишь своим нуждам, подражая ей.
- А она замечает твой жест, Первый Сын?
- Интересно ли ей? - прорычал Аномандер. - Она, наверное, забыла самый смысл этого слова. Говорят, - прибавил он горько, - что эта темнота не ослепляет. Но меня она сделала слепей Кедаспелы.
- Говорят правду, - заметил Каладан. - Темнота не ослепляет. А Кедаспела, боюсь, плохое сравнение, ведь он ослепил себя сам. Во имя горя принес в жертву красоту. А вот ты, Аномандер, идешь во имя мщения. Если твоя жертва - не красота, то нечто иное. Так или иначе, вы сами наносите себе раны.
- Ты сам сказал, - бросил Аномандер, - что Кедаспела - плохое сравнение.
- Чего же ты хочешь от Матери Тьмы?