– Какие-то мы с тобой обречённые, – выдохнула Канарейка. Хотелось выпить ещё, расслабиться, отключиться, проспать пару недель. Может, тогда всё это наконец закончится? Она просто проснётся, и не будет всей этой мистической и волшебной требухи, у мужчины, в которого она влюблена, будет не каменное сердце, а самое обычное, гоняющее кровь по организму. Она не должна будет выполнять желания жуткого существа неизвестной природы, мечтающего заполучить душу этого мужчины. А может быть, она просто проснётся в своей кровати в маленьком отгороженном ширмой закутке в их с Каетаном доме в Вересковке, встанет, наденет потёртый охотничий костюм, возьмёт лук, перекинет через плечо колчан, нацепит на пояс мешочек для трав и отправится в лес. А вечером придёт Ани, они втроём будут долго пить чай и молчать.
– Абсолютно, – спокойно сказал Ольгерд. – Я никогда не смогу тебе ответить.
Враньём было бы сейчас сказать, что она и не ждала ответа. Она ждала. Ждала этого ответа как ничего другого, не могла думать больше ни о чём. Но всё это приходилось проглатывать, скрывать в улыбках и дурацких словах.
Настоящее сердце, если бросить его, не может разбиться. Отскочит, причмокнет мерзко, выплюнет струйку крови, но останется целым. Каменное же разлетится в мелкую щебёнку. От него не останется ничего, кроме пыли.
– Ответь хотя бы на это, – муркнула Канарейка, напуская на себя беззаботный вид. Потянулась к лицу Ольгреда и мягко поцеловала его. Губы атамана были грубыми от ветра. Сначала он замер, но потом обнял эльфку всё ещё дрожащими руками, прижал к себе. Ответил на её поцелуй, пытаясь услышать ответ от своего тела.
Но мысли были ясны и прозрачны, руки холодны.
Как Ольгерд хотел бы ответить Канарейке, но не мог.
Их поцелуй стал солёным на вкус – в него примешались слёзы убийцы.
========== XXX. Бестии ==========
Жаждешь справедливости – найми ведьмака.
Граффити на стене кафедры Права Оксенфуртского университета
Ольгерд фон Эверек распорядился дать путникам лошадей, выделил одного из своих ребят, чтобы он довёз гнома до Новиграда – править с таким ростом было довольно затруднительно. Биттергельд сначала отпирался, но потом всё же согласился через силу, тепло попрощался с Канарейкой и погрозил кулаком атаману, пообещав вернуться меньше, чем через дюжину дней.
Эльфка оставила вещи в новом доме «кабанов», взяла с собой только оружие и пару обезболивающих мазей – так, на всякий случай. Говорить что-либо Ольгерду напоследок совсем не хотелось. Она вообще планировала уехать, когда он на что-то отвлечётся или уйдёт куда-нибудь. Слова прощания значили бы то, что атаман и эльфка готовы мириться с тем, что они больше не встретятся. Канарейка уж точно не была готова.
Она сама затеяла над собой изнуряющую пытку. Она была мучителем, она же – жертвой. И угораздило её загадать это гадское желание не тому, кому надо, нарваться на единственного мужчину на Континенте, носящего в груди каменное сердце.
Канарейка перекинула через седло вещевой мешок, запрыгнула на каурую лошадь. Та этому почему-то не обрадовалась, заржала, вдруг встала на дыбы. Эльфка вскрикнула, попыталась поймать выскользнувшие из рук поводья. На шум из открытого сарая выскочил Ломонд, попытался схватить кобылу под узды, но та увернулась, и «кабан» чуть не цапнул её за хвост. Взбесившаяся зверюга закружилась, заметалась, подпрыгнула, пытаясь сбросить наездницу. Из дома выскочили ещё двое «кабанов», и втроём при помощи ругани и проклятий они всё-таки справились со строптивой лошадью. Канарейка спрыгнула на землю, повисла на столбе от забора.
– Твою ж! – шумно выдохнула Канарейка. – Что ещё за бестия?!
– Не знаю, милсдарня, она раньше такого не вытворяла никогда! – воскликнул высокий «кабан» с квадратной челюстью и засаленной косичкой на затылке.
– Ёбнулась что ли? – спросил растерянно второй «кабан», почесал шею.
– Дайте ей нормальную лошадь.
Все три «кабана» как-то инстинктивно выпрямились при звуке этого голоса.
Ольгерд фон Эверек стоял в дверях, положив руку на эфес карабелы. Его спина была прямой, как у каменных статуй, стоявших в саду, всем своим видом он словно пытался убедить окружающих и себя в том, что его ничто не мучает, что ему не страшно, а происходящее вокруг совершенно его не трогает. Но его зелёные глаза будто оттаяли, а плечи то и дело норовили устало опуститься.
Ломонд услужливо вывел уже знакомого эльфке жеребца, на котором она ездила на свадьбу в Броновицы. Канарейка запрыгнула на него, конь фыркнул, лениво отмахиваясь хвостом от назойливых мух.
Эльфка развернула жеребца к калитке, обернулась словно невзначай. Атаман всё так же стоял на пороге, молчал и смотрел прямо, куда-то мимо неё.
Канарейка выдохнула, ударила коня пятками по бокам. Впереди был долгий путь.
Корчму, находившуюся в семи милях от фамильного имения фон Эвереков, нельзя было найти ни на одной карте. Это было связано не с потусторонними силами и мистикой, а скорее с бесконечными тёрками здешнего хозяина с местным управленцем, уже который год настаивающим, что земля под корчму была занята незаконно и принадлежит ему. Поскольку бумаг, которые могли бы подтвердить его правоту, не было, этот спор затянулся на пару десятилетий. Кажется, обе стороны успели уже даже привыкнуть к этому и даже распробовать состояние вечной вражды: то один другому сарай подожжёт, то второй откажется кормить его людей. Впрочем, несмотря на все злоключения хозяина, «Золотой дракон» так и стоял на месте, принимая путников и насыщая местных жителей.
Канарейка растерянно оглядела корчму. Всё здесь было как везде – царапанные столы, дымная вонь и три с половиной пьяницы, ведущие невнятные разговоры с корчмарём, имевшим пунцовое лицо пропойцы и огромный уродливый нос. Эльфка видела множество таких забегаловок, они все уже давно смешались в её голове в одну противную зловонную картинку. И единственного, что её здесь интересовало, нигде не было.
Канарейка подошла к стойке корчмаря, села на высокий стул. Тот угрожающе скрипнул и заметно накренился. Корчмарь отвлёкся от разговора с пьяным кметом, перевёл взгляд на эльфку, поморщился.
– Где ведьмак? – спросила Канарейка.
– Я жо тебе говорил, одно страховидло другое приведёт, – авторитетно заявил кмет с редкими рыжими усиками. – А потом наберётся целая корчма уродов, и будешь ты только их кормить.
– Уткнись, Малек. Ты чтоль хочешь энту бестию свалить? Ты смотри, я бы тебе заплатил.
– Не, с уродами разбираться – дело уродов.
– Бестия? – вклинилась в разговор эльфка. – Вы дали ведьмаку заказ?
– Да, тут повадилось какое-то чудище на мои повозки с харчами и спиртом нападать…
– И брата моего, сука, загрызла! – крикнул дед, сидевший за столом в углу.
– И вот видели его только со спины. Громадное, воет жутко, убивает когтями как сабли острыми, а потом печёнку сжирает.
Канарейка подпёрла голову рукой. В монстрах она не разбиралась от слова совсем, могла только отличить гнильца от утопца. Но только ей всё никак было не запомнить, с кем ещё можно подраться, а от кого из них сразу стоит бежать.
– И когда ведьмак ушёл?
– Третьего дня как нет…
– Да сдох твой седой, сдох! – воскликнул кмет.
Корчмарь почесал переносицу, оценивающе посмотрел на эльфку.
– А ты что, может, ты бестию зарежешь?
Канарейка дёрнула за тесёмку, на которой висела лютня, инструмент оказался у неё в руках.
– Я не боец, – невинно улыбнулась она. – Просто бард.
Когда Геральт принимал заказ, ему про этого монстра не сказали только, что он плюётся огнём. Всех прочих достоинств со слов корчмаря и его усатого дружка у бестии было навалом.
Ведьмак готовился встретить как минимум беса, но вместо этого нашёл в зарослях свежую просторную землянку и её хозяина, к сожалению, уже знакомого.