И я знаю, кого выберет Тодро. Все знают. Мы вместе с детства, неразлучны, будто две руки.
Я улыбнулась своим мыслям. Как хорошо быть желанной.
И как грустно одиночество. Если бы я могла чем-то помочь знахарке и ее дочери - чем-то кроме дружбы и участия. Но, боюсь, им нужно нечто совсем другое.
Много лет назад Двани вышла замуж за мужчину из долины и уехала с ним из нашей пещеры. Но вскоре, овдовев, вернулась с малышкой на руках. Имра похожа на отца: у нее невероятные пламенно-рыжие волосы - и красить не надо - а кожа будто подрумяненный бок медового пирога. Иногда мне кажется, Имра так и не сумела привыкнуть и полюбить нашу жизнь. Они с матерью всегда немного в стороне: жители поселка по праву, но не по сердцу.
- Послушай, Анум, - шепнула Имра, когда Двани вышла за водой, чтобы промыть мои раны. - Не знаю, смею ли просить... Но знаешь, я бы тоже хотела танцевать сегодня у ветров.
- Конечно! - кивнула я.
Брачная ночь - праздник для всех, не только жениха и невесты. Девушки должны выходить в круг, юноши - засматриваться на них, взрослые - готовить угощение, петь и следить за порядком, а дети - конечно, путаться под ногами. В прошлом году мы с Тодро дразнили его старшего брата, который пунцовел от наших подначек, будто плоды маранды, таскали с подносов сладкие орехи, рвали охапки цветов...
- Анум, ведь ты плетешь украшения из каменных волос, - запинаясь, перебила Имра мои мысли. Она всегда так говорит: робко и неуверенно, будто не ждет, что ее станут слушать. - Ты не могла бы одолжить мне на время что-нибудь... Пусть, незаконченное, или самое маленькое, я верну завтра, обещаю!
Ах, вот оно что! Какая девушка осмелится выйти к ветрам в канун Брачной ночи без мерцающего синими искрами браслета, обруча или ожерелья? Лишь та, что еще не созрела для Танца невест.
Обычно девушки делают себе убор сами, но Имра полжизни провела в долине - где ей уметь справиться с каменными волосами? Гладкие и жесткие нити гнутся плохо, их нужно долго разминать костяными лопатками, иначе волос может лопнуть и пропороть руку не хуже звериного когтя. Но украшения из каменных волос ценятся не только у нас, в горах. Люди из долин приезжают за драгоценностями для своих женщин и, взяв в руки браслет, подолгу следят за завораживающей игрой синих огоньков внутри то ли каменной, то ли металлической нити. На одну вещицу уходит несколько месяцев, и на каждую, сделанную на продажу, находится покупатель раньше, чем она бывает закончена.
Я прикусила губу. Новый браслет лишь начат, его вряд ли можно надеть. Но...
- Конечно, я помогу тебе, - тряхнула головой я. - Идем!
Держась за руки и хохоча, мы выскочили из комнатки Двани и бросились к моей, расталкивая прохожих по-праздничному оживленного поселка. Я думать забыла о боли, о недавнем риске и даже о несметном богатстве, небрежно брошенном в сундук. Такие мелочи, ведь впереди счастье!
Взрослые нас не ругали - лишь провожали понимающими, насмешливыми и даже немного завистливыми взглядами.
В стене нашей с мамой пещеры укреплено серебряной зеркальце, а под ним шкатулка. Мы бросились на каменный пол, поджав ноги, и я откинула крышку:
- Вот! Выбирай.
Для Танца невест я сплела себе замысловатый браслет едва не на все предплечье и налобный обруч - тонкий, зубчатый, столь изящный, что в нем мне даже начинало нравиться бледное отражение в зеркале. Мелькнуло искушение поскорей отдать Имре браслет, но она уже схватила обруч и надела:
- Что скажешь?
Вязь каменных волос искрилась на пламени ее локонов куда ярче, чем на моих. Ладно тебе, Анум! Для Тодро ты хороша и в старой мешковине. Я улыбнулась:
- Ты ослепительна! Дарю.
Счастливая Имра убежала, а я собрала поближе ползучих светляков и вынула любимую драгоценность: деревянный гребень. Когда я была совсем маленькой, его выменял отец, тогда еще молодой и здоровый, с каждой охоты приносивший добычу. В те дни в нашей пещере всегда пылали жар-кристаллы. Стены покрывали серебристые плетенки из змеиных кож и расписные паучьи холсты. В трещинах росли пряди каменных волос и переливались синими сполохами, а светляков было так много, что они сыпались с потолка в чашки с супом. Мы с мамой со смехом вылавливали их и прятали под одеяло, чтобы не слепили глаза.
Это было давно. До того дня, когда отца, привязанного к двум копьям, молча принесли другие охотники.
У нас остался десяток светляков. Красивые вещи пришлось выменять на инструменты. Мама пряла паучью пряжу, не обращая внимания на яд, от которого кожа на руках слезала лоскутами. Из остриженных под корень каменных волос я вечерами плела браслеты, серьги и обручи, а дни проводила в глубине пещер.
Но жизнь не останавливается. Мы давно перестали грустить о прошлом.
Я улыбнулась своему серебряному отражению, дернула шнурки из закрученного узла и встряхнула свободными волосами. Гребень коснулся белокурой копны. У других девушек гребни металлические, и их косы темнеют от расчесывания. Некоторые для красоты расчесывают несколько прядей чаще, вплетают белые паучьи ленты, синие каменные волосы и алые волокна ильги. У меня почти бесцветные косы, но разве это важно? Для Тодро они красивее всех.
Выйти к ветрам - как нырнуть с разбега в ледяное подземное озеро. Только еще страшнее. Над тобой нет прочного свода! И порой кажется, что в далекую синь можно упасть и захлебнуться, ведь у неба нет берегов, и оттуда некуда выбраться. Ты стоишь на маленьком утесе, а вокруг тебя пустота, где бессильно теряется взгляд, - все зыбко и ненадежно. С непривычки кружится голова. Ты осваиваешься через некоторое время, но величина внешнего мира, избыток воздуха, вздымающего каждый волосок на коже, угнетают сознание. Если остаться снаружи слишком надолго, можно повредиться рассудком. И тогда конец. За самым теплым днем в году в горы приходит Стужа, что не щадит ничего живого. Мы должны вернуться в пещеры раньше, чем почувствуем ее дыхание.
Слепящее Светило уже ушло за серые пики, над ними протянулись пурпурные щупальца облаков, словно лапы огненевидимки, какими я их представляла. Вскоре милосердная тьма приблизит горизонты.
Я спешу вниз с холма. Ветер треплет длинную юбку, бросает в лицо пряди волос, травинки щекочут босые ступни. Я, возможно, впервые в жизни не боюсь простора - я наслаждаюсь тем, что люди долин называют свободой. Счастье обнимает меня, словно нежные материнские руки.
Взрослые, дети и юноши уже собрались в большой ложбине между двух выветренных скал. Девушки приходят позже - так положено. Громадные костры освещают площадку для праздника, и вечер отступает, сгущается, притаившись за нагромождением валунов. Уже совсем легко забыть, что в нескольких шагах начинаются осыпающиеся тропы и глубокие ущелья, отделяющие наш край от всего мира.
Издалека я вижу Тодро. И забываю о музыке, доносящейся из полумрака, угощении из редких яств, подругах рядом со мной. Даже забываю взглянуть на маму, что с другими матерями стоит у костра Души Недр.
Тодро невысокий, худощавый и крепкий, словно костяной нож, доставшийся ему от предков. Из тех, что со временем становятся тверже стали. Он спокойный, искренний, упорный. Даром, что ли, только он сумел вырубить новую комнату в поселке, куда сможет привести молодую жену. Другие юноши ждут, пока освободятся старые - и кто ж знает, сколько придется ждать.
Первой к веселой толпе подбежала Имра. Обруч переливался синим на рыжих волосах, и юноши провожали ее взглядами - красавица! Тодро улыбнулся: узнал мою работу. Только он умеет так улыбаться: по-мальчишески открыто и тепло. Я бросилась было к нему, но шаги давались с трудом, будто камни привязали к ногам. Вдруг, неожиданно, за один день, мы изменились - как мне теперь говорить с ним? Мы встретились взглядами - и оба потупились, оробев. Тодро отвел глаза. Я отступила в тень. Это последний вечер нашего детства, нам неловко до жаркой краски. Ведь скоро начнется нечто совсем иное.
Время летит невероятно быстро. Я не могу есть и пить, с трудом понимаю, что мне говорят, лишь кружусь в танце так, что не чувствую ног. Сполохи костров мешаются с искрами каменных волос, блеском глаз, светом разгорающихся звезд. Все кажется нереальным, но это происходит!
