В течение всех этих лет Батюшков много и напряженно работал: переводил Тибулла, Тассо, писал и оригинальные стихи, пронизанные анакреонтическими мотивами. Он воспевал земные радости, славил любовь и дружбу. Широкую известность ему принесло стихотворение «Видение на берегах Леты», направленное против литературных староверов, объединившихся вокруг А. Шишкова. В этом произведении поэт впервые в русской литературе заговорил о наступлении нового «железного» века с его эгоистической сущностью и отсутствием гуманного начала.
Нельзя не отметить, что уже в ранних стихах Батюшкова проявилось мучительное противоречие между сознанием личности и ее чувствами, между научными знаниями и поэзией, объективным миром и внутренним «я», свойственным человеку переходного времени. С годами мотивы раздвоенности, разочарования, скепсиса, ощущение трагического положения личности в окружающем мире станут ведущими в его творчестве. Недаром позднее В. Белинский отметит, что «неопределенность, нерешительность, неоконченность и невыдержанность борются в его поэзии с определенностью, решительностью и выдержанностью».
С самого начала своей литературной деятельности Батюшков стремился к правдивому раскрытию внутреннего мира человека, передаче тончайших движений его души от восторженного восприятия мира до горестных сомнений в его целесообразности. На протяжении всего своего творческого пути поэт следовал девизу: «Живи, как пишешь, и пиши, как живешь… Иначе все отголоски лиры твоей будут фальшивы».
Когда в 1812 году армия Наполеона вторглась в Россию, Батюшков был болен. И только в феврале 1813 года он смог вернуться в армию, с которой прошел всю Европу. Он принимал участие в битве при Теплице и в знаменитом сражении под Лейпцигом, за что получил орден Святой Анны 2-й степени. На события Отечественной войны Батюшков откликнулся стихами, в которых звучал голос поэта-патриота, с горечью смотрящего на «море зла», захлестнувшее Русскую землю, и призывающего своих друзей к борьбе с иноземными захватчиками. Наиболее ярко это прозвучало в стихотворении «К Дашкову».
Многие стихи Батюшкова периода Отечественной войны – это своеобразный полевой дневник поэта-офицера, в котором запечатлелись воинская удаль и отвага русских воинов, воспевались мужество, упоение боем («К Никите» и др.), отразились реальные события и судьбы близких поэту людей («Тень друга»).
После окончания войны Батюшков навсегда покинул военную службу. Он жил попеременно то в Москве, то в Петербурге, то в деревне. В 1815 году Батюшков принял самое деятельное участие в обществе «Арзамас», и вскоре его вместе с Жуковским приняли в Общество любителей российской словесности. Поэт становится активным пропагандистом «легкой поэзии», задачу которой он видел в том, чтобы способствовать созданию национальной литературы. В своей «Речи о влиянии легкой поэзии на язык» он призывал: «Обогащайте, образуйте язык славнейшего народа, населяющего почти половину мира; поравняйте славу языка его со славою военною, успехи ума с успехами оружия».
В 1817 году Батюшков выпустил сборник «Опыты в стихах и прозе», куда помимо стихов вошли его критические статьи, художественные эссе, путевые заметки, повести, философские этюды и т. п.
К этому времени здоровье поэта резко ухудшилось. Необходимо было жить на юге. Друзья помогли определить его на дипломатическую службу в Италию, куда он выехал в конце 1818 года. Но болезнь не отступала, и все явственнее у него стали проступать признаки наследственного недуга – душевное расстройство. Несмотря на все усилия, вылечить поэта не удалось. Несколько лет он прожил под наблюдением врачей в Германии, а затем поселился у родных в Вологде, где провел последние двадцать лет своей жизни, никого не узнавая и не воспринимая происходившего вокруг. Скончался он в 1855 году от тифозной горячки.
Творчество Батюшкова второй половины 1810-х годов окрашено пессимистическими настроениями. В своих стихах поэт жаловался на душевные страдания, размышлял о ничтожности человеческой жизни, об утрате веры в себя и людей, оплакивал свою судьбу. Его стихотворения стали приобретать характер горьких раздумий, искры веселья, безоблачного счастья почти исчезают из его поэзии. И заключительным аккордом творческой деятельности Батюшкова стало его полное отчаяния и внутренней боли стихотворение «Изречение Мельхиседека» – мучительный крик человека, так и не сумевшего найти гармонию идеала и действительности. Этот трагический мотив будет долгие годы звучать в стихах многих русских поэтов, принимая самые различные формы: от открытого протеста до едкой иронии и горестного смеха.
Батюшков – поэт переходного века. Его творчество явилось своеобразным связующим звеном между поэзией XVIII века и нового столетия. Оно во многом подготовило почву для расцвета новой русской литературы, родоначальником которой стал Пушкин. «Батюшков много и много способствовал тому, – писал В. Белинский, – что Пушкин явился таким, каким явился действительно. Одной этой заслуги со стороны Батюшкова достаточно, чтобы имя его произносилось в истории русской литературы с любовью и уважением».
Поэзия Батюшкова – это книга, которая так и осталась недописанной. «Я похож на человека, – говорил он о себе, – который не дошел до цели своей, а нес на голове красивый сосуд, чем-то наполненный. Сосуд сорвался с головы, упал и разбился вдребезги. Поди узнай, что в нем было».
Выздоровление
Как ландыш под серпом убийственным жнеца
Склоняет голову и вянет,
Так я в болезни ждал безвременно конца
И думал: парки час настанет.
Уж очи покрывал Эреба мрак густой,
Уж сердце медленнее билось:
Я вянул, исчезал, и жизни молодой,
Казалось, солнце закатилось.
Но ты приближилась, о жизнь души моей,
И алых уст твоих дыханье,
И слезы пламенем сверкающих очей,
И поцелуев сочетанье,
И вздохи страстные, и сила милых слов
Меня из области печали —
От Орковых полей, от Леты берегов —
Для сладострастия призвали.
Ты снова жизнь даешь; она твой дар благой,
Тобой дышать до гроба стану.
Мне сладок будет час и муки роковой:
Я от любви теперь увяну.
Июнь или июль 1807
Воспоминание
Мечты! – повсюду вы меня сопровождали
И мрачный жизни путь цветами устилали!
Как сладко я мечтал на Гейльсбергских полях,
Когда весь стан дремал в покое
И ратник, опершись на копие стальное,
Смотрел в туманну даль! Луна на небесах
Во всем величии блистала
И низкий мой шалаш сквозь ветви освещала;
Аль светлый чуть струю ленивую катил
И в зе́ркальных вода́х являл весь стан и рощи;
Едва дымился огнь в часы туманной нощи
Близ кущи ратника, который сном почил.
О Гейльсбергски поля! О хо́л мы возвыше́нны!
Где столько раз в ночи, луною освещенный,
Я, в думу погружен, о родине мечтал;
О Гейльсбергски поля! В то время я не знал,
Что трупы ратников устелют ваши нивы,
Что медной челюстью гром грянет с сих холмов,
Что я, мечтатель ваш счастливый,
На смерть летя против врагов,
Рукой закрыв тяжелу рану,
Едва ли на заре сей жизни не увяну… —
И буря дней моих исчезла как мечта!..
Осталось мрачно вспоминанье…
Между протекшего есть вечная черта:
Нас сближит с ним одно мечтанье.
Да оживлю теперь я в памяти своей
Сию ужасную минуту,
Когда, болезнь вкушая люту
И видя сто смертей,
Боялся умереть не в родине моей!
Но Небо, вняв моим молениям усердным,
Взглянуло оком милосердым:
Я, Неман переплыв, узрел желанный край,
И, землю лобызав с слезами,
Сказал: «Блажен стократ, кто с сельскими богами,
Спокойный домосед, земной вкушает рай
И, шага не ступя за хижину убогу,
К себе богиню быстроногу
В молитвах не зовет!
Не слеп ко славе он любовью,
Не жертвует своим спокойствием и кровью:
Могилу зрит свою и тихо смерти ждет».