Впрочем, ничего латать и тем более поправлять он, разумеется, не собирался. И как только грузовичок со сменщиком скрывался за ближайшей сопкой... А местный пёс Трезор, в последний раз тявкнув вслед вонючей машине забирался в конуру у сортира, старшина немедленно ощущал прилив бодрости и духа. Душевный и волевой подъём его выражался в немедленном беге трусцой к ближайшему леску с лопатой в руках. И если бы какой-нибудь невесть как занесённый сюда японский диверсант, имеющий задание императорского разведштаба во что бы то ни стало выяснить быт и досуг именно станции 'Хвалынская' наблюдал подобное... Дюже подивился бы диверсант силе духа русского солдата: 'Только-только заступил на дежурство, а уже занимается спортом! Да ещё и с лопатой... Сильна же эта метеорологическая станция, не взять нам её...'. И разочарованный, уполз бы прочь, шёпотом ругаясь на японском.
А вот задержись мнимый диверсант в кустах и не уползай так быстро, имея выдержку и терпение... То с удивлением отметил бы в блокноте, что уже через несколько минут советский старшина всё той же трусцой возвращался обратно. Осторожно держа в руках непривычного вида спираль и некую бочкообразную металлическую ёмкость. Тогда, заинтересовавшись, возможно разведчик и остался бы шпионить до поздней ночи, удивлённо отмечая в записях странную активность единственного обитателя точки. Выражавшуюся в таскании большого количества вёдр воды и дров не по сезону в избу. А когда, пробравшись внутрь станции поздней ночью, решился бы глотнуть непонятного зелья, оставленного на столе, осторожно косясь на храпящего обитателя... Тут и настал бы конец поганому диверсанту. Ибо что русскому старшине хорошо, то японцу - смерть.
Помимо самогоноварения в служебное время, существовала у Коновайло и ещё одна слабость. В деревне Турий Рог, что лежала по соседству в нескольких верстах. Слабость эта носила имя Любка и испытывала острые ответные чувства к защитнику отечества, периодически навещая избранника сердца. Охотно совмещая с ним на пару слабость предыдущую...
- Лю-у-убка... Слышь?.. Слышь, грю, стерва? - едва держась на ногах, Арсений Коновайло старательно пытался совместить в глазах две расползавшиеся в разные стороны шкалы гигрометра. Не добившись видимых результатов, попытался обхватить их руками, дабы свести в одну. Ибо слабости-слабостями, а снимать, и особливо фиксировать уровень влажности - задача первостепенная.
Дверь в станцию распахнулась, и на крыльце в облаках пара на миг появились арбузные, ничем не прикрытые телеса.
- Чё надо?
Сфокусировавшись на новом, а точнее, новых объектах, мозг Коновайло немедленно потерял нить событий. Разжавшиеся руки выпустили аппаратуру и старшина, потеряв точку опоры, едва не растянулся в сугробе. Служебный долг, впрочем, быстро взял своё, и, опёршись о столб гигрометра будто о посох, младший комсостав совершил над собой невероятное усилие. Выдав заплетающимся языком:
- Ведомость неси!..
- Хрен тебе!
Дверь недовольно захлопнулась. С тоской смерив взглядом протоптанную в снегу тропинку в жёлтых пятнах (Трезор старался на славу и метил, как мог), старшине взгрустнулось.
Постояв некоторое время в позе старца с посохом и отчаявшись, наконец, зафиксировать уровень влажности в районе измерений, старшина сделал несколько неуверенных шагов к дому. Как вдруг над головой послышался сперва далёкий, но быстро нарастающий звук моторов.
- Летуны опять... - мрачно сплюнув, Коновайло сделал ещё один шаг. Сделал и резко остановился. Потому что в следующую секунду с неба раздался знакомый, слышанный им тысячи раз в окопах звук.
Даже находясь в таком вот состоянии, его память немедленно выбросила перед глазами слишком хорошо запомнившиеся бои на Первом Белорусском, в сорок четвёртом. Когда он, ефрейтор ещё Коновайло вместе во всей советской армией рвался в сторону Берлина. Отчаянно рвался по земле, в пехоте, а над головой каждый божий день сталкивалась в смертельных схватках авиация двух противоборствующих сторон... Издавая такие вот тарахтящие, несущие смерть врагу звуки.
'Та-та-та-та-та...'
Замерев на месте и задрав голову, Коновайло безуспешно старался разглядеть происходящее в густых облаках. Щурясь и кляня на чём свет грёбаный, шумящий в ушах самогон, сливающийся с гудением самолётов. Звук моторов со стрельбой раздавался уже где-то прямо над ним и старшина как смог приложил руку к глазам, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь... Приложил и охренел в ту же секунду.
Вынырнув из серой пелены, быстро снижаясь, прямо на него неслось... Неслось...
'Оранжевое чудище... Ё-моё...' - замерев в полном ступоре, Коновайло округлившимися зрачками следил за оранжевой хренью, имеющей голову и крылья. Которая, быстро приближаясь, направлялась по крутой глиссаде (этот термин он хорошо знал, ибо служил хоть и в метеорологии, но авиационной) прямиком в сторону станции.
Тоскливый вой Трезора, также наблюдавшего возле конуры снижение крылатой хрени мигом привёл его в чувство.
Мгновенно протрезвев, мозг старшины советской армии Арсения Ивановича Коновайло заработал со скоростью часового механизма. До предполагаемого падения объекта оставались считанные секунды и медлить было никак нельзя. В избе оставались гражданские!
- Лю-у-у-у-убка!.. - дав дёру в сторону строения на разъезжающихся по льду ногах, орал он во всю мочь. - Беги!.. Беги, твою мать!..
Чутко разбиравшаяся в интонациях избранника Любовь не заставила себя долго ждать. Дверь вновь распахнулась и на пороге возникло его полностью обнажённое счастье. На недовольном лице отобразились было эмоции, не сулившие ничего хорошего вызвавшему их...
- Беги!.. Вали, дура!..
Дважды повторять не пришлось. Мгновенно сориентировавшись в ситуации, Любка с визгом рванула в сторону от избы в чём мать родила. Вслед за ней, прямо по сугробам и матерясь на чём свет стоит, высоко вскидывал ноги Коновайло. Оглянувшись перед самым падением чудища, он успел с ужасом заметить огромную открытую пасть и глазищи размером с дверь. В следующий миг старшина ничком повалился в снег от сотрясения земли под ногами. Позади раздался удар невероятной силы, хруст ломающихся сосен и какой-то гортанный, животный всхлип. Снежный взрыв от рухнувшей огромной массы накрыл с головой дико визжащую Любку и его, Арсения, запорошив всё вокруг белыми хлопьями.
Отплёвываясь и чертыхаясь, Коновайло резво вскочил на ноги. Картина, представшая перед глазами, являла собой тихий ужас. Единственный плюс заключался в том, что само строение станции каким-то чудом уцелело, продолжая гордо торчать вверх антенной. Далее шли одни минусы, и минусы - существенные.
Снеся напрочь все дворовые постройки и метеоаппаратуру, пробороздив глубокий длинный след в снегу, не доехав какой-то десяток метров до избы... Выделяясь на белом фоне ярким оранжевым цветом, на животе лежал крылатый, пузатый динозавр в чешуе. По размерам сопоставимый разве с кораблём, да и то - не с каждым. Динозавр не разбился насмерть, и изо рта у него вырывались тяжёлые облачка пара. Но самое главное заключалось не в этом. А заключалось оно в том, что на спине у твари было закреплено подобие металлического дома. Едва ли не больше чем его, Коновайловская метеостанция!!! А от дома этого, через длинную шею к морде чудища тянулась длиннющая упряжь...
- А-а-а-а-а-а-а-а!.. - из зашевелившегося рядом сугроба показалась голова Любки. - Арсений!!! Сеня... Что это?..
- Молчи, дура... - беспомощно оглядываясь, цыкнул он. - Щас и посмотрим... - в руку как нельзя кстати легла торчащая заборная жердь. С силой её выдернув, Коновайло начал осторожно подходить к избе.
На стене за дверью, под Любкиным тулупом висел его заряженный ППШ и сей факт он держал в голове в любом состоянии. Метеостанция метеостанцией, а всякое случалось в их районе, включая беглых уголовников, потому автомат ему полагался по штату. Голова чудовища отвернулась далеко в сторону и опасности на первый взгляд не представляла...
