Когда чудище бросилось в сторону Канарейки, Геральт сложил пальцы в знаке Игни и направил на него столб пламени. Балахон, который по всем правилам честных балахонов должен был загореться, этого не сделал. Из этого напрашивались два вывода. Первый – тварь была нематериальна, то есть не осталась на Континенте после Сопряжения Сфер, а была вызвана искусственно. Второй – бой с ней затянется и будем сложным. Труднее, чем схватка с утренней бруксой.

Балахон не загорелся, но зато ведьмак смог отвлечь чудище от эльфки. Оно обернулось, оскалилось своим отвратительным ртом с рядами мелких острых зубов и понеслось на ведьмака.

Из Канарейки и Геральта получился странный дуэт. Если к бою не в одиночку он успел уже кое-как привыкнуть, то ему ни разу не приходилось сражаться с союзником, метающим ножи. Было вполне очевидно, что эльфке не хватит сноровки и скорости противостоять этой твари в ближнем бою, поэтому она запускала в неё ножом, быстро перебегала на другое место, не давая чудовищу сориентироваться, и бросала снова. Ведьмаку же приходилось постоянно отвлекать тварь на себя, не давая ей догнать Канарейку и самому не подставляясь под удары.

Бой был долгий и мучительный. Иногда тварь создавала какие-то помехи в пространстве, полуисчезала, и лезвие серебряного меча проходило через неё насквозь. Временами чудище вовсе теряло вещественность, становилось неуязвимо и перемещалось в пространстве так, словно проходило через порталы. Только порталов не было. В один из таких разов оно вышло прямо рядом с Канарейкой и замахнулось для удара, когда ведьмак, среагировавший раньше, отбросил эльфку в сторону телекинетическим ударом Аарда.

Жуткое потустороннее существо успело потрепать нервы ведьмака и убийцы, оставить несколько царапин и ушибов, оторвать Геральту рукав куртки, отсечь Канарейке прядь волос у самого лица и просто знатно вымотать обоих, когда оно наконец скрючилось, повалилось на землю, издавая загробный крик, и исчезло.

– Холера, – выплюнул ведьмак, присел возле лежавшего на земле оружия твари. – Озоном несёт. Это чёрная магия.

Канарейка бессильно опустилась на землю, собирая разбросанные ножи.

– Такого дерьма я ещё не видела, Геральт.

Эльфка будто бы с интересом заметила, что рука, которой она потянулась к ножу, дрожит как у заправского пропойцы.

– Я тоже, – коротко ответил ведьмак. Достал из сумки на поясе какую-то склянку, залпом выпил её содержимое, осел на землю. На его лбу выступила синяя жилка, а кожа словно стала бледнее.

– Оно могло нас убить, я даже не выпил эликсир. Передай потом своему Ольгерду, что он уёбок.

Канарейка хохотнула.

– Думаешь, он знал об этом?

– Это Ольгред фон Эверек его сюда привёл, – произнёс мелодичный женский голос.

Геральт и Канарейка обернулись на говорившего. Перед ними на земле сидела чёрная кошка со странными, совсем не кошачьими глазами.

– Его звали Ключник, – невозмутимо продолжила она, не обращая внимания на хмурящихся собеседников. – Он был очень силён, вы первые, кто с ним справился.

– Магия дружбы, – съязвил ведьмак. – Кто ты?

– Мы ждали здесь только одного гостя. – На этот раз голос был мужским. С другой стороны к ведьмаку и эльфке подходил чёрный пёс с такими же странными глазами. Он остановился рядом с кошкой, внимательно посмотрел на Канарейку.

– Тебя не должно было быть здесь.

Эльфка напряглась.

– Гюнтер О’Дим сказал мне быть здесь. Может, вы его знаете.

– Мы давно не покидали этого имения, – сказала кошка. – Но его знаем.

– Вечно он смешивает все карты, что лежат на столе. Нашёл Aen Seidhe. Госпоже Ирис фон Эверек это может не понравиться. – Пёс оставался невозмутим, а его голос звучал необычно, как звучат песни, спетые хором. Словно он говорил свои слова не один.

– Ирис фон Эверек здесь? – спросил Геральт. – Мне нужно её увидеть.

– Она может быть решением проблем, которых ещё нет, – кошка обратилась к псу так, будто ведьмак не задавал вопроса.

– Или создать новые. Одно из двух. Он искусственно вплетает её в эту историю.

Кошка перевела взгляд на решительно ничего не понявших в их разговоре Геральта и Канарейку и произнесла:

– Следуйте за мной. Я покажу, где Ирис фон Эверек.

Комментарий к XXXI. Двор

Все заметили пару плевков в сторону игрового геймплея?:) Так они специально)))00)

========== XXXII. Дом ==========

Любить – значит не только брать, но и

уметь отказываться от чего-то, жертвовать собою.

Сирена Шъееназ

Кошка и пёс прошли сквозь одну из стен, растворились в чёрном дыму и оставили Геральта с Канарейкой одних.

Как только ведьмак и эльфка зашли в дом, горло будто бы сдавила огромная ледяная рука: Канарейку стало подташнивать от спёртого мёртвого воздуха, застывшего в просырелых комнатах. При каждом шаге дом будто бы вздыхал, все половицы перекликались между собой, что-то трепетало и звенело в воздухе.

Эльфка пыталась унять дрожь в руках. Ведьмак с виду сохранял хладнокровие, хмурился, прислушивался и всё больше убеждался в том, что кто бы ни обитал в этом доме, он явно не принадлежал к миру живых.

Геральт ступал в комнаты первым, был весь напряжён как струна, сложен и собран, чтобы одним неуловимым движением выхватить меч из-за спины. Эльфка не могла не заметить этого, следовала за ведьмаком и осознавала свою беспомощность.

Зачем, зачем Гюнтер сказал ей идти с Геральтом?! Ведь старинные заброшенные дома, наполненные призраками, безлицыми чудовищами и говорящими животными – это всё же по ведьмачьей части, и уставшая, замученная убийца ничем не сможет здесь помочь.

Когда дверь следующей комнаты распахнулась, Канарейка успела различить тень, метнувшуюся в сторону, исчезнувшую в каменной кладке со скрежетом и потусторонним шёпотом. Ведьмак вскинул руку, чтобы эльфка оставалась позади него, выхватил серебряный меч. Силуэт вылетел из стены, вскрикнул несколькими голосами сразу и метнулся в портрет, заключённый в богатую раму.

Геральт замер на несколько секунд, убеждаясь, что тварь не вернётся. Канарейка несмело подошла к столу, взяла с него богатый витой канделябр. Ведьмак зажёг огонь на свечах быстрым небрежным движением и перехватил у эльфки подсвечник.

– Зараза, – наконец выдавил ведьмак, осветив портрет. На полотне была изображена нежная и очень грустная женщина в трауре. Её глаза бледными пятнами светлели на лице, обильно накрашенном чёрными тенями и помадой. В них считалась непреодолимая, невыносимая грусть. Женщина на портрете была совсем живой: казалось, что она сейчас поднесёт к лицу лежащий на коленях платок, утрёт выбежавшую на щёку слезинку. Она была абсолютно другой, полной противоположностью Карины – не только внешним видом, но и характером, манерами, даже речью. Канарейка, конечно, ни разу не видела эту женщину вживую, но было готова поклясться в этом просто глядя на картину.

– Это его жена?.. – с придыханием спросила Канарейка. Почему-то именно сейчас эльфка целиком осознала то, что история Ольгерда, его жены, желания Стеклянному Человеку, вся громадная трагедия и годы, проведённые в глухом одиночестве, – это всё правда, это всё действительно было, случилось в реальности, а не на страницах какой-то книги.

Вот эта женщина. Ирис фон Эверек. Почти настоящая, написанная художником прямо с оригинала. Она когда-то дышала, смеялась, говорила, любила…

– Здесь сильный призрак. Будь осторожна.

– Сколько, по-твоему, прошло лет с тех пор, как здесь в последний раз прибирали?

Ведьмак придирчиво взглянул на ближайшую полку.

– В Каэр Морхене такая пылища в запертой библиотеке. Последним туда заходил чародей, который проводил Испытание Травами ещё мне.

– В общем, много?

– Очень.

Канарейка выдохнула, судорожно пытаясь вспомнить хотя бы одно упражнение из дыхательной гимнастики, которой в детстве её учил Каетан.