- Сир.
- Ты закрыла ворота.
Она кивнула. - Увидела, сир, что мост не охраняется.
- Не охраняется? Где тогда Датенар и Празек?
- Не знаю, сир.
Келларас махнул рукой, она поспешила открыть ворота. Заскрипели петли, когда она толкнула створку. Капитан прошел на мост. Кусачий холод вечной отныне ночи усиливался над быстрыми водами Дорсан Рил. Он шагал по мосту, сапоги ломали ледяную корку.
Капитан отлично понимал, куда могли укрыться Датенар и Празек. Небрежение офицеров было дерзким нарушением порядка, хуже того, их пример мог нанести моральному облику подчиненных смертельную рану. Но Келларас не готов был стыдить товарищей. Лорд бросил их, оставшийся командовать дом-клинками Цитадели брат часто путает врожденные права с приобретенной мудростью. Только что он на бегу, небрежным приказом лишил половину оставшихся офицеров подобающего места.
Нет вопросов, Галар Барес и Хасты порадуются подарку, хотя Келларас подозревал: даже друг будет поражен беспредельной щедростью, с коей Сильхас Руин дарит солдат, принадлежащих Аномандеру.
Придание их любой другой части могло бы стать поводом для зависти, в нынешних обстоятельствах; но у Келлараса не было иллюзий относительно эффекта, который вызовет у Датенара с Празеком новый приказ. "Все равно что изгнали. Да так и должно быть, ведь они бросили пост. Я не готов отрицать эту связь. Офицеры, ради Бездны! Нет, это настоящая удача, пусть побыстрее протрезвеют".
Таверна Гиллсвена гордилась своим скрытным положением: на крутом склоне по пути к пристани, в основании одного из малых мостов. Мостовая была неровной и покрытой льдом, многие камни отсутствовали, в дырах замерзла вода - спуск показался опасным. Однако темнота не прятала выбоин, так что Келларас дошел до дверей без проблем. Толкнул створки; лицо овеяло теплом, дымный воздух полился наружу.
Голос Празека легко пересек тесный, полный гостей зал: - Келларас! Сюда, присоединяйся к нашему свинарнику! Мы пьем, ибо отступили, но гляди, как радуемся кочкам и ухабам судьбы!
Келларас увидел приятелей приклеившимися к скамье у стены. Игнорируя толпу дом-клинков в увольнении, даже когда его приветственно окликали, пробрался и сел напротив Датенара и Празека. Те улыбались, лица раскраснелись. Датенар толкнул командиру фляжку. - Ночь слизнула нас звериным языком, дружище.
- Но и здесь нас окружает торжество побед, - добавил Празек, чуть не упав, ставя локти на стол. - Ни один аристократ не способен полностью погрузиться в зловонную яму забытья. Мы высовываем лица снова и снова, вдыхая воздух.
- Если этот пар называть воздухом, - буркнул Датенар. - К тому же я слишком пьян, чтобы плавать, слишком надут, чтобы тонуть, и слишком смущен, чтобы ощутить разницу. Мы покинули мост - это помню - и в глазах господина это преступление.
- Как удачно, - встрял Празек, - что глаза его обращены в иную сторону.
- Как неудачно, - сказал Келларас, - что я его замещаю и гляжу на вас.
- У любого глаза на лоб полезут, - согласился Празек.
- Не буду спорить, - сурово отвечал Келларас.
Но собеседники уже не были готовы замечать нюансы тона. Празек повел рукой, широко и туповато улыбаясь: - Занять посты снова? Ты станешь нас стыдить и холодно грозить? Но хотя бы, друг, выстрой систему аргументов, заингиртуй... заинтригуй нас высокими целями. Воткни пальцы в ноздри и вытяни благородного коня, чтобы мы оценили его отличную упряжь. Узда славы...
- Стремена гордости! - заорал Датенар, поднимая флягу.
- Мундштук чести в зубах!
- Изношенное седло верности, на нем так сладко спать!
- И пусть всякие не...
- Друзья, - предостерегающе шикнул Келларас, - довольно чепухи. Ваши речи недостойны домовых клинков, офицеров лорда Аномандера. Пользуетесь моей снисходительностью? Зря. Ну-ка, встать, и пусть холодная ночь вернет вам трезвость.
Брови Празека взлетели, он посмотрел на Датенара. - Осмелился, наконец! Тогда на мост! Факелы близятся со стороны самого ужасного квартала. О свет откровения, теперь пусть прячутся грешники!
- Не на мост, - вздохнул Келларас. - Вы переведены. Оба. Приказ Сильхаса Руина. Вы приписаны к Легиону Хастов.
Это заставило их замолчать. Озадаченные лица не вызвали в Келларасе радости.
- За-за оставление поста? - недоверчиво пролепетал Празек.
- Нет. Это преступление оставим меж собой. Причина прозаичнее. Галар Барес страшно нуждается в офицерах. Руин ответил.
- Ох, - пробурчал Датенар. - Все верно. Руин, руины ответа, руины привилегий, вся жизнь в руинах. Приказ отдан по зрелом размышлении - увы, мы это видим.
- И наша привилегия - ответить на языке как можно менее темном.
- Как можно более ясном, брат.
- Именно, Датенар. Смотри, я вдруг затосковал по сложности. Хочу искупаться в косноязычии эйфорических эвфемизмов. Сбежать на ближайшую высокую башню, подобающую моему величию. Вынюхать и обличить удручающее состояние государства, наморщить лоб и объявить: вино совсем прокисло. Совсем и всем, всем насовсем.
- Я выпорю слугу, брат, если тебя это порадует.
- Радость умерла, Датенар, а смерть... радостна.
Датенар застонал и потер лицо. - Празек, не нужно было бросать мост без охраны. Гляди, какую судьбу мы пропустили, хотя простой пинок заставил бы эту свинью бежать подальше. Да будет так. Сдаюсь простоте судьбы и нарекаю ее справедливой.
Празек встал. - Командир Келларас, мы, как всегда, ждем приказа.
Закряхтев, Датенар тоже встал. - Может, у меча надеется неприличная сказка, чтобы позабавить нас, изменников. И доспехи... говорят, болтливость не доводит до добра, но я не стану жаловаться на предостерегающий голос, пусть мы не всегда его слышим.
Келларас поднялся и указал на дверь: - Ступайте осторожно, друзья. Путь назад опасен.
Оба кивнули.
ТРИ
- ВЕРШИТСЯ ПРАВОСУДИЕ!
Услышав голос, отозвавшийся эхом вдоль длинных смрадных тоннелей, Варез подумал, что это горькая шутка. И не сразу осознал искренность крика. Когда он уронил тяжелую кирку, внезапная пропажа привычного ладоням веса заставила его пошатнуться.
Один в дальнем конце глубокого штрека. Слова шептались вокруг, словно в темноте заговорило само железо. Он не двигался, вдыхая холодный воздух, а боль уходила из рук. Прошлое жестокий и неутомимый преследователь, и здесь - для Вареза и других обитателей шахт - оно имело обыкновение бормотать о правосудии.
Крик повторился. Скалы вокруг продолжали неустанно плакать, собирая блестящие ручейки среди светящихся пятен на стенах, стекаясь лужицами под ноги. Если слова несли обещание, они давно запоздали. Если призыв к бунту - тем более. Он так и не повернулся. Впереди была тусклая неровная скала. Он рубил ее уже неделями. Отличное место, чтобы встать спиной к миру и вести бесконечную вахту. Он приучился восхищаться упрямой неподатливостью жилы, стал оплакивать ее, поддававшуюся кусок за куском.
Кирка Вареза была отличным инструментом. Железо покоренное и обретшее форму. Железо прирученное, ставшее рабом, выкованное, чтобы убивать диких сородичей. Единственная его битва; они с киркой сражались на совесть, и дикость сдавалась, отступала скол за сколом. Хотя, говоря правду, жила не отступает. Она умирает в корзинах сколотой породы. Он знал, что только так можно победить.
Крик раздался в третий раз, но слабее: прочие рудокопы удалялись, спеша наверх. Ему хотелось поднять кирку и продолжить штурм. У дикости нет шанса. С самого начала. Однако он развернулся и зашагал к поверхности.
Правосудие - слово, чаще всего пишущееся кровью. Любопытство влекло его вперед и вверх, делая похожим на всех остальных. Зову справедливости необходима жертва. Он зависит от нее, алчет ее.
Пригибаясь, Варез шел по тоннелям, разбрызгивая лужицы горных слез. Путь занял немалое время.