- Смотрел картину «Тихий Дон»? Там мужчины вообще считали за позор для себя, воду носить.

- Дураки, - буркнул Толик, - нашли женское дело, такую тяжесть заставляют девчонок носить!

В душе я была согласна с Толиком.

Когда подошла наша очередь, прибежал Борька:

- Давай, сначала заполним нашу кадушку, потом вашу?! – я огласилась, думая, что Борька уже наносил воды.

Мне налили по половинке вёдер, я подлезла под коромысло, и легко поднялась. Не так уж и тяжело… В следующий раз налью немного больше.

Оказалось, Борька не наполнил и половины своей бочки! Но ничего! Согласились, значит, надо выполнять. Так мы и ходили с ставшими уже тяжелеными вёдрами, пока не заполнили Борькину, и мою, кадушки. У нас была почти пустая, ещё одна, но сил уже не осталось, и мы, потные, пошли домой.

Переодевшись, Борька попросился к нам.

- Ты нам не мешай, Борька, - сказала я, - Нам ещё уроки делать.

- Я тихонько, - пообещал Борька. И правда, сидел он тихо, пока не нашёл Юркины игрушки. Тогда он стал катать по полу деревянные машинки, забываясь и грохоча. Сначала я хотела возмутиться, но, глядя на довольное и сосредоточенное Борькино лицо, не стала портить ему настроение: мальчишки всегда мальчишки, что маленькие, что большие. Десятилетний Борька нисколько не отличается от четырёхлетнего Юрика.

Сделав все домашние задания, я спросила у Борьки, сделал ли он свои уроки.

- Нам не задавали, - спокойно ответил он.

- Смотри, Борька, - сказала я, - с двоечниками и врунами я не играю!

- Не вру я… - неуверенно ответил сосед, неохотно убирая Юркины игрушки в коробку, - Мне пора.

Борька ушёл, и скоро пришла мама с Юриком.

- Ну, как у тебя дела, дочка? - поинтересовалась мама.

- Нормальные у меня дела, - ответила я. Было собрание, меня оправдали, а Витьку исключили из пионеров на месяц, - мама даже замерла:

- Надо же!

- Да. За меня весь класс заступился, а Димка с Серёжкой сказали, что девочек обижать нельзя.

- Какие молодцы! Только ты не зазнайся, а то будешь разбивать теперь всем носы, и говорить, что ты девочка, и всегда права!

- Ну что ты, мамочка!

- Вы покушали?

- Да, мы съели, всё, что оставалось, но ещё не ужинали.

- Сейчас что-нибудь приготовлю.

Я вернулась в свою комнату. Толик читал «Пылающий остров», а Юрик забрался под кровать, вынимая оттуда игрушки.

- Толик! – вспомнила я, - Ты, когда ходишь в баню?

- А что? – насторожился Толик.

- Мужские дни среда и четверг?

- Да…

- Да вот, думаю, может, нашего мужика с тобой отправить?

«Мужик» ничего не сказал, Толик, тоже.

- Да, - подумав, решила я, - не доверю я тебе, наверно, это существо.

- Я не существо! – донеслось снизу.

- А кто ты?

- Я мальчик, - засопел Юрик.

- Ты, мальчик, пойдёшь с мальчиком Толей в баню?

- Нет. Я с тобой.

- Я же девочка.

- С тобой лучше, даже лучше, чем с мамой, - я засмеялась, а Толик, покраснев, сказал, что они, наверно, с папой пойдут, если… Что «если», Толик не уточнил, но я и так поняла, что он имеет ввиду, и решила, что обязательно схожу к ним домой, поговорю с папой Толика. Человек он, или кто? Тем более, папа. Я вспомнила своего папу, и в груди стало тепло: милый папа, как я тебя люблю, как скучаю! Хоть бы отпустили тебя на Новый Год!

Мама пригласила нас на ужин, отварив рисовую кашу на молоке. Сладкую! Мы ели, наперегонки, Юрик даже чавкал. Хороший у меня братик, не капризный.

А вот Толик что-то не торопился домой.

- Мама! – вспомнила я, - Мы воды натаскали, с Толиком. Правда, только одну кадушку, больше сил не хватило, нам Борька помог!

- Какие молодцы! – порадовалась мама, - Только ты, Саша, тяжелое не носи, рано тебе ещё, надорвёшься, всю жизнь болеть будешь.

- Я по полведёрка, и на коромысле, не тяжело, только ходить много приходится, потому и устали.

- Умницы. А ты, Толя, что загрустил? – Толик отвернулся, но я заметила, как у него подозрительно заблестели глаза.

- Что, Толик? Опять? – тихо спросила я. Толик кивнул.

- Мама, - решилась я, - Можно, Толик сегодня переночует у нас? Юрик всё равно со мной любит спать, а Толика положим наверху.

- А что случилось, Толя? – заботливо спросила мама.

- Не спрашивай, мама, а то заплачет… - но Толик и так уже тихонько плакал.

- У него что-то дома? – спросила меня мама

- Да, - вздохнула я, - ему опять не дадут поспать.

- Ты бы сходила к нему, Саша.

- В воскресенье схожу, - Толик гневно взглянул на меня, но промолчал.

В своей комнате мы с Юриком не торопясь, разделись и улеглись под одним одеялом. Теперь Юрик не прятался от меня, он прижался горячим тельцем и счастливо засопел мне в ухо.

Потом, спросив разрешения, зашёл Толик, погасил свет, быстро разделся и торопливо взлетел наверх. Повозился там, затих, потом мне послышались тихие всхлипывания.

Я терпела, потом встала, подвинула табуретку, и, встав на неё, разглядела в темноте Толика.

Кроме блестящих глаз почти ничего видно не было, видно было, как Толик вцепился в одеяло.

- Ты чего, Толик? – спросила я. Толик сначала отмалчивался, потом сказал:

- Папа стал сильно пить, с каждым разом всё хуже и хуже. Особенно, когда с тётей Яной. Она меня не любит, когда папа не видит, за ухо таскает, шлёпает. Сегодня она у нас дома, вот я и попросился…

Я не выдержала, погладила Толика по голове. Толик замер, но ничего не сказал.

- Успокойся, Толик, - тихо сказала я, - вот сходим к тебе домой, и я всё скажу твоему папе. Ему станет стыдно, и всё изменится.

Толик недоверчиво сопел, но ему были приятны мои слова.

- Ты, когда меня утром будешь будить, не сдёргивай одеяло, - смущённо попросил он.

- Почему? – удивилась я.

- У меня… трусов нет, - ещё больше смутился мой друг.

- Почему это ты без трусов? – удивилась я.

- Старые расползлись совсем, я их постирал, они ещё не высохли, а новые я собираюсь купить на пенсию.

- Какую пенсию?

- Папа, по инвалидности, получает пенсию. Если от денег что останется, - закончил он тихо, а я совсем расстроилась.

Может, я и предложила бы ему свои трусики, да и у меня не слишком много их, только на сменку.

Да и наденет ли он девичьи? Я бы надела, потому что спать без трусиков я не привыкла, хотя мама и говорила мне, что лучше спать в длинной ночной рубашке, и без трусиков, потому что резинка мешает крови перетекать по телу, особенно в районе малого таза… Это я запомнила, потому что смешно было: у меня есть таз! Но не люблю я ни маек, ни рубашек, перекручиваются они, наверно, я верчусь во сне.

Ничего не придумав, я пожелала Толику спокойной ночи, и сама улеглась, нежно обняв братика, как игрушку.

Утром, встав, я растолкала Толика и отправилась на процедуры. Опять опередила Борьку, но он вышел, и терпеливо ждал меня, на этот раз надев штаны.

- Что ты там так долго? – попенял он мне, - Верёвку проглотила?

Я, молча, набрала снегу и засунула ему за воротник.

- Ай, дура! – взвизгнул он от холода.

- Не будешь дразниться! – объяснила я ему свой поступок, и спокойно пошла домой.

Но меня настиг снежок, выпущенный меткой рукой Борьки.

- Ах, так! – рассердилась я, но мой снежок опять разбился о дверь уборной.

- Ну, погоди! – рассердилась я, - Не дам тебе сегодня портфель нести, сегодня Толик понесёт!

Молчание.

- Толик что, придёт к тебе?

- Зачем придёт? Он сегодня ночевал у меня…

- Как, ночевал?! – закричал Борька, открывая дверцу. Даже штаны не натянул.

- Чего ты? – удивилась я, стараясь не смотреть на Борьку.

- Я тебе этого…

- Ты что, Бориска? Мы его положили на Юркино место, а Юрка спал со мной.

Борька скрылся за дверью, оттуда послышался протяжный всхлип.

- Вот чудак! – удивилась я.

Зуб совсем расшатался, даже оторвался с одной стороны, но отрывать совсем было больно, и я оставила его на месте.