Если Сабина считалась царицей женской литературы, то Мариуш Зыгмунтович был безраздельным властелином мира детективов. Они не могли быть конкурентами, и, возможно, именно этот факт способствовал их удивительной дружбе. Сабина и Мариуш никогда не виделись вживую. Познакомились они в те времена, когда она была еще журналисткой, а он – уже довольно известным писателем. Она провела с ним интервью по телефону, и текст он принял без существенных правок, что было в его случае практически исключением. Зыгмунтович был известен как большой оригинал, отшельник и чуть ли не мизантроп – любовью к ближнему он явно не горел. Тем труднее Сабине было понять, почему именно ее он решил впустить в свою осажденную крепость, а затем и одарить небывалым доверием. Возможно, его тронуло то, что Сабина, ни капли не обидевшись на его, мягко говоря, малообщительность во время интервью, сама обратилась к нему вскоре после успешного выхода «Дождя, который к счастью» и попросила дать несколько профессиональных советов. Тогда она уже начала осознавать, что ее спонтанная писанина – не такая уж и ерунда, и столкнулась с ожиданиями читателей, возросшими после неожиданного успеха ее первой книги. Опытный писатель, внимательно прочитав то, что Сабина ему отправила, дал всего один совет: «Вот так же пиши и дальше и не беспокойся о том, что о тебе будут говорить и как отзываться. У тебя инстинкт. Этому не научишь».

Зыгмунтович был на несколько лет старше Сабины. В Катовице он жил с самого рождения и никогда оттуда не выезжал. Его детективы в стиле ретро, сюжеты которых разворачивались во время оккупации, имели несколько неоднозначную славу. Кроме умело созданной интриги и педантичного соблюдения исторических деталей, творчество Зыгмунтовича отличалось исключительно смелыми эротическими сценами, которые, несомненно, внесли огромный вклад в популярность его романов.

Знакомство двух писателей началось с обмена электронными письмами, а продолжилось по телефону, и вскоре эти периодические телефонные разговоры, длившиеся бесконечно, вошли у них в привычку. «Киска, мне уже пора ревновать?» – комментировал, бывало, Анджей, застенчиво улыбаясь, когда его жена снова более чем на час запиралась в комнате с телефоном. Эти намеки она не воспринимала всерьез, зная, что ревнующий Анджей – это оксюморон: измены попросту не вписывались в прямолинейную картину его мира. Да и причин ревновать не усматривалось: ее отношения с Зыгмунтовичем были лишены всяческой эротической окраски. И хотя из-под его пера рождались разжигающие воображение сцены для взрослых, в непосредственном общении их автор был деловит, местами подчеркнуто принципиален, и ни о каком флирте – даже невинном – не могло быть и речи.

Впрочем, это не означало, что разговоры с Мариушем были скучны или слишком предсказуемы. Друг Сабины был увлекательным собеседником – блестяще интеллектуальным и немного саркастичным: иронией он пользовался мастерски. «Королевскую чету» литературы связывало также глубокое равнодушие к собственным успехам, прежде всего к тяготящим последствиям этих успехов, и ненависть к своим героям, принесшим им деньги и славу, но отнявшим покой и чувство жизненной свободы.

– Теодора нужно познакомить с Амелией. У них будет пылкий роман с роковым концом: они погибнут от тайфуна, который, как на грех, разбушуется над предместьями Клодзко, где пара будет проводить романтический уик-энд, – начинала Сабина.

– Да, но незадолго до этого Амелию изнасилует и жестоко изобьет Теодор, охваченный никогда ранее не случавшимся с ним приступом бешенства, – подхватывал Зыгмунтович.

Вот уже несколько лет их ритуалом и излюбленным развлечением было выдумывание все более абсурдных способов умерщвления своих персонажей. (Теодор Бальцар, мрачный комиссар полиции, был главным героем детективной саги Зыгмунтовича.)

Однако на этот раз было не до шуток. Положение у Сабины сложилось серьезное: из монитора на нее изливались нескончаемые волны ненависти – одна за другой. Такое удручило бы и самого крутого парня, не то что Сабину, привыкшую к милым письмам восторженных читательниц.

– Включи компьютер и посмотри, что происходит, – сказала она в трубку.

– Погоди-ка. – Послышался звук загружаемого компьютера, и после паузы Зыгмунтович произнес: – Ну, Сабина, у тебя есть яйца!

– Яйца, может, и есть, а вот инстинкта самосохранения, похоже, нет. И что мне теперь делать, Мариуш?

Писатель тяжело дышал, похрипывая в трубку.

– Гм… Наверное, ничего. Все, что ты сейчас сделаешь, обернется против тебя. Пережди. Волны дерьма в Интернете пробегают быстро. Через несколько дней их жертвой станет кто-нибудь другой.

– Легко тебе говорить – пережди… Они же меня линчуют.

– Да ладно тебе!

– Нет, в самом деле…

– Сабина, – Зыгмунтович говорил без капли сомнения в голосе, – это всего-навсего Интернет.

– Но за этим стоят реальные люди.

– Успокойся, у каждого свои проблемы и счета, которые надо оплатить, у кого-то мать с болезнью Альцгеймера, у кого-то кредит во франках… Ты что, всерьез думаешь, что их волнует твоя жизнь? Это все спектакль.

Сабина призадумалась:

– Ты так полагаешь?

– Ну а скажи, как повлияла на твою жизнь заварушка с той куколкой, что по пьяной лавочке закатила скандал в театре?

– Никак.

– А если б ты встретила ее сейчас, то что?

– Ничего.

– Вот именно. И обдумай это. Тебе ничего не угрожает. Сегодняшние скандалы – не то что давнишние. Сегодня никто никого не вызывает на дуэль. – Писатель ловко намекнул на героя своего последнего романа, который, защищая честь дам, отправлял мужчин к праотцам.

Разговор с Зыгмунтовичем придал Сабине оптимизма. «Может, и впрямь нечего психовать? Еще немного, и все обо всем забудут. Ну, кроме Магдалены Телешко, но ее неприязнь мы уж как-нибудь переживем».

Она решила принять душ с ароматными маслами, чтобы расслабиться и смыть с себя всю эту грязь. Но когда струи теплой воды сбегали по ее волосам, внезапно раздались адский грохот – кто-то что было сил колотил в дверь – и дикий ор:

– Ты ненормальная! Ненормальная!

Вода заливала Сабине глаза, и она принялась на ощупь искать выключатель на мудреной панели управления. Увы, вместо того чтобы перекрыть подачу воды, она нечаянно потушила свет и включила радио, что еще сильнее разъярило рвущуюся в ванную Ружу.

– Тебе не удастся заглушить свою совесть этим идиотским радио! Ты не заставишь меня замолчать! Ты позоришь меня, и все. Я тебя ненавижу!

Наконец у Сабины получилось перекрыть воду. Она вылетела из душевой кабинки, скользя на мокром полу, наспех обмоталась полотенцем и закричала:

– Эй, Ружа, подожди! Я тебе все объясню!

– Не желаю я слушать твои жалкие объяснения! Ты публично оскорбила мою любимую писательницу и продемонстрировала, насколько презираешь людей, которые беднее тебя! Ты, из года в год жравшая дешевые рыбные консервы на ужин! Никогда тебе этого не прощу! Никогда!

Хлопнув дверью, Ружа выбежала из квартиры.

Сабина оперлась спиной о стену, и слезы сами потекли из глаз.

Электронное письмо от Люцины вызвало в Сабине нервную дрожь:

Писательница тут же потянулась за телефоном. «Привет, ты звонишь Люцине Кораб-Ольшанской, я сейчас не могу говорить, оставь сообщение, и я перезвоню», – бархатным голосом отозвался автоответчик. Сабину охватил страх. Она была на сто процентов убеждена, что в кризисном управлении – особенно когда кризис касается имиджа – Люцина не лучший специалист. Да и все «гениальные планы» в ее исполнении обычно заканчиваются провалами. А значит, стоит ожидать чего-то ужасного.