- Рядовой Риттер!
- Здесь!
Очередной человек, записанный обществом в список потерь, встал во фрунт.
- Вольно.
У Риттера было мягкое, хотя и грубо отесанное лицо, которое уродовал только шрам с рваными краями, пересекающий левую щеку. Наверняка не военная памятка. Шрам был весьма старым. Как и другие, Риттер глядел на офицера как на последнюю надежду. Но тот должен был его разочаровать. Несмотря на врожденный пацифизм, он не был благотворительным учреждением, раздающим счастье налево и направо. Не он был виноват во всех несчастьях, и они, говоря по чести, не слишком-то его и волновали. Он просто натренировал в себе трезвое мышление и такой же взгляд на все дела.
- Ведь вы строительный столяр, правда?
- Да. Был.
- Вы сбивали специальные ящики для перевозки произведений искусства, так?
- Так точно! Я был хорошим столяром, герр капитан.
- Вот именно. А вас не удивляет, что в такой момент такого нужного специалиста направляют на фронт? В первые ряды?
- Говоря по правде, я не понимаю вопроса, герр капитан. Мне прислали повестку из управления пополнений…
- Я веду следствие по делу серии таинственных убийств в группе людей, занимающихся эвакуацией ценных памяток. Отсюда и мой вопрос.
Риттер выпучил глаза. У него просто в голове не помещалось, что в этом море огня, океане боли и несчастий, на ежедневно расширяющемся кладбище кто-то ведет следствие по делу каких-то там убийств, абсолютно не существенных, принимая во внимание размеры поражения. Понятное дело, что он был служакой, сейчас он был внедрен в подчиняющуюся дисциплине часть, но вот поверить он никак не мог. Следствие! Да еще и кем проводимое? Самым энергичным и способным офицером, какого довелось ему видеть за последнее время. Человеком, которому умение командовать само шло в руки, и под руководством которого они многое могли бы сделать. Столяр потряс головой.
- Кто направил вас на фронт? – допрашивал Шильке. – С кем-то поссорились? Заметили что-то беспокоящее? Что-то обратило ваше внимание?
- Нет, герр капитан. Ничего серьезного я не видел.
- Именно о таком я и догадывался! – рявкнул Шильке. – Ведь если бы вы чего-то увидели, вас, черт подери, попросту бы убили! А они "всего лишь" отослали вас на фронт. Что вы видели такого, что могло бы не соответствовать рутинным действиям в вашей профессии?
Ситуация, словно из кошмарного сна. Вокруг поле боя, за стеной русские, артиллерия долбит со всех сторон, налеты ежесекундно, у всех вокруг заряженное оружие, Шильке спрашивает про какие-то там мошенничества в сфере, связанной с произведениями искусства. Так это и вправду сон?
- Хорошо, хорошо, - уже немного нервничая, сказал офицер. – Сейчас я назову вам несколько фамилий, а вы, Риттер, скажете, какая из них вам не известна. Поняли?
- Не понял, герр капитан.
- Вы укажете фамилию человека, которого НЕ знаете. Ясно?
Тот подтвердил, кивнув головой.
- Галант, Форст, Клостерманн, фон Хайманн, Клосинский, Райбау…
- Этих всех знаю, герр капитан. То есть, знал, потому что…
- Я знаю, почему вы говорите "потому что", - отрезал Шильке. – Дальше: Гутом, Нагорский, Цвайбельштайн, Гауэнтр, Нойманн…
- Этого не знаю, - отважился перебить Риттер.
- Но фамилию слышали?
- Так, слышал. Он был наездами. Приезжал из Берлина. И все боялись. Говорили: "Нойманн едет. Оставьте всякую надежду". Лично я никогда его не видел.
- Это один человек или несколько?
- Что?
Шильке не знал, как спросить об этом у Риттера.
- Он приезжал один или с несколькими другими людьми? Это была чисто фамилия или, скорее такого определения как "проверка", "паника"? Приезжает Нойманн – конкретный человек или, скорее, это: "внимание, спасайся, кто может"?
- Не знаю. Никогда он не был сам, потому что под ужин готовили зал побольше. Для одного человека этого бы не делали.
Шильке вытащил сигару из металлического цилиндрика. Он долго гред ее бензиновой зажигалкой, потом закурил, выдул клуб едкого дыма.
- С чем у вас ассоциируется Нойманн?
- Не знаю, герр капитан. Всегда было замешательство.
- Так с чем? – спросил Шильке еще раз.
Риттер пытался что-то припомнить. Что-то было. Вроде бы как им приказывали переждать в помещениях для рабочих, но что-то было. Что-то на самой границе памяти, что-то, чего Риттер не мог вспомнить. И внезапный проблеск.
- Куколки, герр капитан. То были куколки.
- Что?
- Куколки. Маленькие такие, китайские.
- Я еб….
Грохот в коридоре разорвал барабанные перепонки в ушах. Все живое рухнуло под защиту временной баррикады. Пулеметные очереди рикошетами отражались от стен. Кто-то бросал гранаты. Звуки вязли в безумии паники, охватившей солдат.
- Иван пошел!
Шильке не знал, кто проорал эти слова. Он подполз к саперу.
- Заряды готовы?
- Чего?
- Siecher?! (здесь: Точно? – нем.).
- Jawohl!
Шильке приказал всем присутствующим хором орать "Гросс, иди на север!". При этом он едва слышал сам себя. Паника отмеряла порции адреналина прямо в мозг. Кто-то стрелял, кто-то беспомощно ёжился под иллюзорной защитой баррикады, страх подавлял, не позволяя понять, что же происходит вокруг. Герр Данте, подумал капитан, похоже, вы тоже принимали участие в уличных боях. Но поэт, певец преисподней, продолжал молчать. А вот русские, наоборот. Они выли, как будто бы самим криком желали заставить стены резонировать.
- Поджигай!
- Так ведь это же несущая, - простонал сапер.
- Поджигай. Tertium non datur.
Сапер снова не понял. Он сжался, словно новорожденный, и повернул рычаг детонатора. У Шильке, правда, уши были заткнуты пальцами, но это было малейшей проблемой. Капитану просто хотелось блевать. Он не слишком понимал, как располагаются стороны света, где потолок, а где пол. Но дыру в стене, несмотря на тучи пыли, он заметил.
- За мной! – скакнул он вперед. Это было мимолетное мгновение понимания таинств командования. Собственно говоря, как самый старший чином, он обязан был остаться, проследить за всем и покинуть ловушку самым последним. Но чудовищный страх даже не допускал появления подобного рода мыслей. К счастью, теория командования оставляла ему выход: "За мной!". Это означает, все обязаны делать, что и и он. А он сам покажет, как. Шильке рванул в щель, вырванную в кирпичной стене, бросая "томпсон" перед собой. К счастью, Гросс понял, что означает "отправляться на север". Совершенно целехонькие солдаты из другого класса умело перехватывали беглецов. Несмотря на стрельбу и вопли в коридоре, Шильке удалось немного взять себя в руки. У него лишь дрожало левое веко.
- Как ситуация?
- Иван держит нас в руках. Даже и не знаю, удастся ли нам проскочить дальше.
- Быстрее, быстрее!
Солдаты помогали коллегам, пролезавшим сквозь дыру в стене. Один, еще один… Следующим был Риттер. О застрял в узкой дыре.
- Это ранец, - крикнул кто-то. – Ранец его держит.
- Перережьте ремешок штыком! – приказал Шильке.
Кто-то молниеносно выполнил приказ. Солдаты ташили коллегу за руки.
- Что-то его держит!
Неожиданно Риттер скривился.
- Иван меня схватил! Иван схватил меня за ноги!
- Черт подери! Тащите!
- Камрады, спасите! – выл Риттер. – Спасайте меня!
И что тут делать? У тех были его ноги, у немцев – руки. Еще немного, и Риттера разорвали бы наполовину. Что тут делать? Протиснуть гранату над спиной? Тоже погибнет. Стрелять? А как?
- Друзья, не бросайте меня, - плакался Риттер.
Солдаты прибавили усилий. Материал кителя треснул на обоих плечах. Протянулось больше рук, чтобы тащить. В толкучке дергали уже и за голову, за воротник, под руки. Но русские тоже были сильны. Риттер постепенно скрывался в дыре.
- Аааа! Друзья! Друзья!
Его чуть не задушили. Рванули так, словно бы и вправду хотели разорвать на клочья. Интересно, а суставы у него остались целыми?
