Сирень «Москва – Варшава» 11. III.61 Сирень прощается, сирень – как лыжница, сирень, как пудель, мне в щеки лижется! Сирень заревана, сирень – царевна, сирень пылает ацетиленом! Расул Гамзатов хмур, как бизон. Расул Гамзатов сказал: «Свезем». 12. III.61 Расул упарился. Расул не спит. В купе купальщицей сирень дрожит. О, как ей боязно! Под низом колеса поезда – не чернозем. Наверно, в мае цвесть «красивей»… Двойник мой, магия, сирень, сирень, сирень как гений! Из всех одна на третьей скорости цветет она! Есть сто косулей — одна газель. Есть сто свистулек – одна свирель. Несовременно цвести в саду. Есть сто сиреней. Люблю одну. Ночные грозди гудят махрово, как микрофоны из мельхиора. У, дьявол-дерево! У всех мигрень. Как сто салютов, стоит сирень. 13. III.61 Таможник вздрогнул: «Живьем? В кустах?!» Таможник, ахнув, забыл устав. Ах, чувство чуда – седьмое чувство… Вокруг планеты зеленой люстрой, промеж созвездий и деревень свистит трассирующая сирень! Смешны ей – почва, трава, права… Читаю почту: «Сирень мертва». 1961 Секвойя Ленина В автомобильной Калифорнии, Где солнце пахнет канифолью, Есть парк секвой. Из них одна Ульянову посвящена. «Секвойя Ленина?!» Ату! Столпотворенье, как в аду. «Секвойя Ленина?!» Как взрыв! Шериф, ширинку не прикрыв, Как пудель с красным языком, Ввалился к мэру на прием. «Мой мэр, крамола наяву. Корнями тянется в Москву… У!..» Мэр съел сигару. Караул! В Миссисипи сиганул! По всей Америке сирены. В подвалах воет населенье. «Секвойя?! Вурдалаку лысому?» Пакует саквояж полиция. Несутся танки черепахами. Орудует землечерпалка. ……………….. Зияет яма в центре парка. Кто посадил тебя, секвойя? Кто слушал древо вековое? Табличка в тигле сожжена. Секвойи нет. Но есть она! В двенадцать ровно ежесуточно над небоскребами светла сияя кроной парашютовой светя прожектором ствола торжественно озарена вот так салюты над Москвою листвой таинственной висят у каждого своя Секвойя мы Садим Совесть Словно Сад секвойя свет мой и товарищ в какой бы я ни жил стране среди авралов и аварий среди оваций карнавальных когда невыносимо мне я опускаюсь как в бассейн в ее серебряную сень Секвойи – нет? Секвойя – есть! 1961 Из книги «Антимиры»
Монолог Мерлин Монро Я Мерлин, Мерлин. Я героиня самоубийства и героина. Кому горят мои георгины? С кем телефоны заговорили? Кто в костюмерной скрипит лосиной? Невыносимо, невыносимо, что не влюбиться, невыносимо без рощ осиновых, невыносимо самоубийство, но жить гораздо невыносимей! Продажи. Рожи. Шеф ржет, как мерин (Я помню Мерлин. Ее глядели автомобили. На стометровом киноэкране в библейском небе, меж звезд обильных, над степью с крохотными рекламами дышала Мерлин, ее любили… Изнемогают, хотят машины. Невыносимо), невыносимо лицом в сиденьях, пропахших псиной! Невыносимо, когда насильно, а добровольно – невыносимей! Невыносимо прожить, не думая, невыносимее – углубиться. Где наша вера? Нас будто сдунули, существованье – самоубийство, самоубийство – бороться с дрянью, самоубийство – мириться с ними, невыносимо, когда бездарен, когда талантлив – невыносимей, мы убиваем себя карьерой, деньгами, девками загорелыми, ведь нам, актерам, жить не с потомками, а режиссеры – одни подонки, мы наших милых в объятьях душим, но отпечатываются подушки на юных лицах, как след от шины, невыносимо, ах, мамы, мамы, зачем рождают? Ведь знала мама – меня раздавят, о, кинозвездное оледененье, нам невозможно уединенье — в метро, в троллейбусе, в магазине «Приветик, вот вы!» – глядят разини, невыносимо, когда раздеты во всех афишах, во всех газетах, забыв, что сердце есть посередке, в тебя завертывают селедки, лицо измято, глаза разорваны (как страшно вспомнить во «Франс-Обзервере» свой снимок с мордой самоуверенной на обороте у мертвой Мерлин!). Орет продюсер, пирог уписывая: «Вы просто дуся, ваш лоб – как бисерный!» А вам известно, чем пахнет бисер?! Самоубийством! Самоубийцы – мотоциклисты, самоубийцы спешат упиться, от вспышек блицев бледны министры — самоубийцы, самоубийцы, идет всемирная Хиросима, невыносимо, невыносимо всё ждать, чтоб грянуло, а главное — необъяснимо невыносимо, ну, просто руки разят бензином! невыносимо горят на синем твои прощальные апельсины… Я баба слабая. Я разве слажу? Уж лучше — сразу! 1963 |
