- А Витькин? – спросил кто-то.

- Что, «Витькин», - спросила учительница.

- Витькин некрасивый поступок? – встал Дима.

- А причём здесь Витя?

- Витька первый напал на Сашку!

- А кто видел?

- Я видел! – заявил Дима.

- И всё?

Тут зашевелился и поднялся, сначала половина, а потом, и весь класс.

- Ну, это неправда, весь класс не мог всё видеть, - усмехнулась Екатерина Семёновна, а я удивилась, узнав, сколько у меня, оказывается, друзей.

- Могли, - сказал Дима, - Была перемена, и все были в коридоре.

- Только нос разбили Вите, а не Саше!

- А вы бы хотели, чтобы Саше?!

- Не груби учителю! – прикрикнула Екатерина Семёновна, - А вы, ребята, садитесь.

Все, кроме Димы, сели.

- А ты что стоишь, Дима? Хочешь ещё что-то сказать?

- Да, хочу! Если Сашу исключат из пионеров, я первый сниму галстук!

- И мы все тоже! – крикнули с места.

- И мы, и мы! – закричали отовсюду.

- Это уже бунт! – возмутилась Екатерина Семёновна.

- Никакой это не бунт, - вступилась Раиса Ивановна, - это не педсовет, а пионерское собрание, где ребята сами должны принимать решение, правильно, Галя? – Галя кивнула:

- Только я не успела оформить всё, как следует. Надо выбрать секретаря.

- Зверева! – весело крикнул Пашка Смирнов, - У него самый красивый почерк!

- Хорошо, кто за то… Единогласно! Теперь выберем председателя… Дима. Очень хорошо!

Вот, тебе, Толя, лист бумаги, будешь вести протокол, а ты, Дима, иди сюда, будешь вести собрание.

- Что тут вести? На повестке дня у нас стоит один вопрос, разобрать поступок пионерки Денисовой Александры, и пионера Виктора Шлыкова. Кто за утверждение повестки?

- Разбирать только поступок Витьки! – встал Лёня Быков, - Сашка здесь совершенно ни причём! Предлагаю снять с него галстук сроком на месяц и объявить выговор с занесением в учётную карточку!

- Можно и без занесения, - сказал Вовка Коновалов, но со снятием… - все засмеялись, а его брат… Они, кстати, были не близнецы, двойняшки, и Сергей на сколько-то минут был старше Вовки, и крупнее. Все его считали старшим.

Так вот, старший брат встал, и сказал:

- Мы действительно слишком долго терпели выходки Шлыкова, наконец-то, хоть девочка, поставила его на место. Вообще, Саше надо объявить благодарность. А нам всем должно быть стыдно!

Сергей был уважаемым человеком, у него мама была главврачом местной больницы.

- Толя, ты записываешь? – в наступившей тишине спросила Галя. Толик кивнул.

Мы с Витькой смотрели друг на друга, и ничего не понимали.

- Ребята, - сказала я, - мы с Витей по-дружески подрались, не надо нас наказывать. Мы сейчас пожмём друг-другу руки, и больше не будем. Правда, Витя?

Витька судорожно кивнул, соглашаясь.

- Э, нет, - сказал Сергей. У нас всё записано и запротоколировано. Назад пути нет, что сделано, то сделано. И вообще, - сурово сказал он, - не думаю, что, если бы Сашку осудили, Витька попросил бы её не наказывать! – Витька молчал.

- Ну, что? – спросила Галя, - за что будем голосовать? За снятие галстука с занесением, или без занесения?

- На первый раз без занесения можно, - сказал Вовка, и все его поддержали.

- Я этого так не оставлю! – возмутилась Екатерина Семёновна, - Обвинили пострадавшего!

- Не девочку же нам осуждать! – запальчиво крикнул Дима, и все его поддержали гулом.

Екатерина Семёновна вышла, хлопнув дверью, а Раиса Ивановна сказала:

- Молодцы, ребята!

Витька постоял, постоял, и заплакал, теребя кончик своего шёлкового галстука. Мне стало его жалко.

- Может, пусть не снимает? На бумаге, будто исключили, а на самом деле…

- Хороший ты парень… Сашка! – сказал Димка, и все засмеялись. А я возмутилась.

- Не кипятись! – успокоил меня Дима, - Песню, что ли не помнишь: «хороший ты парень, Наташка». А ты будешь у нас Сашка! Но Витька должен снять свой галстук. Торжественное обещание давал? Давал. Что там сказано? «А если я нарушу это своё торжественное обещание, то пусть на меня ляжет проклятие и гнев товарищей»! Вот, что там написано! А ты, Витька, нарушал, и не раз! И сюда пришёл, чтобы поглумиться над девочкой!

- Я не…- сквозь слёзы сказал Витька. – Я не глумиться… Меня заставили…

- Сашу никто не смог заставить склониться! А ты ревёшь… Свободен.

Витька, со слезами, вышел, а мы, оформив протокол и расписавшись, направились домой.

Только думалось мне, что это ещё не конец истории.

- Толик, ты ко мне?

- Если можно.

- Я с папой поговорила, и он разрешил. С тобой хорошо уроки делать.

- Саша, можно, я по-быстрому сделаю, и почитаю? – заискивающе спросил Толик, заглядывая мне в глаза.

- Конечно можно, - засмеялась я, - только, когда мне будет что-нибудь непонятно, подскажешь.

- Подскажу!

Борьки не было, у них не было классного часа, и они разошлись по домам. Я поняла, что меня тревожило: на собрании был один наш класс. Почему не было Витькиного? Просто хотели снять с меня галстук, и всё? А теперь что? Объявят собрание незаконным?

Что теперь гадать! Что будет, то будет.

Подойдя к дому, увидели, что Борька носит воду.

- Ой! – сказала я, - У нас тоже, наверно, вода кончается! – зайдя в сени, заглянули в пустые бочки, задумались.

- В субботу у мамы большая стирка, - сказала я, - а ты как стираешь?

- Отдаю в прачечную, - буркнул Толик, - Дорого, а что делать? Иногда и заплатить нечем. Стираю только своё бельё…

- Да, надо бы помочь маме, хоть одну бочку наполнить. У меня есть маленькие вёдра…

- Давай я тебе помогу! – расхрабрился Толька.

- Пошли, сначала пообедаем? – предложила я. Толик не отказался, тем более что час обеденный уже прошёл.

Мы с Толиком подмели всё, что осталось со вчерашнего дня, потом я перемыла всю посуду, критически поглядывая на Толика: какой он всё же маленький и худенький: нагрузишь на него коромысло, с вёдрами, он и переломится!

- Ты не думай, Саш, я сильный! – понял мой взгляд Толик, - Ты думаешь, у нас дома водопровод есть?

- Ты сам воду носишь? – Толик кивнул, - А папа? – Толик засмущался: - Куда ему, с больной ногой…

А я подумала, что у нас в городе немало инвалидов войны, ходят на самодельных неуклюжих протезах, и воду носят, и дрова рубят. У нас дрова рубит мама, и уголь носит, мне не доверяет. Топор, он острый, а уголь – тяжёлый. И воду, в основном, носит мама, и стирает на руках, в субботу, полдня, потому что в субботу у мамы короткий день. Потом мы, ближе к вечеру, идём в баню, где мама моет нас с Юркой, до глубокой ночи готовит нам еду, штопает прохудившуюся одежду… Иногда и уроки у меня проверяет, но я не такая наглая, чтобы забыть про уроки, хоть в чём-то надо помогать маме! Вот и Юрика по утрам умываю и в садик отвожу.

Вздохнув, я начала собираться по воду, но замерла, глядя на Толика: не брать же его с собой в школьной форме! Обольётся, потом опять гладь ему!

- Подожди, Толька! – сказала я, и вышла во двор. Вовремя. Борька, пыхтя, тащил очередную партию воды.

- Бориска! – позвала я. Борька встал, как вкопанный, недоумённо хлопая глазами.

- Борь, у тебя есть, во что одеть Толика, нам тоже надо воды наносить.

- А ты будешь иногда меня Бориской называть? – поставил условие Борька. Я согласилась, тогда Борька быстро перелил содержимое вёдер в кадушку, и побежал искать одежду. Скоро он вынес линялый лыжный костюм:

- Вот, Саня, держи! Он тёплый, можно сверху ничего не надевать, и так будет жарко! А я тебе тоже помогу!

- Да ты устал уже! Вон как пыхтишь!

- Ничего, в другой раз и вы с Толькой мне поможете!

- Не сомневайся! – радостно ответила я.

На улице было не холодно, и мы, переодевшись с Толькой, в почти одинаковые лыжные костюмы, выглядели как два брата. Я фыркнула и достала из-под шапки свои тощие косички, чтобы меня не приняли за мальчишку.

На колонке была небольшая очередь. Я отдала Толику свои маленькие ведёрки, сама взяла мамины, десятилитровые, с коромыслом, сказав, что буду наливать по половинке, а на коромысле гораздо легче носить. Толик сначала спорил, на что я сказала: