Ангелина неожиданно встала:

– Поздно. Вы слишком долго добирались, господин Лев. Мне уже пора уходить.

– Ты с ума сошла? – задохнулась Сима.

– Репетиция была назначена на семь часов. Сейчас уже без двадцати девять. До свидания.

Схватив ее за руку, Сима отчеканила:

– Ты никуда не пойдешь, поняла? Пока мы не покажем хотя бы одну сцену, ты останешься здесь.

– Вы хотите, чтобы меня убили? – поинтересовалась Ангелина с таким спокойствием, что это произвело впечатление даже на Потапова.

– Не надо крови. – Правый уголок его губ пополз кверху. – Я вполне могу подождать до завтра. Надеюсь, в ваших гостиницах найдется один свободный номер?

Сима быстро закивала:

– Я все устрою, Лев Алексеевич.

– Сима!

– Простите! – Она прижала руку к груди, выразительно округлив глаза. – Просто – Лев. Как я могла забыть?

Не дожидаясь, пока они закончат любезничать, Ангелина быстро пошла к выходу, больше ни с кем не прощаясь. Потапов проводил ее взглядом.

– Кто знает, – сказал он, – какой стала бы Геля через какое-то время…

– Она – лучшая Геля, – убежденно произнесла Сима. – Завтра вы убедитесь в этом.

Уже после все произошедшее показалось ей сценой из дешевой мелодрамы: она устроила его в номере, он удержал ее руку, протянутую на прощание.

– Разве вы не останетесь?

– Да вы с ума сошли! – Сима взглянула на круглые настенные часы, даже на вид стоившие копейку, как и весь номер. – Уже почти полночь. Я и сейчас-то с трудом доберусь домой. С такси у нас тут проблемы…

Лев потянул настойчивее:

– Серьезно? Вот и оставайтесь. Не пешком же идти среди ночи.

– Лев Алексеевич, вы перепутали роли. Вы – не герой-любовник, вы – автор, – отчеканила она, чтобы разозлить его хотя бы отчеством, которое было вполне приличным, но почему-то раздражало Потапова больше, чем претенциозное имя.

Но на этот раз он только поморщился и улыбнулся во весь рот. Тому, кто видел его улыбку, немедленно хотелось острить и валять дурака, лишь бы это сияние не гасло. Но Сима успела подумать об этом раньше, чем впасть в зависимость, и потому постаралась так же улыбнуться в ответ. Так, конечно же, не получилось, но какое-то подобие солнечного света она из себя выжала.

Не отпуская ее руку и уже причиняя боль, потому что Сима не оставляла попыток вырваться, Лев ласково проговорил:

– Ладно, пусть я не герой-любовник… Но я ведь не безнадежный урод, чтобы перспектива провести со мной ночь так ужасала! А в ваших глазах – ужас.

– В моих глазах – обида, – пояснила Сима, стараясь не распаляться и говорить спокойно.

– Серьезно? Обида на что?

Склонив голову набок, он заглядывал в ее глаза с таким простодушным видом, что Симе захотелось не отчитать его, а потрепать по щеке. Прижать ладонь к этой щеке и насладиться теплом, которого она еще не знала. Рукопожатие, из которого Сима так упорно выбиралась, не позволяло прочувствовать его…

– На то, что меня приравнивают к гостиничной шлюхе, которой к тому же можно и не платить, – ответила она, и сама услышала, какая глупость прозвучала.

Лев рассмеялся взахлеб, совсем по-детски:

– А вы хотите, чтоб я вам заплатил?

– Я сама могу вам заплатить!

– Ага! – У него даже глаза просияли. – Так вы иногда покупаете себе мальчиков, а? Признавайтесь!

– Вы – не мальчик.

Вздохнув, он подтвердил:

– Не мальчик. Похоже, мы с вами ровесники. Я староват для вас? Это мой преклонный возраст мешает вам остаться?

– И мои нравственные устои. – Сима оскалилась и мгновенно спрятала улыбку.

Неожиданно Лев выпустил ее руку:

– Просто я вам не понравился. Ну что ж… На нет и суда нет. Спокойной ночи.

Она даже растерялась. И больше оттого, что внезапно поняла, как же ей не хочется, чтобы он ее отпускал. Но пришлось принудить себя:

– Спокойной ночи.

Подхватить сумочку, сделать несколько шагов до двери, повернуть ручку – что может быть проще? Но когда раздался оклик, Сима испытала невероятное облегчение.

– Подождите, Сима! А просто посидеть со мной в ресторане вы согласитесь?

Забыв, как показывала этот кокетливый жест своим артисткам, она посмотрела через плечо:

– Ужин и по домам?

– И я сам вызову вам такси.

«Эти глаза умеют лгать. Еще как!» – Она подумала об этом без страха, без сожаления. В конце концов, что она теряла? Свою безупречную репутацию? Да не была она такой уж безупречной… Мальчиков, конечно, не покупала, до этого еще не дошло, но мужчины бывали у нее в доме, и она не считала это чем-то постыдным. Обета безбрачия после развода не давала…

– Ладно, пошли.

Пальцы Потапова сошлись выше ее локтя:

– У меня знакомый поэт есть, он любой женщине может сказать: «Худенькая ты моя!» Многим это нравится…

– Я не сижу на кремлевской диете, если вы об этом.

– Просто безумие какое-то с этими диетами… Кто внушил девочкам, что мужчинам нравится биться о кости?

– Мужики тоже подсчитывают очки, будьте спокойны!

– У вас татуировка на руке. – Лев погладил ее согнутым пальцем. – Что она значит?

«А вот это зря!» – едва не вырвалось у нее. Но отвечать на это приходилось не впервые. Сама виновата, нужно было делать тату где-нибудь на животе, чтобы в глаза не бросалось.

– Первые буквы имен моих дочерей. Переплетены накрепко и вживлены в мою кожу.

Потапов остановился посреди гостиничного коридора:

– Серьезно? С кем же они сейчас?

– С мужем.

– Ого! Так вы поэтому так рвались домой?

– В Америке.

– А-а, – с облегчением выдохнул он и снова потянул ее за собой. – И надолго они?

Сима заставила себя произнести это. Ей даже не пришлось зажмуриваться, чтобы не выдать боли.

– Навсегда. Наверное, навсегда.

Он сконфуженно пробормотал:

– В самом деле?

– И муж, кстати, уже бывший, так что крепкую советскую семью вы не разрушаете.

– Ну, слава богу!

– Я была уверена, что вы ответите: и не собирался.

Спустившись на одну ступеньку ниже, Лев обернулся, и они оказались лицом к лицу.

– Серьезно? А если как раз собирался?

– Если бы семья была, то вам это не удалось бы. Я была верной женой, как это ни странно. Хотя почему – странно? Не такая уж это и редкость в нашем театральном мире, как думает обыватель.

– Вам кажется, он думает о нас?

– Может, мы уже пойдем? – взмолилась Сима.

Потапов улыбнулся так, будто все понял, вообще уже все знал о ней, и повел Симу вниз, церемонно поддерживая ее руку. Ей увиделось это кадром из еще не задуманного фильма: «Какая шикарная картинка! Он – шикарный мужик, ничего не скажешь… Хотя, наверное, не очень богатый. На электричке приехал. В одежде не разбираюсь… Может, эти джинсы на нем стоят целое состояние, а может, три копейки. Ему вообще-то можно и не тратиться. С таким-то лицом! Дело даже не в том, что черты правильные, зубы хорошие… В нем столько обаяния, что от его лица просто невозможно отвести глаз. Что за идиотизм – отказываться от возможности полюбоваться им спящим?!»

В ресторан Сима уже вплыла сомнамбулой, завороженная самой же придуманным видением: едва прикрытый простыней, Лев спит, утомленный, по-детски чуть приоткрыв губы, словно удивляясь своим снам, а она, приподнявшись на локте, напитывается его красотой. Адонис, наверное, был таким…

– Нам, пожалуйста, столик на двоих, в каком-нибудь укромном уголке, – обратился он к администратору.

– И подальше от музыкантов, если можно, – вставила она.

Лев посмотрел на нее с любопытством:

– Вы не любите джаз?

– Люблю. Но я люблю слушать его, а не пытаться перекричать.

– Верно. – Он улыбнулся. – Пойдемте, кажется, нам что-то подыскали.

Ресторанчик ей понравился. Интерьер – стилизация под начало прошлого века: старые буфеты темного дерева, тяжелые бордовые портьеры, фотографии Чарли Чаплина и других кумиров того времени, даже книжные полки… Сима попыталась рассмотреть, настоящие там стоят тома или муляжи, но на глаз распознать не удалось.