С этими словами Икар резко подскочил к Маю, махнув когтями. Оборотень с приглашённым шипением отбил первую атаку, чуть было, не свалившись на спину. Сил безумному наемнику было не занимать. Древко граблей отчаянно вибрировало в руках манула, словно бы крича о боли.

— Ты действительно хочешь сражаться этим? — Икар возник за спиной по обыкновению внезапно.

— Да! Это мой лучший памятный трофей! — воскликнул оборотень, отпрянув. И опять он чувствовал себя обманутым. Икар не держал его за реального противника, за угрозу позволяя себе играть с ним. От этого чернобожья кровь Мая забурлила с новой силой. Манулу стоило огромных усилий не поддаться её голосу и окончательно не пустить все на самотек, сохранив трезвость рассудка. Не здесь, не на арене он мог позволить себе сражаться в полную силу.

— Воспоминания делают воина слабым! — Икар заговорил необычно серьезно, резко оказавшись прямо перед носом Мая. Его теккокаги столкнулось с граблями манула. — А я не желаю боя с заведомо слабым противником!

Словно бы в подтверждение слов Икара непробиваемое древко из железного дерева хрустнуло, не выдержав яростного напора теккокаги. В одно мгновение оно покрылось тоненькой сетью трещинок, которые в тот же миг посыпались бесполезной щепой у ног Мая. Оборотень пошатнулся, получив смачного пинка от Икара. Удар пришёл точно по больному боку, заставив Мая рухнуть на песок. В месте его приземления он начал стремительно темнеть, впитывая проступившую кровь.

— И это все? Это все, что может выдать могучий Май Грабленосец? — Икар презрительно скривился, наступившей ногой на спину поверженного. — Интересно, с этим мечом тебя тоже связывают воспоминания? — он ткнул носком сапога в висящую на поясе шашку.

— Отнюдь нет, — прошипел Май, схватив здоровой рукой клинок из ножен и резко развернувшись. В тот момент он окончательно позволил звериной сути заклекотать, забурлить в венах. Он надеялся, что не покажет своих умений, и не даст повода Самаэлю узнать о себе раньше положенного. Но так же он обещал Матрене защитить её преемницу. И почему-то сейчас наиболее важным показалось именно второе обязательство.

Лезвие клинка просвистело, выбив искры из теккокаги в момент лёгкого касания к поверхности одного из зубцов, оставив небольшой росчерк на шее не успевшего увернуться наемника.

Икар моментально отступил, радостно скалясь. Мая поднялся, взмахнув легкой шашкой. Приятной и соблазнительной показалась ему легкость послушного, компактного и универсального клинка. И навевающей воспоминания, не самые радушные, но ставшие частью его истории.

— Интересно, чего это он меч ранее не вытаскивал? — господин Ульс тут же посерьезнел, повнимательнее приглядевшись к Маю. Он старательно прижмурился. От затраченных умственных усилий кожа на его лбу встала гармошкой, еще больше изуродовав неприятное, толстоватое лицо начальника городской стражи. — Странно, где-то я уже это видел. Но вот только где?

Солоха, последовав примеру Ульса, развернулась, до хруста в костяшках пальцев сжимая обивку дивана. Она видела откровенно плачевное состояние победителя и то, с какой легкостью его атакует выходец клана крадущихся. Однако в этот раз она была бессильна. Фокус с Каркаданном выжал из нее все силы, и лишь страх потерять товарища не давал ей сейчас крепко заснуть на таком соблазнительно мягком диване.

— Надо же, ты меня поранил! — расхохотался Икар, лезвиями теккокаги пытаясь стереть проступившую кровь. Получалось из рук вон плохо. Оружие, скорее размазывало багровое пятно по щеке, делая и без того безумное выражение лица откровенно диким. — Больно, знаешь ли!

— Мне тоже! — ответил манул, пристально следя за своим противником. На этот раз он не подпустит этого сумасшедшего, сумеет вовремя отразить его атаку.

— Знаешь, а удар все же плохой… — огорошил оборотня Икар, внезапно исчезнув из поля видимости манула. Май поспешно развернулся, не желая подставлять спину. Однако Икара сзади не обнаружилось. — Ведь для того, чтобы победить, тебе придется захотеть драться со мной на смерть! — договорил наемник, свалившись прямо на голову оборотню.

Май отшатнулся, и удар когтей вспорол воздух. Икар же приземлился в песок, подняв тучу пыли. В тот же миг он вырвался из пыльного облака, атаковав. Манул блокировал удар. Лицо его покраснело от натуги. Даже с его силой он не мог побороть наемника. Тот напирал подобно буре, обрушиваясь на шашку манула настоящим ураганом. Оборотень только и успевал, что вовремя отводить удары когтей от своего лица.

Чем больше злился Май, тем радостнее было Икару. Наемник буквально светился от счастья, обрушивая на своего врага целые серии сокрушительных ударов. Маю под этим безумным натиском оставалось только отступать. Забылась боль, ушел страх, остались позади арены и даже цель его поединка. Рядом было лишь ненавистное и до коликов нагловатое лицо Икара, которое манул твердо решил исцарапать. Не шашкой, так родными когтями.

Впрочем, до когтей дело дойти не успело. Распалившись, Май совсем позабыл о своих опасениях, и клинок в его руках запел, зажил своей собственной жизнью. Людям на трибунах оставалось только охать и ахать, наслаждаясь искусным стилем Жориха Дорского. Именно он в своем учении разработал уникальную систему приемов, способных превратить даже самое неказистое, плохо отлитое лезвие в смертоносное оружие.

Тут уже не до вина стало и Добрику. Купец даже не осознавал, почему его охранник так неохотно брал в руки меч, да и не сильно его это заботило во время перехода. Вернее, его интересовало, но не так, чтобы становиться вопросом первостепенной важности. Теперь же он был растерян и озадачен вдвойне, недоумевая, отчего такому великому воину было сознательно прятать свои таланты. Да, бесспорно он был искусным грабленосцем, не одного разбойника оставив без штанов на Соляном тракте. Но все же его истинным оружием был легкий клинок. И теперь даже неопытный купец это понимал.

Естественно, что подобное перевоплощение не осталось без внимания господина Ульса. Мужчина нахмурился, глаза его потемнели, а зажатый в руке бокал с вином внезапно лопнул, обдав своими осколками Солоху. Девушка айкнула, схватившись за оцарапанную щеку.

— Вот паршивец… — шептал тем временем господин Ульс. Морщины на его лбу разгладились, на губах расцвела недобрая усмешка. — То-то он за меч хвататься не спешил. Думал, не узнаю. Ха! Эту стойку, эту манеру удара я не забуду никогда.

— О чем это вы? — тут же убито спросил купец. Чутье подсказывало ему, что в Мае достопочтимый господин Ульс увидел кого-то знакомого.

— О твоем охраннике, естественно! — улыбка Ульса на этот раз вышла такой зубастой, что могла спокойно сойти за хищный оскал. Купец громко икнул, обтирая вспотевшее лицо и шею небольшим платочком. — Этот шельма некогда знатно мне насолил! А все потому, что приглянулся этой придворной крысе — Жориху Дорскому! Этот парнишка мне тогда знатно поднагадил в документах. Лет семь отмыться не мог, пришлось в карцерах строгого режима идти в помощники к дознателям! Ну, хорошо, потом кто-то очень красиво этого самого Дорского отравил. При нем ведь приходилось жить скромно. Чуть что, эта крыса заморская была тут как тут! И все с рапортами, с докладами… Я бы мог сказать, что он был человеком чести и чтил закон. Но нет, он был просто очень изысканной сволочью!

— Неужели вы говорите о пятом канцлере Имарраиле-Жорихе Дорском? — захлопав глазами, прошептал купец, стремительно зеленея.

— Именно. Небось, до сих пор славятся в народе легенды о том, какого размаха достигали его оргии в загородном поместье? — спросил начальник городской стражи. Добрик поспешно закивал. Ульс одобрительно кашлянул, подытожив: — Пойдемте, поприветствуем нашего героя в более приватной обстановке. У меня много чего накопилось сказать нашей царской шлюшке.

С этими словами начальник городской стражи поднялся, подхватив Солоху за волосы. Девушка отчаянно завизжала от боли, замолотив руками. На ее счастье, или же несчастье, рукам удавалось молотить исключительно воздух.