Глаза на руках. Он свидетель всех своих дел. Вышел на поиски достоинства и теперь идет по Зимнему рынку, глаза слезятся от нахлынувшего под полотняной крышей тепла, резкого запаха множества людей, животных и товаров. Первое, на что упал взор - стена из крошечных клеток, домиков для певчих птиц.

Но голоса не звучали песней. Нет, его осадила какофония ужасной тревоги, страха. Руки как по собственной воле выскользнули из карманов.

Перед клетками сидел молодой мужчина с липкими пальцами и губами - он только что сжевал большой шампур мяса и овощей. Заметив Эндеста Силанна, торговец закивал. - Половина уже выкуплена храмом, для юных женщин. Но вас я не ожидал. - Он склонил голову, указывая на клетки. - Берегут песенки до весны. Эй, неужели кому-то нужны их хриплые трели?

Эндест Силанн ощутил ее, свою богиню: шевелится внутри, вдруг став внимательной и зоркой. - Откуда они? - спросил жрец.

Мужчина пожал плечами. - С южных окраин. Их ловят в сети во время перелетов. - Лицо сморщилось в гримасе. - Год от года их все меньше.

- Этим вы зарабатываете на жизнь?

Снова пожатие плечами. - Они вполне сносно мне служат, жрец.

Последователи Эндеста подошли ближе, собиралась большая толпа, словно почуяв в воздухе нечто новое.

- Вы делаете деньги на пленении вольных созданий.

Мужчина скривился и вскочил, бросая шампур наземь и утирая губы. - Не один я. Охотники тоже. Но я не стал бы покупать птиц за свой счет, верно? Не будь вашего храма, жрец, я был бы совсем иным.

- А где ваша собственная клетка? Та, что в черепе?

Гримаса стала темной, угрожающей.

- Та, - не унимался Эндест, - что пленила вашу совесть?

- Свою поищи!

К ним сходились другие торговцы и зазывалы.

Эндест вытянул руки, видя, как спадают бинты, влажными полосами скользя по предплечьям. Ощущая, как кровь течет и капает с ладоней.

Торговцы попятились.

- Если бы, - произнес Эндест Силанн, - вы дали ей причину сражаться. - Оглянувшись, он встретил взор ближайшего аколита. - Заберите клетки в Цитадель. Все. - Снова посмотрел на торговца, качая головой: - Вы здесь последний раз. Вам заплатят за птиц, но больше - никогда. Отныне именем Матери Тьмы ловля и продажа диких животных запрещается.

Раздались крики негодования. Торговец оскалился: - Солдат за мной пошлешь? Я не принимаю...

- Нет, нет. Понимаю вас, господин, понимаю, какое наслаждение вы получали, собирая то, чего не чувствуете и не надеетесь почувствовать.

- У Матери Тьмы нет силы - все знают! А ваши солдаты... совсем скоро с ними разберется Урусандер!

- Вы не поняли, - сказал Эндест и, говоря, осознал, что его не понимает и Мать Тьма. -Утром я вышел в город в поисках достоинства. Но не смог найти. Оно спрятано за стенами или, наверное, в интимных моментах. - Он качал головой. - Так или иначе, я ошибся в поисках. Смертный не может видеть достоинство, лишь чувствовать.

Кто-то проталкивался через толпу навстречу Эндесту Силанну. Жрец видел вокруг него клубы волшебной силы.

Продавец птиц просиял при виде незнакомца. - Криба! Ты слышал? Меня приговорил лучший покупатель! Мне навек запрещено торговать мерзкими тварями! Ах, не будь тут дерзких его поклонников, я свернул бы шеи всем птицам из чистого злорадства!

Криба предостерегающе кивнул Эндесту. - Прочь, дурак. Это коммерция, а не вера. Разные законы, разные правила.

Не сомневаюсь, - согласился Эндест. - Владеете магией, сир. Но я нашел свою, магию достоинства. Неразумно было бы бросать ей вызов.

Мужчина со вздохом покачал головой: - Пусть так, - и выбросил правую руку. Вспыхнула дуга ядовитого света, врезавшись в грудь Эндеста Силанна.

Он ощутил: сила разрывает тело, бежит по суставам, кипит в грудной клетке и - пропадает, словно поглощенная водоворотом.

Криба смотрел в недоумении.

- Почему вы решили, господин, что гнев, агрессия и гордыня могут победить достоинство?

Криба воздел обе руки...

Сотни клеток распахнулись. Птицы вылетели кружащейся массой и ринулись к Крибе. Вопли были быстро заглушены шелестом крыльев.

Служки позади Эндеста как один пали на колени. Толпа разбегалась от бешено суетившихся существ, бросивших вызов самим понятиям об "имуществе" и "хозяевах". Продавец присел на землю, пряча лицо в ладонях.

Миг спустя туча взвилась над полотняными навесами, столбом улетая в небо. Эндест ощущал, что они несутся на юг - яркими искрами радости.

На месте, где стоял Криба, не оказалось даже клочка одежды.

Торговец поднял голову. - Где Криба?

- Ему дан второй шанс, - ответствовал Эндест. - Нежданный дар. Похоже, моя магия наделена нежданными глубинами милосердия. Думаю, теперь они носят его душу. Ну, скорее обрывочки...

- Убит!

- Честно говоря, я очень удивлен, что они растерзали не тебя.

Пошатнувшись, продавец птиц - кожа вдруг стала скорее серой, нежели черной - отвернулся и бежал вглубь проходов под навесами.

Эндест Силанн оглянулся на своих прихвостней. - Что вы можете извлечь из случившегося? - вопросил он коленопреклоненную толпу. - Нечто не вполне логичное. Внутреннее волшебство отвергает давление мое и ваше. Она может подниматься из Терондая или истекать из самой земли. Может нестись на потоках дыхания зимы или клубиться под речным льдом. Может быть, оно соединяет звезды и перекидывает мосты над пропастью меж миром живых и мертвых. - Он пошевелил плечами. - Оно приходит лишенным оттенка, готовым к использованию и в дурных, и в морально чистых целях. Оно подобно сырой глине из рудника. Ожидает примеси наших несовершенств, броска ладонью на круг гончарного колеса, глазури наших ошибок и печи нашего гнева. Сегодня я действовал не во имя Матери. Я действовал во имя достоинства. - Он помедлил и закончил: - Так что встаньте и внемлите мне. Я лишь начал.

Эндест повернулся лицом к чреву Зимнего рынка: его толпам, частным заботам, скрытым страхам и тревогам, едва сдерживаемому напряжению жизни. Казалось, всё пред ним бурлит от щедрой щепоти дрожжей. И он различил в сыром тесте боль пленения зверей, предназначенных на убой; даже рассыпанные на лотках клубни источали слабую тоску о покинутой почве.

"Клетки наших жизней. Очередная тюрьма необходимости, толстые стены всевозможных оправданий - прутья отсекают то, что мы сочли невозможным. Как много ловушек для мысли...

Мать Тьма, не этого ли мы просим у тебя? Где же послы избавления? В поисках радости мы цепляемся за островки в море терзаний, и любой миг покоя скорее походит на простую усталость.

Смотри же, мать, как я устраиваю день освобождения".

Он ощутил ее ужас.

Но она не отступила, взор остался твердым и видел всё: как он пустился в путь, хватая силу и создавая благословение покоя, от коего не ускользнуть никому. Последователи шли позади, а перед ним ожесточенные мужчины женщины - скрытные и алчные лица, глаза как ножи, рубцы тяжкого труда - дрожали и падали на колени, закрывая лица. Все тревоги, все душевные борения на краткий миг утихли. У многих, видел проходивший по переулкам Эндест, дарованное отпущение вызвало слезы - не горя и не радости даже, но обычного облегчения.

Он шел между ними как лекарство, донося дары бесчувствия, раздавая каждому благословление внутренней тишины.

Привязанные козы, куры в корзинах, крошечные элайнты в высоких проволочных клетках. Летучие мыши, что бьются в деревянных ящиках, привязанные за ногу зайцы- они рвут себе жилы, снова и снова подпрыгивая в воздух - мычащие мириды, ласковые щенки, снова птицы и визгливые мартышки с юга -Эндест Силанн открывал каждую дверцу, разрезал веревки и, шепнув: - Домой! - отпускал всех тварей. "Домой, к матерям. К стаям и стадам, в леса и джунгли. Домой во имя простого правосудия, простого обещания".

На него набрасывались в ярости, только чтобы испытать исчезновение страстей. Благословение поглощало их и превращало раненые души во что-то маленькое, в то, что можно унести в колыбели лелеющих ладоней.