Она сидела на кровати, поджав под себя ноги и накинув одеяло на плечи, когда я вошла. Тина выглядела усталой и измученной, под глазами залегли тени, кожа была совсем бледной. Ещё немного и она станет как Марго. Пару месяцев назад, когда Тину ещё не отправили на лечение, она была красива. Действительно красива. Темные волосы, с бронзовым отливом, лицо и плечи покрывали масляные звездочки рыжих веснушек. Глаза сияли, хотя было ясно, что они могут быть и ярче, когда у Тины нет всех тех выдуманных проблем. Но сейчас... что-то медленно и мучительно ломало её изнутри. Беспощадно уничтожало ту девушку, о которой постоянно вспоминала Вероника. Гадкое зрелище.
- Зачем ты пришла? - Голос у Тины совсем глухой, звучит, слово из колодца. Становится не по себе. Мне не хотелось смотреть ей в глаза, не хотелось чувствовать на себе её взгляд. Она злится, не хочет меня видеть. Тина ненавидит меня так же, как и моего отца.
- Я... - У меня нет ответа на её вопрос. Я пришла не к ней, но не могу же я это сказать. Она разозлится, если я скажу, что использовала её как предлог, чтобы попасть в лечебницу и поговорить с Марго. Никто не хочет быть использован.
- Ну?
- Как твое самочувствие? - Лучше я ничего придумать просто не могла. Тина ждала ответа, но вместо этого я увильнула от её вопроса, задав свой. Ещё какое-то время девушка недоверчиво смотрит на меня, а затем, фыркнув, откидывается на подушки.
- Я переживала за тебя, - Снова этот испытующий взгляд, я опускаю глаза не в силах его вытерпеть. - Попросила отца привезти меня... - Пожимаю плечами и слышу смешок Тины.
- Бреховка. Каждый раз, когда ты врешь, ты не смотришь на собеседника, я заметила. Что обманывать стыдно? Лучше скажи как есть. - Она щурится и морщит нос.
- Я навещала одну женщину, ей нужно было с кем-то поговорить, - Все ещё не поднимая взгляда на сестру, начинаю объяснять. - В прошлый раз, отец попросил навестить тебя. Пока я ждала, познакомилась с ней, а ты была не в состоянии кого-то принять...
- Я уже как неделю веду себя абсолютно нормально, - Тина перебила меня, я наконец-то взглянула на неё.
- Это было две недели назад... - Я пытаюсь оправдываться, потому что не хочу обижать сестру. Мне жалко Тину. Она одинока, сама виновата в этом, но боится признать. Ей хочется, чтобы кто-нибудь навестил её, пусть даже, это буду я. Девочка хочет, чтобы о ней заботились, она посчитала, что потеряла мать, как только мой отец одел Веронике обручальное кольцо на палец, она просто боится остаться одинокой.
Но Тина уже обиделась на меня, ей плохо. Девушка отвернулась к окну, ясно давая мне понять, что разговор окончен.
"Мне лучше уйти", - но прежде чем я уйду, она остановит меня, чтобы спросить о своей матери: как она?
"Вероника переживает и очень, очень сильно скучает. Она постоянно винит себя за то, что с тобой происходит. Она не может прийти, потому что боится сделать хуже, ей тяжело", - Тщательно подбираю слова, чтобы Тина не восприняла их как нравоучительную речь, она считает, что я, как и остальные взрослые, хочу ей худшего. Какое-то время в упор смотрю на сестру, чтобы дать ей понять, что я не лгу и не утрирую, не пытаюсь пробудить её совесть, или что-то ещё подобное. Прежде чем я совсем уйду, Тина попросит меня прийти к ней завтра снова. И я приду.
Она нуждается в ком-то, кто не оставит её. У её матери нет таких сил, у моего отца - совести. Что же есть у меня? Жалость? А помимо неё? Я не знаю, может быть пойму когда-нибудь, что движет мной в такие минуты. Но я знаю точно, что во мне нет к Тине той любви и трепета, чтобы бояться за нее. Я думаю, прежде чем что-то сказать ей, но не слишком усердствую в этом. Мы не настолько близки, чтобы настолько сильно бояться за нее.
Я навещала Тину почти каждый день, и она менялась, прямо на моих глазах менялась. Она становилась той, о ком рассказывала Вероника - доброй, веселой. В её глазах появился задорный блеск, тот самый, которого я не видела раньше, в сотни раз ярче, чем тот, что был знаком мне. Между нами воцарился мир, и мы подружились. Скажу больше, я никогда ещё не была близка с кем-то так, как с Тиной. Между нами появилось понимание, настоящее и очень тесное, о котором раньше не могло быть и речи.
"Вытащи меня отсюда", - она попросила меня об этом и в тот же день, я уговорила Веронику прийти к ней. Мать Тины приняла это решение сама, на следующий вечер после их встречи. Проплакав весь день, Вероника, дождавшись возвращения отца с работы, долго всё с ним обсуждал, а на следующее утро они забрали её. Курс лечения был прерван и не напрасно. Я полюбила Тину, больше чем сводную сестру, как родную, скорее всего.
Новое имя.
Вероника была адвокатом, и дело её клиента шло к завершению, смягчить наказание не удалось, так как подзащитный отказывался давать какие-либо показания, что могли бы помочь ему. Здесь Вероника была бессильна, она не могла насильно заставить его рассказать все, что нужно следствию.
Несмотря на загруженность на работе, Вероника все же нашла возможность больше проводить времени дома, уделять больше внимания мужу и Тине. Это было неоценимо. Отец тоже уделял нам больше времени. Появились совместные вечера за просмотром фильмов, завтраки перед началом очередного тяжелого дня. Мы стали семьей, настоящей. За целый год брака наших с Тиной родителей такая идиллия была в первый раз. Все шло своим чередом, Тина восстановилась в университете и параллельно училась у меня игре на фортепиано, подбирая различные композиции на свое усмотрение, которые мы с ней разучивали по вечерам, у моей сестры был прекрасный музыкальный слух и вкус.
Месяц прошел незаметно. И надо сказать, что это был лучший месяц в моей жизни. Арнольд женился и теперь встречал нас каждую репетицию веселый, бодрый и счастливый. Он перестал цепляться ко всем моим проступкам и все чаще искал поводы для похвалы, и не одна я испытала на себе кардинальные изменения в настрое дирижера. Скрипач Роман теперь не просто подвозил меня домой после каждой репетиции, но и заезжал за мной перед их началом.
Зима пришла незаметно, дни стали короче, ночь теперь наступала рано. Ближе к рождеству, в нашей семье случилось пополнение. Брат Вероники переехал куда-то на крайний юг Аргентины и передал нам на попечительство своего пса. Черный доберман с купированными ушами и хвостом. Благородное животное - мускулистое, но не чрезмерно, с сухой шеей. Он легко прижился в нашем доме, привязался к каждому, но Тина стала для него самым лучшим другом, казалось бы, весть его собачий мир теперь вращался вокруг неё.
Вечер был холодным, но псу, который черным пятном прыгал среди белых сугробов, все было нипочем. Колючие снежинки обжигали, раскрасневшиеся от мороза, щеки. Тина немного обогнала меня, потому что собака на поводке так и рвалась вперед. Я потирала ледяные ладони, пытаясь согреть их. Поднялся сильный ветер, трепавший волосы моей сестры. Она обернулась на меня и спросила: не пора ли домой, - я лишь кивнула в ответ. Мы вернулись с прогулки, промокшие от снега. Стоило мне ступить на порог, как Вероника подозвала меня к телефону: "Только-только позвонили, просят тебя", - она поманила меня рукой и я, не снимая мокрой обуви, спешно подошла к ней, чтобы ответить.
Марго умерла. Два часа назад. Она была чужой женщиной, практически незнакомой, но в сердце у меня что-то дрогнуло. Марго умерла - умерла её история. Эта женщина канет в лету, забытая всеми. Это было ожидаемо. Её образ жизни только приближал этот день. Но я все еще не могла поверить. Казалось бы, я говорила с ней совсем недавно. А теперь её нет...
Мне сообщили, что я должна приехать - забрать письмо, которое Марго написала и оставила для меня несколько дней назад. Я попросила Тину отвезти меня (я не была готова сесть за руль, тем более машина принадлежала отцу), она была со мной, когда я, не дожидаясь, когда мы вернемся домой, открыла его прямо в машине.
