Тем не менее, администратор труппы уверил горсовет, что Чинизелли располагает передвижным шапито достаточных размеров, чтобы вместить всех желающих во время запланированных трех представлений. Горсовет настаивал на неделе выступлений артистов в истосковавшемся по мирной жизни городе, но администратор был непреклонен. Чинизелли был бродячей труппой и не подчинялся Росревкульту. Труппа собралась из мозаики номеров разрозненных войной цирков страны, от дрессированных медведок страшноватого Елисанта Гогоберидзе до клоунского антре Танти, от батутного слона Дамбо до суматранских тигров-наездников, от гадалки-прорицательницы Шармантель до снайперских игр стрелка Вито Форрани... Казалось, что Чинизелли вобрал в себя весь талант и разнообразие мира цирка - того, что остался где-то там, в благополучной стране без войн, тифа, революции, анархии и разрухи.
...Озерка подалась в стороны, разверстав нутро из грязноватых, дурно пахнущих рядов импровизированных прилавков - снарядных ящиков и подвод, с которых торговали всевозможным хламом.
На образовавшееся пространство, покашливая синими кольцами выхлопа, выехала кавалькада из полудюжины грузовиков, которые стали в его центре неровным полукругом. Два последних авто притащили за собой платформы с клетками, в которых метались возбужденные звери. На одной из платформ стоял диковинного вида слон: он был белым, размером чуть больше лошади. Вокруг грузовиков моментально собралась толпа. Слон с любопытством разглядывал людей, изредка поводя огромными ушами. Он вдруг задрал тонкий хобот и громко, пронзительно закричал. Мальчишки, что толпились возле платформы, заулюлюкали от восторга.
Между тем около десятка рабочих, одетых в одинаковые спецовки сине-зеленого цвета, сноровисто спустили с одного из грузовиков плоский ящик внушительных размеров, из которого они достали нечто бесформенное, похожее на спущенный воздушный шар. Разложив странную штуковину на земле, они подключили к ней три толстых гофрированных шланга, идущих от массивного агрегата. Чихнув два-три раза, тот завелся и загудел,а шланги начали извиваться, словно гигантские змеи. Складки на непонятном предмете начали расправляться...
Толпа восторженно ахнула.
Воздух, нагнетаемый шлангами, поднимал вверх шапито, стены и крыша которого были сделаны не то из прорезиненной ткани, не то из кожи.
Рабочими командовал высокий, атлетично сложенный человек, похоже, шапитшталмейстер. Внешность его была примечательна, но что в приехавшем цирке может быть ординарным?
- Восьмой, поставь вон тот угол, - он указал рукой на дальнюю стенку, - на распорку, временно... живее, чертово семя! - начальник прокаркал указание с заметным чужестранным акцентом.
Несмотря на яркое солнце и теплый для мая день, обе кисти его были затянуты в лайковые перчатки. В момент, когда он вытянул руку для указания, рукав его куртки из плотной черной ткани съехал, обнажив что-то блестящее, похожее на широкий браслет из металла... Шапитшталмейстер выругался и ловко пристегнул рукав к перчатке кнопкой-застежкой.
Весь костюм его походил на военную униформу - множество карманов и карманчиков на все тех же кнопках, разноцветные проводки и петельки, непонятного назначения крохотные замки и застежки, трубочки и пистоны обильно усеяли брюки и куртку. Глаза его прятались за большими очками-консервами с темными стеклами, а голову покрывал не то берет, не то кепка бесформенных на первый взгляд очертаний, которые в солнечном свете беспрестанно менялись, то обволакивая его голову полностью, то открывая лоб, но одновременно пряча его от солнца под далеко выступивший козырек. Ушей не было видно за парой одинаковых, круглых, как улитка, нашлепок, связанных между собой на затылке некой дугой - от дуги за воротник костюма уходил довольно толстый гибкий шланг. Нос, рот и щеки удивительного этого человека были укрыты за металлической маской из прочного черненого металла с разводами на обеих сторонах, не то вензелями, не то письменами непонятного языка, и несколькими большими прорезями на уровне рта и носа...
Эти странные детали, как впрочем, и то, что ни один участок кожи шапитшталмейстера, получалось, не был открыт белому свету, отнюдь не занимали зевак, завороженных действом.
- Пятый, что ты копаешься, как беременная медведка?! - он вдруг крякнул от досады и подбежал к рабочему, пытавшемуся поддеть запутавшийся кусок ткани чем-то наподобие вилки на длинной рукояти. Начальник быстро расправил ткань, оттолкнув рабочего. Неожиданно тот потерял равновесие и неловко завалился на спину. Толпа обрадованно загоготала. Цирк начался еще до приезда артистов!
Мало кто обратил внимание на то, что при падении у рабочего неожиданно вывернулась и с хрустом оторвалась ступня, заклинившаяся под днищем ящика... но кровь не хлынула рекой, и сам бедолага не взвыл от боли, а шапитшталмейстер быстро и незаметно приставил ступню обратно к культе, несколько раз резко крутнул ее туда-сюда и пристукнул пару раз для прочности кулаком по пятке - металлический "кланг-кланг" при этом утонул в смехе зевак.
"Пятый" как ни в чем ни бывало встал и принялся за работу.
Но все эти детали не ускользали от внимания мальца, что читал поутру афишу у моста. Он подмечал и нанизывал, словно бусинку, каждый необычный, по его мнению, факт на нитку сомнений. Все это было слишком невероятным...
Когда рабочие установили последнюю растяжку, глазам публики открылся внушительных размеров шапито. Он доминировал над барахолкой, сразу ставшей невзрачной. Толпе казалось, что тень от него укрывает даже здание цирка Туцци на противоположной стороне широкой улицы...
Тот же наблюдательный постреленок несмело приблизился к шатру и осторожно погладил старую, изморенную погодой кожу шапито. Ему показалось, что под его прикосновением та завибрировала, словно живая.
Он отдернул руку, потом присмотрелся к одному из многочисленных лоскутов, нашитых на стенку... и отпрянул, охнув от ужаса.
Лоскут был куском человеческой кожи. Ближе к краю его малец разглядел едва пробивающуюся сквозь наслоения грязи татуировку: череп и скрещенные под ним кости.
"Жизни нет", непослушными губами прошептал он слова надписи под татуировкой. "Цирк вечен"...
***
Конь под Федькой гарцевал и ярился. Разноцветные ленты, вплетенные в гриву, нити жемчуга на пястьях, седло с вызолоченной передней лукой и малиновая бархатная попона на крупе делали скакуна почти карикатурным. Почти - потому, что он вёз комбрига Первой Бригады РПАУ, одного из самых известных сорвиголов Махно, Федора Щуся.
Федька и двое контрразведчиков, Гаврила Троян, один из самых близких батьке анархистов, и Петро Василевский, начальник спецотдела по "эксам" (экспроприациям) РПАУ, ехали "проведать" циркачей.
Федька любил вычурность.
Кроме гусарского доломана Сызранского Полка и бескозырки, которую он чтил оберегом, на поясе у него висели кольт-длинноствол и шашка дамасской стали с богато инкрустированной камнями рукоятью, а на плечевом ремне, на груди - кинжал-мизерикорд, которым он владел так же хорошо, как и приемами джиу-джитсу.
Жизнь Федьки была на зависть многим яркой и удачной. Детство свое ему не помнилось: где-то в возрасте трех лет от роду ударила его копытами дурная лошадь в кузне у соседа, да так, что переломала мальцу ребра и отшибла память. Родители свезли доходягу в Екатеринослав, в клинику к известному доктору... и на обратном пути вышла с ними беда - погода была плохой, и лодка-перевоз через речку Самару затонула. Не спасся никто...
А пацаненок тем временем был чудо-доктором прооперирован, и через несколько месяцев полностью оклемался, только не помнил отца-матери, что и к лучшему было. Взяла его к себе медсестра из госпиталя и вырастила как своего. Работать Федька начал рано, подмастеровал, потом ходил с подводами за рудой на юг. Чуть после двадцати забрили его во флот. "Иоанн Златоуст", его броненосец, славился революционно-анархическими взглядами команды, и когда пришел бурный семнадцатый, Щусь вернулся на Украину уже как активный участник "Черной Гвардии". Махно крепко любил отчаянного матроса, кудрявого черноусого красавца, быстро продвигал его по чинам и доверял, как доверял только немногим в своем окружении - а батька был известен своей подозрительностью.
