Впрочем, Сендалат он отлично видел. Она сидела справа. Бесчестие соблазнительно. Беспокойство и понимание запретов лишь сделала желание более острым. Он знал, что ничего не сделает, не нарушит обычай. "Кроме убийства дочерей господина". Мысль пробудила его, заставив отбросить расслабленность своей прямотой и честностью.

Ялад болтал: - ... потому что впереди, похоже, холодная неделя. Внешняя стена будет ледяной, они долго не выдержат и вынуждены будут подойти ближе к середине дома.

Айвис удивил всех, наконец подав голос. - Ты о чем, страж ворот?

- А? Да. Я предлагаю, сир, закрыть внешние проходы, сузив возможности для отступления.

- И почему это должно быть хорошей идеей?

Брови Ялада сдвинулись. - Для лучшей поимки, сир.

- Может, они дети, - сказал Айвис, - но и ведьмы. Какими цепями надеетесь вы их удерживать?

Лекарь Прок кашлянул. - Фелт, травница из леса, не смогла долго оставаться у меня. Сила двух мерзавок оказалась слишком враждебной. Пропитала весь дом. Сейчас колдовства в избытке, управлять им можно не более, чем сменой времен года. - Он наклонил кружку, как бы салютуя Айвису. - Командир прав. Мы не сможем их удержать, придется немедленно казнить, чего командир не дозволит.

Отпрянувший Ялад поднял руки. - Ладно. Просто задумка.

- Ситуация поистине напряженная, - попытался смягчить беседу Прок. -Иногда в своем кабинете я слышу сдавленный вздох и понимаю, что смотрю на ту или другую стену. Полагаю, я нашел потайную дверь, так что обезопасил это место. Однако магия... да, трудно чувствовать себя в полной безопасности.

Айвис подозвал служанку. - Разожги камин еще раз, ладно?

Сендалат была обеспокоена такой дискуссией, касавшейся ведовства и убийств, но и ощутила облегчение, видя Айвиса оживившимся и готовым поддерживать разговор. Прежде он казался отдаленным и отстраненным, равнодушным к их компании.

В доме теперь обитают призраки, как и во дворе и дальше, на поле битвы. Воздух беспокоен, и это не связано с холодными сквозняками, с ветрами зимы, что пробираются сквозь трещины и неплотно закрывающиеся двери.

Слева от нее Сорка набивала трубку. Ржавый лист в смеси с чем-то еще, может, шалфеем, давал запах жгучий, но вполне приятный.

Сендалат видела, как хирург впился взглядом в женщину. - Милая Сорка, - сказал он, - многие мои коллеги полагают ржавый лист опасной привычкой.

Некоторое время казалось, что Сорка не сочла его замечание достойным ответа; но затем она пошевелилась и протянула руку к кружке.- Лекарь Прок, - голос был таким тихим, что мужчине пришлось склониться над столом, чтобы слышать, - судьба летописцев - завершать день с почернелым языком.

Прок чуть наклонил голову к плечу и лениво улыбнулся. - Часто бывает, верно.

- Чернила вредны?

- Выпейте бутыль и наверняка умрете.

- Вот-вот.

Все ждали продолжения. Наконец улыбка Прока стала шире. Он откинулся на спинку стула. - Давайте вообразим, если изволите, будущее, в коем можно исцелять всё что угодно. Точнее, почти всё, ведь, как заметила леди Сендалат, смерть остается голодной и никто не помешает ей кормиться, разве что оттянуть сроки. Что ж, при таком изобилии лечебных благ нельзя ли ожидать, что общество станет спокойнее и веселее? - Он указал кружкой на Сорку. - Она так не думает.

- Не слышал такого мнения от нашего хрониста, - заметил Ялад.

- Неужели? Тогда позвольте объяснить. Разве мы не обязаны жить в постоянном страхе ... и я не говорю о нынешних конкретных обстоятельствах? Разве не обязаны опасаться всего, чего можем коснуться или съесть? Или, в случае Сорки, чернил, необходимых в ее ремесле? Мне интересно, сколь сильно спокойствие духа помогает здоровью и благополучию. Душа, примирившаяся с собой, наверняка здоровее той, что истерзана беспокойством и страхом. А хорошо ли тем, что привыкли судить окружающих? Какие дурные гуморы вырабатываются внутри от злых сравнений и гордости своей моральной правотой? Какие яды свойственны самовлюбленности?

- Возможно, - вдохновился Ялад, - когда волшебство избавит нас от нужды в богах с их грехами и судилищами, мы повернемся к мирским истинам... или тому, что кажется истиной - к благам здоровья и процветания, привязав к ним идеи справедливости, позора и праведной кары. Ну разве такой способ мысли не проще прежнего?

Прок уставился на Ялада с нескрываемым восторгом. -Страж ворот, аплодирую вам. В конце концов, разум бога и поводы для суда и наказания по самой своей природе превосходят наше понимание... но ведь в столь порочном мире, каков наш, это даже утешает, на извращенный манер. А вот в вашем мире без богов нам придется судить друг друга, причем по суровым законам. Мечите же осуждения! И если Сорка не склонится перед обоснованным недовольством, что ж, провозглашайте проклятия, сотрите ее с рук мокрой ветошью!

- В таком мире, предвижу я, - пробормотал Ялад, - исцеление не дадут тем, кого считают недостойными.

Глаза Прока вдруг вспыхнули. - Именно! Будущее, друг мой, не сулит жалости к больным, нечистым, калечным и просто особенным. Можно судить общество по его порокам, но надежнее будет судить по отношению к покорным и непокорным. - Хирург наполнил кружку. - Будьте свидетелями моего обета. Клянусь всеми силами, что дарует Денал, всеми навыками и умениями, мне доступными, что буду лечить без суждений. До смертного дня.

- Благослови вас, - сказала Сорка из-за облака дыма.

Кивнув в знак признательности, Прок продолжал: - На поле битвы хирург не смотрит на принадлежность страдающего солдата. Фактически это предмет гордости моего сословия: отвергать мир политики и его амбиции, пытаться вылечить всех, кого возможно, а когда не удается - скорбеть по жертвам урожайной победы. Мало кто согласится принять лекарский взгляд на мировую историю, в которой любая глава содержит одинаковые литании сломанным телам и напрасным триумфам. - Он пренебрежительно махнул рукой. - Но история ничему не учит. А если я решаюсь поглядеть вперед, на то, что будет - как же, вижу будущее, полное яда, день, когда общество поставит ценность здоровья выше ценности жизни.

Сендалат вздрогнула. - Полно, лекарь, такого никогда не случится.

- Жестокие суждения: бедные заслуживают худшего, они слабы духом, а значит, страдают по делам. К тому же кто захочет умножения лишнего народа, от бедности впадающего в бесконтрольное размножение? Что до отщепенцев, нагло упорствующих в приобщении к стаду, пусть мучаются от последствий своих проступков!

- Если нас ожидает подобное, - сказала Сендалат, - я предпочту бежать от такого разврата. То, что вы описываете - ужасно.

- Да, именно. Я довольствуюсь содержанием, едва покрывающим простые нужды, и боюсь времен, когда служить станут лишь за солидную груду монет.

- Прок, - вмешался Айвис, - вы знаете историю Владыки Ненависти?

Хирург только улыбнулся. - Командир, прошу, расскажите. Можно ли не удивляться этому титулу?

- Я слышал от самого лорда Драконуса, - начал Айвис. - Он рассказал, когда мы были в военном походе. Был один Джагут по имени Готос. Проклятый сверхъестественной разумностью и беспокойным нравом, глаза слишком зоркие, ум слишком цепкий. В этом, Прок, он мог походить на вас.

Хирург улыбнулся и приветственно поднял кружку.

Айвис посмотрел на Прока с некоторым недовольством. И продолжил. - Готос начал некое рассуждение и понял, что не способен остановиться. Спускался глубже и глубже. Искал ли он истину? Желал ли чего-то иного? Дара надежды или даже искупления? Мечтал открыть в самом конце мир, разворачивающийся природной красотой, словно роза?

- И что это за рассуждение? - спросила Сендалат.

Айвис кивнул: - Чуть погодите, миледи. Давайте обсудим дела более простые, своего рода контраргумент. Поговорим о равновесии. Рассуждая, не следует ли соблюдать меру, хотя бы ради облегчения души? Отличать доброе от злого, славное от подлого? Хотя бы ради уравнения чаш весов?

Прок мрачно сказал: - Весы, Айвис, не уравновешиваются.