Слова оказались такими же внезапными, как непонятно откуда упавшая бетонная плита.

— Откуда… откуда вы знаете моё прозвище? — ошеломлённо спросила Сандра и, сама того не заметив, побледнела. Уж об этом она точно никому здесь не говорила, а главное, не собиралась говорить.

Альфред хитро сощурился и улыбнулся. Вернее, всего лишь скривил губы, ведь улыбка — слишком доброе слово для всего происходившего.

— Сандра Джозефин Вайтфейс, — начал он, выделяя каждое слово. — Девушка, известная в узком кругу знакомых своими эмоциональными всплесками. Получила своё прозвище, когда ей было двенадцать лет. У неё не так много друзей по той причине, что не каждый способен её понять. В свободное время она играет на флейте, читает книги, смотрит сериалы, гуляет со своим лучшим другом, хотя, наверное, не совсем другом, а…

— Хватит! — воскликнула девушка, стремившись вовремя остановить старикана. Чего он добивался? Проник в её самое потайное нутро, а теперь хотел отравить его своим ядом? Нет, она не посмеет подпустить кого-либо к самому сокровенному, считала она. Это ведь гораздо хуже, чем если бы перевернули весь её дом верх дном — сейчас без зазрения совести копались в её душе. Ещё и эта нахальная улыбка. Так обычно гримасничают подростки, которые считают себя крутыми, едва обидев бездомного котёнка, ведь тот слаб и не может дать отпор. Но Альфред уже давно не был ребёнком.

— Откуда вам всё это известно? — она еле выдавила из себя эти слова: к горлу подступил тяжёлый ком.

— Поверь мне, нам известно о тебе всё. — Понизив голос, он добавил: — Даже то, что после твоего первого концерта ты очень долго рыдала, потому что провалилась.

Начала повторять один кусок, а потом спросила организаторов: «А можно заново начать?». Ей было десять лет; она до сих пор стыдилась, что вела себя тогда, будто ей было четыре года и она разбила коленку. Хотя когда она и правда её разбила, то ревела не сильно. В детстве она вообще была намного спокойнее, чем когда выросла. И мама этому дивилась, считая, что всё должно быть наоборот.

— Какого чёрта! — Сандра вспыхнула и потянулась к кольцу. Стало ясно одно: пора было уходить.

— Здесь телепортация не действует, — заметил Альфред, сложив руки на груди.

— Отлично, значит, я пойду туда, где она действует! — решительно заявила она. Только решимость её была вызвана одним чувством. И чувство это — страх.

Сандра вскочила и направилась к двери. Дёрнула за ручку. Но та не поддавалась. Девушка отчаянно забила кулаками по железу, но это было бесполезно. На костяшках только появилась кровь.

— Помогите! — завопила она, понимая, что находится на грани истерики.

— Мы не желаем тебе зла, Сандра, — спокойным голосом заявил старик.

— Тогда чего вы добиваетесь?

— Доверия, — он взял её за руку и отстранил от двери. — Зачем нужно кричать, когда можно просто попросить? Зря только костяшки сбила.

Он открыл дверь и рукой указал Сандре на выход.

— Дамы вперед.

Она разъярённо посмотрела на собеседника, толкнула ногой стул, дождавшись, когда он завалится на бок, и вышла. Правда, выйдя, она не избавилась от назойливого старика.

— Иди за мной, — приказал он.

— Зачем? Кто вы вообще такой?

— Хранитель мыслей.

О да, это многое проясняло.

Раз она не могла сопротивляться, то, что ж, она готова была попробовать повиноваться, хотя главное, что она ненавидела — это играть по чужим правилам. Но, к сожалению, без этого в жизни обойтись нельзя.

Сотрудники с планшетами двигались как механические фигуры. Когда-то у Сандры была музыкальная шкатулка. Когда её открывали, начинала играть музыка, и по нарисованному льду принималась нарезать круги маленькая фигуристка. Так и здесь: их движения были до такой степени предсказуемы, что казалось, будто ими кто-то… управлял.

Все здесь было слишком совершенно, слишком нереалистично. Ведь в этом-то и суть реальности — в изъянах. А здесь их не было. Хотя, Сандра начинала в этом сомневаться, едва смотрела на Альфреда. Видимо, человеческие взаимоотношения — это их слабая сторона.

И вообще забавно всё это получалось. С одной стороны, всё реалистичнее некуда, с другой же — полная искусственность.

— Иди к стеллажу номер тридцать, там обещали новую поставку, — повелел Альфред и отошёл.

Сандра скривилась и, найдя глазами нужный отсек, направилась туда. Несколько мгновений назад она ненавидела весь этот мир; сейчас же это чувство чуть-чуть погасло на фоне другого — недоверия.

Недоверие отличается от ненависти. Оно сковывает человека, тогда как ненависть его раскрепощает. Недоверие легче устранить, чем ненависть, но тяжелее переносить, ведь оно неоднозначно.

Перед ней были ряды полок, наполненные маленькими ячейками, заканчивавшиеся маленькими сенсорными экранами. Не смешно ли становилось при виде этой картины? Саркофаги человеческих душ — вот что представляли собой Хранилища. Вернее, Хранилища представляли собой пирамиды, а ячейки — уже сами саркофаги.

Сандра потянулась было к одной из ячеек, как от экрана раздался сигнал.

На нём было написано:

«Прибыли новые мысли из: Мозамбик.

Принять? Отклонить?»

— Принимай, — раздалось из-за спины. Девушка вздрогнула, про себя отметив, что на сегодняшний день концентрация внезапных появлений людей была слишком высока.

Она обернулась, чуть отступив назад, и из-за этого едва не налетела на одного из Сотрудников. Когда же она подняла голову, то встретилась с ним взглядом.

Перед ней был Кастор. Тот самый Сотрудник, являвшийся первым человеком, которого она увидела в Штабе. Который её, грубо говоря, здесь встретил.

Девушка, отвернувшись, пожала плечами и ткнула пальцем на экран, решив принять новые мысли. В одной из ячеек что-то звякнуло.

— А ты здесь что делаешь? — спросила она, вновь развернувшись к знакомому.

— Очень дружелюбное приветствие, — фыркнул он.

Девушка вздохнула и первый раз за день слабо улыбнулась.

— Ладно. Привет.

— Привет, — тоже чуть улыбнувшись, сказал он и тут же подошёл к экрану поближе. Кастор стал на нём что-то выделять и перемещать.

— Что ты делаешь? — из-за плеча поинтересовалась Сандра.

— Сортирую мысли, — просто ответил Сотрудник.

Когда-то Сандра могла сказать так в переносном смысле; теперь же она постепенно начинала осознавать, что это действительно возможно.

— Этот отсек посвящён странам Африки, находящимся в южном полушарии, — отметил между делом Кастор. — Другие стеллажи посвящены другим уголкам нашей планеты.

— Что, всё прямо так серьёзно?

— Как в жизни.

Она задумалась над этими словами. Получается, во власти Хранителей могла оказаться любая мысль любого человека. А что, если эта мысль содержала главную мечту человека? Его молитву? Номер кредитной карточки, на зудой конец? И каким же образом все эти мысли вообще попадали сюда, под землю, на которой обосновался Нью-Йорк?

— И всё-таки: что ты здесь делаешь?

— Работаю, разве не видно? — он усмехнулся и отвлёкся от экрана. — Ну да, скорее, дежурю. Меня приписали сюда вчера. До этого я работал в немного… других сферах.

— Приписали? — переспросила Сандра. — Кто?

— Госпожа Президент.

Прямо-таки госпожа, саркастически подумала девушка. Подобные формы обращения её забавляли сильнее, чем слова, выдумываемые маленькими детьми, которые ещё только начинают познавать мир.

— На церемонии говорилось о двадцати Сотрудниках. Это правда?

Кастор с сомнением огляделся.

— Не хочу показаться мелочным, но… — он снова осмотрелся, словно боясь допустить ошибку. — Если мне ещё не отказывает рассудок, то со мной здесь Сотрудников девятнадцать.

— Оу, — Сандра огорчённо выпятила нижнюю губу. На самом деле, огорчена она не была ни капельки. Но поддержать беседу было необходимо. Просто она не знала, с кем ещё здесь могла поговорить.

Проходившие мимо Сотрудники как-то странно на неё покосились, отчего она почувствовала себя сразу неуютно и как будто не в своей тарелке.