Публика ахнула и восхищенно зааплодировала.

На манеже, который остался абсолютно сухим, несмотря на дождь, был установлен внушительных размеров стол или подиум, покрытый красной тканью с большими позолоченными знаками. На нем стоял ящик-шкаф такого же цвета, как и мантия фокусника, и так же затейливо расписанный непонятными символами или иероглифами - они сияли и искрились в свете софитов, и от этого обе половинки его двери казались зыбкими, непрочными.

Суетливо подгоняемые клоунами, униформисты выкатили на манеж большую бутафорскую пушку. "Рыжий" порылся в карманах штанов и извлек оттуда пригоршню медведок. С извиняющимся видом он дал им коробок спичек, и те шустро подожгли фитиль пушки.

Выстрел был настолько громким, что барышни завизжали от испуга, а в первом ряду у дородной гапки из пригорода случился обморок.

Свет моргнул на долю секунды, и тот самый старичок, как теперь понимала публика, великий иллюзионист Цинь Дзянь, непонятно каким образом очутился у стола со шкафом-ящиком.

Публика снова захлопала, но в этот раз аплодисменты быстро угасли.

Быстро заполняя пространство между рядами, в цирк начали прибывать войсковые в разномастном обмундировании. Их было много, и действовали они споро и слаженно. Вскоре все проходы были заняты, вдобавок, они оцепили манеж...

"Махна... батькины вояки..." - шептались перепуганные зрители.

- Гражданы зрители! Паааапрашу всех оставаться на своих местах! - Федька Щусь, похоже, оклемался и теперь уверенно, не мигая в слепящем свете прожекторов, смотрел в темную мглу шапито, туда, где легкий гул паники и страха уже пробирался меж зрителей.

- Батьковы сыны, шо вы бачыте теперь ув зале, пришли сюда для восстановления революцьонной справедливости, яку мы сделаем швыдко и струментально, якшо вы увсе будете робыть то, шо вам скажуть! - Он легко вспрыгнул на стол-подиум.

Внезапно для Федьки, голова его закружилась, и он вынужден был опереться рукой о шкаф, чтобы не упасть. Совладав с собой, он встряхнул головой и продолжил:

- Цей цирк, шо щас вам даеть красивое представление, долго ховал велыку ценность нашей республики, которую мы седни экспр... приируем взад, бо то есть наше з вами общее достояние! - Почувствовав, что в свете прожекторов ему стало почему-то жарко, Федька снял бескозырку. Его шатнуло по новой, и он сглотнул ставшую вязкой слюну, сделав вынужденную паузу.

- И вот, почтеннейшая публика, в знак того, что цирк Чинизелли хочет исправить ошибку и где-то дажжже искупить вввину, мы паааапроссссим легендарнейшего комбрига несравненнейшей армии величайшшшего полководца нашего, батьки Нестора Махно, гражданина Щуся, оказать нам великккую честь и принять учасстие в нашшшем атттрррракционе! - совершенно неожиданно для всех, и в первую очередь для Федьки, заорал шпрехшталмейстер, и на арену высыпалась разношерстная кодла ковровых во главе с Ардалионом и "Рыжим".

Пушка жахнула снова, да так, что даже видавшие виды махновцы поприседали от испуга. Воспользовавшись заминкой, клоуны затеяли шуточную потасовку на манеже, тузя друг дружку картонными дубинками, обливая водой и посыпая всех на манеже и даже за его пределами мукой и конфетти. Ошеломленный Федька хотел было крикнуть что-то приличествующее моменту для наведения порядка, но на манеж вдруг вылетела тачанка, которую вместо лошади резво тащил слон Дамбо. Он победно трубил и задорно прял огромными, как лопухи, ушами, а на спине у него сидел Инка, размахивая черным махновским флагом.

Тут восхитились не только зрители - махновцы засвистели и завопили от восторга, разом повернувшись к манежу...

Оркестр заиграл любимую батькину песню про то, что с нашим атаманом не приходится тужить, и припев этот подхватили сотни глоток в зале.

Федька, совершенно ошарашенный резкой сменой ситуации, хотел было пальнуть из "кольта" для острастки, но тот же злостный, вкрадчивый голос цыганки тугим змеиным клубком вновь зашевелился в башке, и комбриг испуганно затих.

- Скоро, Федор... скоро...

- Уйди, заррраза, слышь, богом, батьком, революцыею прошу... - Федьке никогда не доводилось быть пытанным; от унижения и ожидания боли он скулил, как кутенок.

Новый выстрел пушки разом прервал балаган. Все притихли в ожидании.

- Итка, почтеннейшая публика! Первый и, возможно, последний раз в истории цирка! Вы становитесь свидетелями! Уникального иллюзиона! Чудо Аомыня! - шпрехшталмейстер выдержал короткую паузу, в которую тут же вклинилась традиционная барабанная дробь, и наконец эффектно и четко объявил:

- Близнецы Сиама!!!

Рядом с Федькой из ничего возник Цинь Дзянь. Его зеленая мантия словно светилась изнутри неясным малахитовым светом. Едва шевеля губами, иллюзионист тонко, пронзительно вкрикнул:

-Иррраз! - он хлопнул в ладоши.

Из темноты под крышей шапито к шкафу спустился устращающего вида резак или пила, величиной с человеческий рост и шириной в метр. Блики прожекторов играли на его мощном лезвии. Две рукояти по краям полотна лоснились чернью.

-Ай-ай, - закричал вдруг Ардальон, дотронувшись до лезвия... и показал толпе отрезанный палец. Из раны на кисти хлестала кровь. Публика охнула в испуге, но "рыжий" подлетел к нему, поплевал на палец, приставил его обратно в культе, и секундой позже Ардальон уже довольно шевелил пальцем как ни в чем ни бывало.

Пока клоуны отвлекали внимание публики, на подиуме рядом с Федькой и фокусником очутился Вито Форрани. Задуренный происходящим, Федька почти не обратил внимания на него, тем более, что в этот момент Цинь Дзянь визгливо крикнул:

- Идвааа!

Мерцающие дверцы шкафа-ящика распахнулись, и неведомая сила вдруг властно втолкнула Федьку в левую половину шкафа. Дверца захлопнулась. Он попытался было выбраться, но та же сила крепко спутала его по рукам и ногам... Показалось ли ему, что фраер в шляпе, как его там, Вито, влетел в соседнее отделение шкафа, как и он?

Цинь Дзянь тем временем быстро вставил страшный инструмент в прорезь ровно посередине шкафа, продвинув его до самого низу, до основания.

- Итриии!

При этой команде клоуны проворно схватились за рукояти резака и стали быстро-быстро водить его вперед-назад, словно пилу - с той лишь разницей, что они поднимали его вверх, и разрез магическим образом затягивался вслед за ним...

Федька почувствовал новую волну головокружения.

Стон справа заставил его повернуть голову. Переборка внутри шкафа исчезла, и фраер теперь смотрел на него... постой... Это лицо, знакомое почему-то... волосы...

Дикая боль в правом боку.

Последним, что Федька успел заметить до того, как отключиться, были глаза Вито.

Правый глаз был темным, как ночь, а левый - голубым, как небо после дождя...

...- Усёёёёёоооо! - так же тонко и громко вскрикнул иллюзионист и пропал.

Шкаф рассыпался в прах. Толпа завыла от восторга, ужаса и удивления - на подиуме сцепились две фигуры, в одной из которых махновцы признали комбрига Щуся, а в другой публика увидела стрелка-циркача Вито Форрани. Дико завывая, Щусь пытался отцепиться от Вито...

Хотя сопротивляться было бессмысленно.

Они были прочно соединены боками.

Чем дольше барахтался Федька, тем больше он понимал: новая, непонятная сила взяла его в оборот, смяла, с хрустом костяным сломала все, чем он жил до сих пор, и то, что произошло по воле дурацкого фокусника, на самом деле было не наказанием, а предначертанием.

"Встретишь свою судьбу", вдруг вспоминл он цыганку...

Голова закружилась еще сильнее.

"Ой коныку, коныку... та й до шляху дзвоныку... идите сюда, ребятки..." - вдруг всплыло невесть откуда.

Теплые материнские руки. Вкус меда на губах.

"А чего же ты братику не дал попробовать?" - укор в словах, и горечь досады за то, что он же дал, он дал попробовать, а она не видела...

Тихий вечер, лагерь цирковых, отдых после представления. Мать и отец ужинают... Неуклюжий бег. Тяжело, но приловчились. Трудно по утрам подниматься, умываться есть... Две пары рук, четыре ноги. Но если такая судьбина, то переживут.